— Тен-таи — это, например, я.
— А еще кто?
— Ты хочешь узнать слишком много, приложив к этому слишком мало усилий.
— Прошу прощенья. Можно бестактный вопрос? Ты один живешь?
— Нет, у меня много тараканов.
Квартира выглядела непрезентабельно. Некто, фарцующий недвижимостью, купил ее у какого-то алкоголика, а до переоборудования руки не дошли, и он сдавал ее так, как есть. И тараканов здесь действительно было полно, но Лена на это плевать хотела, потому что у нее дома их было не меньше.
— А девушка у тебя есть? Или жена?
— Поищи в шкафу.
— Что?
— Девушку. Или жену.
Вот так они и беседовали в эту вторую встречу, пока Костя, наконец, не заявил, что ему пора идти по делам.
— Я бы оставил тебя здесь общаться с тараканами. Но если долго быть с ними наедине, то это надоедает и становится скучно. А я сегодня вряд ли вернусь.
— К женщине идешь? — с ноткой иронии осведомилась Лена.
— К девушке или жене, — поправил Костя…
— Врешь ты все, — сказала Лена в лифте, — Нет у тебя никакой жены.
— И девушки, — добавил Костя, и Лена поняла это как намек.
Она даже хотела воспользоваться теснотой лифта, чтобы, будто невзначай, прижаться к нему и спровоцировать на поцелуй, но лифт уже приехал на первый этаж, и Костя не имел намерения в нем задерживаться.
— Банзай, — сказал он вместо «До свидания». Не потому, что так было принято у тен-таев, а потому лишь, что «банзай» понравилось ему больше, чем «бай-бай».
В следующий свой приход к Косте Лена не застала его дома. Это побудило ее раздобыть Костин телефон по уже известному адресу — была у Лены возможность сделать это бесплатно, через друзей, работающих в городской телефонной сети.
Поймать Костю дома оказалось труднее, чем заполучить его телефон. Но настойчивость принесла свои плоды, а когда это случилось, Лена сделала вид, что звонит по делу сугубо житейскому.
— Слушай, у тебя горячая вода есть?
— Я как раз сейчас ошпариваю ею тараканов. Чтобы живее бегали.
— Короче, у тебя в ванне помыться можно? А то у нас горячей воды нет вообще, а с холодной перебои.
— Заходи, обсудим.
Однако когда она зашла, вопрос решился без обсуждения. Костя без лишних слов провел гостью в ванную и лаконично проинструктировал ее, указывая на отдельные предметы окружающей обстановки:
— Ванна. Мыло. Мочалка. Душ. Полотенце. Шампунь «Голова и плечи» предложить не могу — я извел его на мыльные пузыри. Зато могу одолжить семейные трусы.
— Спасибо, не стоит, — вежливо отказалась Лена.
— Ванна не запирается. Прежний хозяин доверял ближним и держал все двери открытыми.
— И что с ним стало?
— Об этом история умалчивает. Перед тем как залезть в воду, Лена зачем-то спросила у Кости, приоткрыв дверь:
— У тебя есть братья и сестры?
Костя ничего не ответил, и она решила, что он не услышал вопроса. Но когда она уже плескалась в горячей воде. Костя сказал, проходя мимо двери:
— Ты проявляешь нездоровый интерес к моей скромной персоне.
— Ничего подобного. Очень даже здоровый, — возразила Лена. — По-моему, я влюбилась.
— В меня? — спросил Костя, просунув голову в дверь…
Когда он покинул ванную комнату, Лена несколько минут молчала, собираясь с мыслями. Что, если Костя обиделся на ее отказ ходить обнаженной перед ним и его гостями и сейчас прогонит ее без лишних разговоров? Тогда дело совсем дрянь. Ведь со старой своей компанией Лена на почве Кости разругалась вдрызг, и даже с применением запрещенных приемов. Когда Ленька Дубов пообещал за измену изукрасить ее, как Бог черепаху, Лена ответила ему, обильно перемежая речь непечатными словами, примерно следующее (большинство непечатных слов и выражений опускается): «Ты что, уже забыл, как Костя тебе рога обломал? Тебя ж, небось, до сих пор нестояк мучает. А то я его попрошу, чтоб напомнил. Он тогда тебя навсегда этим самым сделает… Не пидорасом, а этим, как его… Евнухом, вот!» — и далее в том же духе.
Это был блеф, но действенный. Ленька с кодлой от нее отстали и только смотрели издали с ненавистью.
Но после этих разговоров терять Костю Лене было никак нельзя. Чревато серьезными последствиями и тяжкими телесными повреждениями.
За этими размышлениями Лена машинально продолжала и закончила мытье, а когда вытиралась большим махровым полотенцем, решила бросить пробный шар.
— Ты, наверное, подглядывал в детстве за девочками.
— Почему только в детстве? — донесся со стороны кухни Костин голос, и у Лены отлегло от сердца. Значит, он не так уж сильно обиделся.
— А можно, я тут постираю кое-что?
— На интимные вопросы отвечаю интимно. Делай все, что угодно, только не вывешивай на балконе свой лифчик. Прохожие могут не так понять.
— У меня нет лифчика.
— Это характеризует тебя с лучшей стороны. Она постирала все, кроме куртки — даже свитер и джинсы. А потом вышла к Косте в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер, и спросила:
— Можно, я буду ходить вот так?
— Как тебе будет угодно.
— Только мне придется ночевать у тебя. Ты ведь не выгонишь меня в таком виде на мороз?
— Будь ты женщиной тен-тая, я обязательно выгонял бы тебя на мороз ежедневно и именно в таком виде. Но увы.
— Ты спишь на диване?
— Вне всякого сомнения.
— Если хочешь, я могу лечь с тобой.
— Я не хочу, но больше все равно некуда. Остатки совести не позволяют мне уложить тебя на грязный палас и допустить к твоему телу наглых тараканов. Можешь назвать это ревностью.
Весь вечер после этого Лена пыталась приступить непосредственно к плотской любви, но Костя все время уклонялся и ускользал, используя для этой цели азы искусства тентай-де. Естественно, возбуждение девушки от этого только росло и ко времени отхода ко сну перехлестнуло все мыслимые пределы.
А когда они очутились на одном диване и под одним одеялом, оба нагие, как Адам и Ева до поедания яблока, Лену постиг страшный облом. Костя глубокомысленно произнес: «Уснуть. И видеть сны. Вот и ответ…», и тут же уснул, причем сон его был настолько крепок, что никакие ухищрения возбужденной до степени нимфомании соседки по дивану не могли его пробудить.
Костя не слышал, какие изощренные проклятия обрушивала на его курчавую голову разъяренная Елена, какие кары земные и прочие она ему сулила и как она рыдала, уткнувшись в его нежное, по-детски округлое плечо.
Он видел сны.
