и коней. На черной обугленной земле лежали тела рыцарей и богатырей. Непостижимым образом пламя не тронуло их. Илья поспешил к боевым товарищам. Матвей с большим трудом поднялся и, шатаясь, также пошел к месту сражения. Муромец остановил коня недалеко от Торна и спрыгнул на землю. Великан был еще жив, он зажимал рукой кровоточащую рану на груди. Но кровь текла из этой и множества других ран.
— Торн! Я перевяжу тебя. У меня с собой есть целебная мазь.
— Нет, Илья, — каждое слово давалось Торну с огромной болью. — У меня пробито сердце, ничего не поможет… Я скоро умру… Я счастлив, что сражался вместе с тобой.
Комок подкатил к горлу Муромца, срывающимся голосом он произнес:
— Я горжусь, что ты был вождем нашего отряда.
— Мы победили их?
— Да, войска фараона больше не существует. Эта же участь ожидает и самого Ранзеса. Клянусь!
— Я знаю, Илья. Ты сделаешь это. Мы могли бы с тобой еще славно повоевать. Не придется…
Торн выдохнул из себя последние слова:
— И придет день. И придет час.
Торн умер.
На тело Торна падали слезы, Илья тихо плакал. На короткое время богатырь стал словно маленьким беззащитным мальчишкой, только что навсегда потерявшим лучших друзей.
— Они мертвы… Они все мертвы… — бормотал Матвей, который брел по полю в поисках живых товарищей по оружию. — Погибли не от огня. Порублены клинками всадников фараона.
Смерть каждого воина опускалась непомерной тяжестью на плечи Матвея. Все трудней и трудней давался ему очередной шаг. Возле тела могучего Торна колени подломились, и Матвей рухнул на землю:
— Я не смогу с этим жить! — Пальцы Матвея, ломая ногти, впились в землю. — Я виноват. Если бы выстрел из огнива был в самом начале сражения, все могло быть по-иному. Они были бы сейчас живы… Живы!!!
— Огонь уничтожил то, что в силах был уничтожить. Часть змеиной армии все равно бы осталась, и нам пришлось бы сражаться. — Илья смотрел на друга чуть припухшими, но уже сухими глазами.
Матвей поднял голову, хотел еще что-то сказать, но промолчал: к ним приближались жители Куршира.
Во главе процессии шел седой старец с длинной белой бородой. Подойдя к воинам, жители склонили головы.
— Ваши товарищи погибли героями. Мы сами похороним их до заката. — Илья кивнул в знак согласия, белобородый старик чуть заметно шевельнул рукой, и женщины разошлись по полю брани к павшим воинам. — Надо отправляться к гробнице. — Старец посмотрел, как медленно поднимается на ноги Матвей, потом перевел взгляд на Муромца. — Кто-то освободил дух фараона. Нужно уничтожить его.
— Вы уверены, что фараон все еще в гробнице?
— Да. За сотни лет он отвык от чистого воздуха Светлого Мира. Как пловец, нырнувший на большую глубину и дышащий через воздушный пузырь, не может быстро подняться на поверхность, иначе погибнет, так и фараону надо пару дней привыкнуть к нашему воздуху. Конечно, чистый воздух его не погубит, но без адаптации ему тяжело будет передвигаться. Поэтому он сейчас сидит в гробнице и постепенно привыкает.
— А если фараон съел сердце человека? — спросил Илья.
— Плохо, если так. Но его можно одолеть. И поможет то, на чью помощь уже не будешь надеяться.
— А если подробнее? — попросил Матвей.
— Я не знаю, что это. Так говорил мой прадед. Мне понравилась фраза, и я ее запомнил.
— Значит — надо идти сейчас… — Илья обвел взглядом ратное поле.
Старик заметил боль в глазах богатырей.
— Не ваша вина, что дух фараона вырвался на волю.
Илья только крепче сжал рукоять своего меча:
— Ладно, сейчас смажем раны целебной мазью и отправимся к гробнице, — и добавил, обращаясь к Матвею: — Нам обязательно надо прикончить фараона и вернуться в Лондон. Не только для того, чтобы уничтожить Термидадора… У меня есть вопросы к Верховному друиду, и я хочу, чтобы Том Арчэл на них ответил.
Поддерживая друг друга, Илья с Матвеем направились к коню Муромца: там в переметных сумках лежал целебный бальзам, сваренный Еленой Прекрасной.
Им вслед старец тихо пробормотал:
— Идите, теперь никто не сможет вам помешать.
АБСОЛЮТНОЕ ОРУЖИЕ
Солнце палило нещадно, будто хотело в этот день испепелить все живое, что еще осталось на Территории. Но богатырь и капитан не замечали жару, они даже не хотели пить. Илья и Матвей стояли на земле возле гробницы, рядом лежали тела двадцати девяти погибших в неравном бою воинов принца и сотня трупов зеленых чудовищ.
— Вернемся из гробницы — похороним воинов как положено. А этих тварей сожжем, — сказал Муромец.
— Жди меня здесь, не скучай! — Илья погладил по гриве своего коня.
— Буду ждать, — ответил богатырский конь.
Илья оторопел.
— Так ты по-человечьи мыслить умеешь? И благодаря волшебным орешкам я тебя понимаю. А чего раньше молчал?
— А зачем говорить? Мы друг друга всегда и без слов понимали, — отвечал верный конь.
— И то правда.
— Я буду ждать, — повторил конь, и богатырь понял, что его верный друг будет ждать, даже если Илья не вернется. Будет ждать, пока не погибнет от лучей испепеляющего солнца, от голода и жажды. Сердце защемило. Илья погладил коня и повернулся к Матвею.
— Я догадываюсь, что ты сейчас мне ответишь. И все-таки фараон, сожравший человеческое сердце, опаснее всего змеиного войска! Два часа назад я потерял двенадцать товарищей, лучших воинов. Я не хочу, чтоб погиб и ты! Останься здесь.
Матвей отрицательно покачал головой и сказал:
— Я так рассуждаю: по всем законам здравого смысла я должен был погибнуть под Курширом. Великие богатыри пали, а я уцелел! Раны — не в счет. И если высшим силам будет угодно, чтобы я здесь расстался с жизнью, то это произойдет! Независимо от того — войду ли я в гробницу или нет. Прихлопнет меня фараон, или змея укусит, или еще что-нибудь случится. Не стоит бегать от провидения, не стоит пытаться обмануть судьбу. Но это я уже повторяюсь. Твой молчаливый конь прав — не будем тратить слова и терять время. Нам потом еще трястись по пустыне до Александрии, где-то раздобывать топливо и лететь в Лондон…
Стена гробницы, из которой вышло войско фараона, была плотно закрыта. Словно и не открывались огромные каменные ворота. Зато потайной вход был открыт. По нему и вошли в гробницу богатырь и капитан.
Они быстро спустились по ступенькам, прошли короткий коридор. Перед входом в зал лежала раскуроченная железная дверь, а каменная плита закрывала только половину входа.
Матвею, чтобы пройти в зал, достаточно было лишь немного наклониться, Илье протиснуться
