Установление личности длилось с вечера до утра, и хотя в конце концов Никалай Голубеу- младший, имеющий бронь по состоянию здоровья, был отпущен с миром, перетрусил он страшно. Ночь в карцере комендатуры вообще навевает не самые положительные эмоции.
И все бы хорошо, только Голубеу-старший, пылая праведной яростью, в тот же день в присутствии множества людей во дворе произнес в адрес генерала Казарина слова, которые Лана хорошо запомнила:
— Я тебя, сука, сгною!
И теперь Лана чем дальше, тем больше убеждалась, что арест ее отца есть не что иное, как исполнение того самого обещания. Подполковнику Органов ничего не стоит оклеветать кого угодно, даже армейского генерала. Конечно, со временем честные коллеги Голубеу во всем разберутся, но пока подполковник на коне и делает все, чтобы поглубже втоптать в грязь и генерала Казарина, и его дочь.
Устав от запирательства Ланы, Голубеу заколотил кулаком по столу и заорал:
— А ну прекрати валять дурака! Думаешь, на тебя управы не найдется, сучка мелкая?! Отвечай, ты была связной между отцом и амурскими агентами?!
От этого Лана совсем опешила и не нашлась, что ответить, а Голубеу продолжал выкрикивать скороговоркой:
— Кто был с тобой на связи?! Иваноу? Отвечай быстро! Не задумываясь!!!
— Какой Иваноу? — еле слышно пролепетала Лана.
— Рядовой Иваноу из Дубравы. Никакой он, конечно, не рядовой, мы все о нем знаем. Он офицер амурской разведки. Говори, ты с ним держала связь?
— Я не знаю никакого Иваноу, — ответила Лана, срываясь на плач.
Это была чистая правда. В их единственную встречу на сельхозработах Игар не назвал ей своей фамилии. И Лана сообразила, что речь идет именно о нем, лишь после того, как Голубеу, неожиданно сменив гнев на милость, отпустил ее со словами:
— Ну что ж, раз ты не была связной, тогда иди и подумай. Может, все-таки вспомнишь какие- нибудь подробности о делах отца. Ведь кто-то же был у него связным.
Это означало: «Если не скажешь, кто по твоим предположениям мог быть связным, то будем думать на тебя».
Мысль о том, что единственным солдатом из Дубравы, с которым она сталкивалась достаточно близко, был Игар, сразила Лану на улице. Она даже некоторое время стояла в нерешительности, раздумывая, не повернуть ли назад, в управление, чтобы рассказать, как в действительности было дело на сельхозработах. Не будь там Голубеу, она может, и повернула бы. Но следствие вел именно он, и Лана пошла домой.
А на следующий день, выпрыгнув из окна школы, она вдруг ни с того ни с сего помчалась на вокзал и села зайцем в электричку на Дубраву. Контролеров она не боялась — в последние недели они исчезли из поездов. Ходили слухи, что на железной дороге мобилизация и в железнодорожные войска забирают всех, без кого на гражданских линиях можно обойтись.
Четкого плана действий у Ланы не было. Сценарий, который она мысленно представляла себе, страдал некоторой умозрительностью. Лана собиралась явиться к Игару в часть, вызвать его на КПП и с места в карьер рубануть:
— Ты правда офицер амурской разведки?
И, пристально глядя ему в глаза, послушать, что он ответит.
Если он ответит «Нет» и глаза скажут, что это правда — значит, генерал Казарин тоже кристально честный человек, и все его дело — это результат клеветы подполковника Голубеу. И тогда Лана знает, что делать.
Она дойдет до самого начальника окружного управления Органов или до окружного комиссара, или даже напишет письмо вождю — но отца из тюрьмы вызволит.
С этим настроением она добралась до расположения Дубравского полка, вызывая у прохожих подозрение своими расспросами на тему «где находится воинская часть?» Впрочем, она представлялась сестрой солдата из этой части, плача, говорила, что папе плохо и брату обязательно надо срочно об этом сообщить, и выглядела вполне невинно в своей школьной форме, так что ей отвечали.
Но часовой на КПП оказался глух к ее слезам.
— Не положено! — твердил он на все просьбы позвать брата, а когда Лана обосновалась у забора части с тайной надеждой дождаться, пока неуступчивого бойца сменят, он принялся грозить ей оружием со словами: — Уходи отсюда, а то сейчас наряд вызову.
Попытка перелезть через высокий забор части тоже не удалась, и Лане пришлось уйти. А совсем немного времени спустя на стол подполковника Голубеу легли сообщения, поступившие почти одновременно от группы наружного наблюдения и от полковых стукачей.
Они гласили, что Швитлана Казарина в течение двух часов настойчиво пыталась проникнуть в расположение 13-го отдельного мотострелкового полка, дабы вступить в контакт с Игаром Иваноу с явным намерением предупредить последнего о том, что тайна его личности раскрыта.
26
Опергруппа ворвалась в квартиру Казариных ночью. Сначала сотрудники Органов звонили в звонок и колотили в дверь, но пока жена генерала Татьяна спросонья искала халат и ключи, терпение органцов лопнуло и они выбили дверь.
— Руки за голову, сопротивление бесполезно! — орали органцы, с виду перепуганные больше, чем их жертвы. Похоже, они ожидали увидеть в квартире генерала не меньше дюжины вооруженных до зубов агентов-парашютистов.
Увидев только двух безоружных неодетых женщин и кошку, они заметно успокоились и расслабились.
Последним в квартиру вошел Голубеу, но ордер на арест и обыск предъявлял не он, а следователь помоложе и пониже чином.
Ордер был выписан только на арест Ланы, но ее матери сказали:
— Вам тоже придется проехать с нами.
Мать стала оползать по стене. Обморок. Органцы засуетились вокруг нее, кто-то крикнул: «Принесите воды!» — и Лана метнулась на кухню. Голубеу отреагировал на это первым и бросился за ней, подозревая попытку побега. И тут Лана поняла все окончательно.
Голубеу знает, что она никогда не отступится и сделает все, чтобы вывести подлеца на чистую воду и вызволить отца из тюрьмы. Поэтому он решил и ее упрятать туда же, а значит, выход остается только один.
— Осторожно, у нее нож! — завопил из-за плеча подполковника кто-то из молодых органцов, но было поздно.
Получив неумелый удар кухонным ножом, Голубеу скорчился от боли, но, увидев в руке коллеги пистолет, прохрипел:
— Не стрелять! Брать живой!
Отовсюду набежали остальные. Лана почувствовала боль от сильного хлесткого удара по руке, а удар по голове рукояткой пистолета она уже не ощутила.
Ее мать, едва пришедшая в себя, увидела, как мимо пронесли бесчувственную дочь в одной ночной сорочке и кинулась к ней. Но нервы у органцов были на пределе, а о том, что старшую Казарину тоже нужно взять живой, никто не говорил. Решив, что это попытка освобождения террористки и шпионки, ближайший из органцов выпустил в жену генерала пол-обоймы из табельного оружия.
В результате последней чистки Органов на оперативные должности поднялись люди, не имеющие никакого опыта подобной работы, вплоть до вертухаев из лагерной охраны, которые были готовы стрелять в ответ на любое неосторожное движение арестованного. И этот, как видно, тоже был из таких.
Удар по голове оказался не очень сильным, и Лана пришла в себя внизу в машине еще до того, как
