неподвижно смотрела в окно, на море, тревожно наморщив лоб. На приход гостей они почти не обратили внимания. Коростылев достал из тайника бутылку. Разлив спиртное по стаканам, он принял искусственную позу чтеца и продекламировал:
Да, мы снова по ступенькам толстым Прокрались в породистый приют, Чтоб поднять торжественные тосты За детей, что к нам во тьме идут. Дети, дети, только не ударьтесь В темноте об острые углы! Осторожней лапоньками шарьте, Щупая серванты и столы. Может быть, вспотевшая ладошка, Вздрогнув, прикоснется к творожку, И во тьме шепнут тихонько: «Крошка! Здравствуй, крошка. Помни наш уют». Дети вздрогнут и уйдут устало, Сладко засыпая на ходу. Звон церквей и гулкий стон вокзала Их заветной дрожью помянут. Дунаев почти не слушал его, думая о чем-то своем, но как только тот кончил декламировать, Машенька у него в голове немедленно сложила ответ (который Дунаев произнес вслух):
Может быть, мы слишком долго ждали, Слишком долго накрывали стол, И теперь в тревоге и печали Чувствуем, что гость уже пришел. А у нас уже повисли руки, Пыль лежит на тонких рукавах – Этот привкус соды, привкус скуки, Эта боль и этот тяжкий страх! Девушки играют еле-еле, Нежные затылки наклонив. Пьяный гость разлегся на постели, Ждет десерт из ракушек и слив. Что же медлят юные служанки, Не несут изысканный десерт, Чтоб на изукрашенной лежанке Гость уснул на много тысяч лет? – Да, – задумчиво кивнул Пажитнов. – Социалистический реализм создан руками русских декадентов. Об этом не нужно забывать. – И он прочел, проникновенно растягивая слова:
Моча стекает по парче, А слезы – по коре березовой. Зверек, сидящий на плече, Сосет кусочек кожи розовой, И так высок наш небосвод, Где скачет тенью раздраженной Освобожденный от забот Зеленый лыжник обнаженный. Зеленый мир его чудес – Обманы, ключики, замки… Гори, гори, стеклянный лес! Целуй, целуй его в виски! Твой бакалейный магазин Стоит, запущен и закрыт. И лишь гниет на дне корзин Забытый всеми Айболит. При упоминании об Айболите Дунаева передернуло, как от тока. Он встал во весь рост, причем торс его качнулся, словно чугунный, а девочка в голове пропитала «могилку» холодным и дрожащим светом, похожим на свет ночного дежурства в больнице. Литераторы как будто чуть съежились, почувствовав, что им наконец-то удалось задеть гостя за живое. Глаза их заблестели веселее от любопытства. Лица женщин, напротив, стали еще более суровыми и усталыми.
– Не меняют внучку на дочку, – начал декламировать Дунаев слегка изменившимся голосом, –
Если ей захотелось пить! Иногда за последнюю строчку Будут страшной щекоткою мстить! Ишь какие фазаны сквозные
