служанкой Эльзой. Также утверждает, что он был на шабаше в Хауптсфорвальде, но сначала осквернил гостию. Юний отрицает и это. Тогда ему объявили, что все его сообщники сознались и разоблачили его, дали время подумать. В пятницу, 30 июня 1628 года вышеупомянутого Юния снова убеждали сознаться, без применения пыток, но он снова отказался, тогда поскольку он ничего не показал, его подвергли пытке и сначала применили тиски для пальцев. Говорит, что никогда не отрекался от Господа Спасителя и никогда не был крещен никаким другим именем, готов был поклясться в том своей жизнью; от тисков не чувствовал никакой боли. Тиски для ног. Ничего не признает, боли по-прежнему не чувствует. Обвиняемого раздели и обыскали; на правом боку обнаружили синеватое пятно в форме трилистника, трижды кололи булавкой, что не вызвало ни крови, ни каких-либо ощущений. Страппадо. Никогда не отрекался от Господа. Бог его не оставит. Будь он таким негодяем, то не позволил бы так себя мучить. Бог должен подать какой-нибудь знак его невинности. Он ничего о ведовстве не знает. 5 июля вышеупомянутый Иоганн Юний без применения пыток, но при настойчивом понуждении сознался.
Когда в 1624 году процесс в Ротвайле обошелся ему в шесть сотен флоринов, вышел он в августе месяце в свой сад во Фридрихсброннене и уселся там в задумчивости. Пока он так сидел, подошла к нему женщина и стала спрашивать, отчего он так печален. Он ответил, что вовсе не печален, но она соблазнительными речами заставила ее уступить ее воле… А затем девушка обернулась козлом, который заблеял и сказал: «Теперь ты видишь, с кем тебе пришлось иметь дело. Ты будешь моим, а иначе я сломаю тебе шею». Тогда он испугался и задрожал с головы до ног. Но дух схватил его за горло и потребовал, чтобы он отрекся от Всевышнего, на что Иоганн ответил: «Господи, помоги мне», и дух тотчас исчез, такова была сила этих слов. Но враг немедленно вернулся, с людьми, и снова стал требовать, чтобы Юний отрекся от Господа и всего небесного воинства, и так его ужасно запугал, что тот произнес за ним следом такие слова: «Я отрекаюсь от Господа и всего Его небесного воинства и отныне признаю дьявола своим богом». После отречения присутствующие так его убеждали, что он позволил дьяволу наречь себя именем злого духа. Morhauptin дала ему дукат крестильного золота, которое потом превратилось в черепок от горшка. Имя ему дали Крикс. Его суккуба звали Лисица. Собравшиеся поздравляли его от имени Вельзевула и говорили, что они теперь все равны. На крещении, помимо прочих, присутствовала упомянутая Morhauptin Кристиана, молодой Гайзерлин, Пауль Глазер, Каспар Виттих и Клаус Себхард, садовники. Затем они исчезли. В это время его любовница пообещала снабжать его деньгами и брать время от времени с собой на шабаш. Когда бы ему ни вздумалось поехать на шабаш, к его кровати подходила черная собака и говорила, что пора; он садился ей на спину, собака именем дьявола поднималась в воздух, и они летели.
Года два тому назад собака отвезла его в выборную комнату совета, по левую руку от входа. Там за столом сидели канцлер, бургомистр Нойдекер, доктор Георг Хаан и еще двадцать четыре человека. Поскольку зрение его было уже не то, что раньше, многих он не узнал. После этого ему дали еще время на раздумья. 7 июля 1628 года вышеупомянутого Юния допросили вновь, чтобы узнать, в чем еще решил он сознаться. Он сообщил, что около двух месяцев тому назад, на следующий день после казни, ходил плясать с ведьмами к черному кресту, где им явился Вельзевул и сказал прямо, что их всех сожгут на этом самом месте, смеялся и издевался над ними. Назвал еще четверых ведьм.
Соблазнив его, суккуб немедленно потребовал, чтобы он убил своего младшего мальчика Ганса Георга, и дал ему для этой цели серый порошок, но для него это было слишком тяжело, и он вместо мальчика убил своего гнедого коня. Суккуб также неоднократно побуждал его убить своих двух дочерей, а так как он отказывался, то бывал бит. Однажды, по просьбе своего суккуба, он вынул изо рта священную облатку и отдал ей. Был вынужден время от времени совокупляться с суккубом. За неделю до ареста по пути в церковь св. Мартина повстречался ему дьявол в облике козла и рассказал, что вскоре его заключат в тюрьму, но пусть он не тревожится, дьявол его быстро освободит. Кроме этого, клянется спасением своей души, ничего ему не ведомо, но все, им сказанное, — чистейшая правда, и за это он готов поручиться своей жизнью. 6 августа 1628 года вышеупомянутому Юнию прочли его признание, которое он полностью подтвердил. Позднее он добровольно подтвердил то же самое в присутствии суда.
24 июля 1628 года.
Много сотен тысяч добрых ночей тебе, дражайшая, возлюбленная моя дочь Вероника. Невиновным вошел я в эту тюрьму, невиновного меня пытали, невиновным суждено мне умереть. Ибо всякий, кто попадает в эту тюрьму, должен сознаться в ведовстве, иначе его будут мучить до тех пор, пока он не выдумает что-нибудь и — Господь да смилуется над нами — не оговорит себя. Я расскажу тебе, как это было со мной. Когда меня впервые привели в пыточную камеру, там были мой шурин, доктор Браун, доктор Кетцендерфер и еще двое неизвестных мне докторов. Доктор Браун спросил у меня: «Родич, а ты как здесь оказался?» Я отвечал: «По навету и злосчастью». — «Слышишь, ты, — был мне ответ, — ты колдун. Признаешься добровольно? Если нет, мы пригласим сюда свидетелей и палача». Я сказал: «Я не колдун. Совесть моя в этом отношении чиста. Ведите хоть тысячу свидетелей, меня это не пугает, я с радостью выслушаю их всех». Тогда передо мной посадили сына канцлера, который заявил, что видел меня. Я попросил, чтобы его привели к присяге и допросили, как полагается, но доктор Браун отказался выполнить мою просьбу. Затем привели самого канцлера, доктора Георга Хаана, который показал то же самое, что и его сын. После этого Хепфен Эльза. Она видела, как я танцевал в Хауптсфорвальде, но и ее тоже отказались привести к присяге Я сказал: «Я никогда не отрекался от Господа и никогда этого не сделаю — Господь в милости Своей да предохранит меня от этого. Лучше я вынесу все, что мне предназначено». Тогда пришел — Господь в небесах, смилуйся надо мною — палач и наложил на меня тиски для пальцев, на обе руки сразу, так что кровь брызнула из-под ногтей и отовсюду, и еще четыре недели спустя я не мог ничего делать руками, как ты видишь по моему почерку.
Потом они раздели меня, связали мне руки за спиной и привязали к лестнице. Мне показалось, что и земле, и небу приходит конец. Восемь раз они подтягивали меня к потолку и бросали оттуда, так что я испытал невыносимую боль. Доктору Брауну я сказал: «Да простит тебя Господь за такое обращение с невиновным и почтенным человеком». Он отвечал: «Ты мошенник». Это произошло в пятницу, 30 июня, и я с Божьей помощью вытерпел пытку. Когда наконец палач повел меня в мою камеру, то сказал мне: «Господин, умоляю вас, ради Бога, сознайтесь в чем-нибудь, правда или нет, неважно. Придумайте что- нибудь, ибо вам не выдержать той пытки, которая для вас заготовлена; и даже если вы ее выдержите, вам все равно не уйти отсюда, будь вы хоть сам граф, пытка так и будет следовать за пыткой, пока вы не сознаетесь в ведовстве. Раньше, — сказал он, — они вас не отпустят, как вы можете судить и по другим процессам, ведь они все одинаковы». Тут пришел Георг Хаан и передал слова комиссионера о том, сказал, что епископ желает, чтобы мое дело стало примером для всех прочих, чтобы все остальные устрашились. И тогда, видя, в какое отчаянное положение я попал, я взмолился, чтобы мне дали день на раздумья и прислали священника. В священнике мне отказали, а время на раздумья дали. Теперь, дорогое мое дитя, ты
