35
Начальник городского угрозыска Кирсанов, дежуривший в эту ночь по городу, сгонял к отелю «Снежная Королева» всех, кого только мог — включая гаишников, пэпээсов, и даже участковых. Высшая школа милиции, само собой, тоже была поднята по тревоге и выехала к месту событий. А вот своих собственных подчиненных во время этого аврала Кирсанов почему-то обходил стороной.
Когда старшему оперуполномоченному угрозыска Кондратьеву позвонил Короленко, первый еще ничего не знал о событиях в отеле. Он в это время завершал обыск калгановского дома, который не дал никаких положительных результатов. Теперь Кондратьев собирался выехать на поиски места сборища Детей Солнца, дабы выявить в толпе беснующихся сектантов разыскиваемого Данилова.
Однако звонок Короленко не дал этим благим намерениям осуществиться. Полковник звонил по своему сотовому телефону, который он в соответствии с недавно изданной инструкцией всегда носил с собой на случай срочных сообщений и критических ситуаций. А вызвал Короленко служебную машину Кондратьева, где, по счастью, дремал шофер. Телефон прервал его чуткий сон, и через минуту по зову коллеги к машине подбежал Кондратьев.
— Слушай и не перебивай, — сказал ему Короленко. — Я звоню из отеля. Тут неприятности. Похоже на вооруженный захват. Слушай задание. Немедленно найди ту бабу, которая жила с Даниловым, и выбей из нее все, что ей известно про акцию в отеле.
— А ей точно что-нибудь известно? — неуверенно спросил Кондратьев.
— Черт ее знает! Но ты все равно выбей. И сообщи мне по сотовому. А я пока разберусь в ситуации.
Озадаченный во всех смыслах Кондратьев еще с минуту держал трубку около уха, хотя собеседник уже отключился. Потом старший оперуполномоченный приступил к выполнению приказа, для чего вывел из дома своих людей и распорядился, чтобы они оставались на калгановской вилле, пока туда не явится ее хозяин и иже с ним, а когда явятся — задержать их для допроса по подозрению в укрывательстве преступника или преступников.
После этого Кондратьев сел в машину и спешно отбыл, ничего не сказав Туманову и тем самым сильно его удивив. Однако следователь не стал выяснять причину столь поспешного отъезда розыскника и решил тоже дождаться Калганова, который, может, и не укрывал никого, но тем не менее имел кое-какую полезную для милиции информацию, и уже по этой причине заслуживал серьезного допроса с пристрастием.
Кондратьев, между тем, не считаясь с ночным временем и интересами мирных граждан, заявился в ту самую квартиру с тараканами, которую снимал разыскиваемый (и почти уже разысканный) Данилов. За квартиру было уплачено вперед аж до первого февраля, ее хозяина в этот момент не было в городе, и Лена Зверева вовсю пользовалась создавшимся положением — то есть решила жить в этой квартире, пока не выгонят.
Однако когда среди ночи раздались звонки в дверь, а затем громкий стук руками и ногами и наконец крики: «Откройте! Милиция!», Лена подумала, а не будет ли лучше притворится, что она здесь вовсе не живет. И притворялась довольно успешно до тех пор, пока в замочную скважину не закричали:
— Мы знаем, что ты здесь! Открой, или я выбью дверь.
Меньше всего Лене хотелось отвечать перед Костей Даниловым за выбитую дверь. Кроме того, если дверь действительно сломают, то Лене более не удастся убедительно изображать собственное отсутствие, а раз так, то притворяться дальше бессмысленно.
И она открыла дверь.
36
Ткача подвела самонадеянность.
Вот уж где он совершенно не ожидал никакой опасности, так это во владениях своего друга Грекова, под охраной лучшей в городе службы безопасности и в присутствии высшего милицейского начальства.
Кончилось это плачевно. Пока Добродеев произносил по трансляции свою речь, молодчики Ткача успели достать пистолеты, но пустить их в ход не смогли — хотя бы потому, что вооруженные люди в черном, ворвавшись в зеркальный зал, первым делом взяли в оборот любимого сына Ткача. А когда к голове драгоценного чада приставлена пара стволов, тут уже не до вооруженного сопротивления.
Тут же всех людей Ткача разоружили, а самого Ткача обрадовали сообщением, что если придется убивать заложников, то начнут с его ребят, затем последует его сын, а потом уже он сам. И только после этого наступит черед прочих гостей.
Самого Ткача с сыном сразу же отделили от большинства заложников и отвели в ресторан Герда, где уже находились губернатор, мэр, оба милицейских генерала и сам Греков — все вместе с семьями. Здесь же была и Яна Ружевич, которая наконец-то поняла, что имел в виду Коваль, когда пытался отговорить ее от приезда сюда. Самого Коваля с нею сейчас не было — его оставили в Зеркальном зале.
— Идиот! — прошипел Ткач, адресуясь к Грекову. — Доигрался со своим вещим сном.
Греков ничего не ответил. Он был до крайности подавлен.
Генерал Голубев держал себя в руках, хотя у него имелись основания быть еще более подавленным. Несколько минут назад кто-то из гвардейцев ордена сказал ему, что если предъявленные требования не будут выполнены в срок, то младшая дочь генерала, тринадцатилетняя Наташа, будет изнасилована и убита.
Инструктируя своих людей перед операцией, Великий Инквизитор сказал так:
— Мы стоим на стороне закона и порядка. Но нынешняя милиция забыла о том и о другом. Она продалась бандитам, ворам и стяжателям неправедного богатства. Она служит злу, и мы, защищая добро, вправе карать ее людей так же, как и всех служителей зла. Ничего не бойтесь и ни в чем не сомневайтесь.
Право же, странные представления о добре и зле были у человека, именующего себя Великим Инквизитором! Ничем не лучше воззрений настоящих инквизиторов древности, которые охотно и без зазрения совести сжигали на кострах девочек, обвиненных в ведовстве, и бросали в огонь младенцев, рожденных якобы от дьявола.
Оно и немудрено. Ведь недаром же этот человек с гордостью принял титул Великого Инквизитора, которым наградили его сочинители газетных статей.
А еще у этого человека было странное понятие о совести. Его совесть не могла смириться с тем, что соратники его по прошлым делам сидят в тюрьме, а он сам — на свободе. Совесть Великого Инквизитора тревожила судьба Крокодила и Казановы — ибо он винил себя в их неудаче. «Я должен их вызволить», — не раз говорил себе магистр «ордена Нового закона».
А вот убийства, совершенные им самим и его людьми тогда, полтора года назад, и еще раньше, и потом — они не трогали совесть Великого Инквизитора. Без тени сомнения полагал он, что не только бандиты и стяжатели неправедного богатства, но и их охранники, и члены их семей, и даже просто прохожие, случайно попавшие под пулю или осколок — все они наказаны не напрасно.
В явно ненормальном состоянии своем Великий Инквизитор не только утверждал, но и сам верил в то, что выполняет некую высшую волю, и что все, совершенное им — справедливо и праведно, и служит победе добра над злом.
Источник этой высшей воли Великий Инквизитор представлял не в виде Бога и не в виде дьявола, а в виде некоего Закона, единственным знатоком и толкователем которого магистр считал себя.
И самое странное — была в нем какая-то харизма, таинственная сила, заставляющая людей подчиняться его воле. С помощью одного гипноза маги ордена вряд ли смогли бы справиться даже с десятком его бойцов, но именем Великого Инквизитора они легко управляли сотней.
И теперь Наташа Голубева, стараясь как можно плотнее прижаться к отцу, как кролик на удава
