рейхсканцлера Геббельса, которое он, Кребс, представляет. Все шло к тому, что западные державы признают фленсбургское правительство де-факто и вступят с ним в сепаратные переговоры о капитуляции (что и произошло), а впоследствии попытаются превратить его во временную гражданскую администрацию оккупационных зон.
В этих условиях «живой» Гитлер был препятствием для признания полномочий Дёница, Геббельса и всех фленсбургских министров как в юридическом смысле (завещание фюрера вступало в силу только в случае его смерти), так и в моральнополитическом аспекте, поскольку все деятели нового немецкого правительства были связанны с ним на протяжении многих лет неразрывными узами. У Гитлера были все основания написать в «политическом завещании», что «…мой дух пребудет среди них (членов нового правительства. — Л.
Таким образом, у Сталина были причины отрицать факт гибели Гитлера. Однако можно утверждать, что при этом Верховный Главнокомандующий исходил не только из политической конъюнктуры, но и из личного убеждения.
В те дни в своем кремлевском кабинете Сталин обратился к генералу армии Антонову (начальнику генерального штаба) и генерал-полковнику Штеменко (его предшественнику на этом посту и начальнику оперативного управления Генштаба) со словами: «Верить сообщениям о смерти Гитлера не следует». К тому времени Верховный был уже подробно проинформирован о находке в саду имперской канцелярии. Антонов и Штеменко являлись ближайшими сотрудниками Сталина, на протяжении многих лет они пользовались его доверием, им были известны самые важные секретные сведения, от которых зависела судьба державы. Трудно предположить, что Верховный был с ними неискренним. Очевидно, Сталин действительно считал недостаточно достоверными сообщения об обнаружении останков Гитлера.
На сей раз, как убедится вскоре Читатель, интуиция Сталина оказалась безошибочной.
Глава 4. Девятое июня 1945 года. Г.К. Жуков: Гитлер жив.
Выступая перед советскими и иностранными журналистами на пресс-конференции в Берлине 9 июня 1945 г., заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков заявил: «Обстановка очень загадочна. Из дневников адъютантов немецкого главнокомандующего известно, что за два дня до падения Берлина (т. е. 30 апреля 45 г. —
Фактически дела обстояли так: 4 мая труп «неизвестного мужчины (предположительно Гитлера)», как сказано в акте экспертизы, был обнаружен в саду рейхсканцелярии в воронке от авиабомбы вместе с останками «предполагаемой» Евы Браун [11]. Обгоревшие трупы четы Гитлер нельзя было опознать; к тому же в тот день проводилась процедура опознания одного из двоих мертвых двойников Гитлера, обнаруженных на территории рейхсканцелярии (подробно об этом будет рассказано в гл. 26).
Поэтому командир группы розыскников подполковник Клименко приказал обнаруженные в воронке трупы вновь там закопать. Он был уверен, что мертвый двойник и есть тот, кого они ищут. Поскольку это не подтвердилось, на следующий день провели эксгумацию трупов и перевезли их в расположение СМЕРШа 3 -й гвардейской армии. К тому времени контрразведчиков передислоцировали в пригород Берлина Бух.
8 мая в хирургическом полевом госпитале № 496, который был расположен в Бухе, в здании немецкой больницы, началась процедура судебно-медицинской экспертизы и идентификации останков. (Причиной, по которой возобновился интерес к захоронению в воронке на территории сада рейхсканцелярии, явились показания захваченного в плен эсэсовца Менгесхаузена из охраны ставки Гитлера. Он патрулировал коридор рейхсканцелярии, который вел на террасу (см. схему, рис. 11). С террасы Менгесхаузен наблюдал вынос тел и их «огненное погребение» в саду возле запасного выхода из бункера. Не зная о том, что тела уже обнаружены, Менгесхаузен на допросе точно указал место сожжения и место погребения.)
Шестнадцатого мая Берия впервые официально доложил Сталину и Молотову об обнаружении останков Гитлера [15]. 17 мая из Москвы прибыл в Берлин замнаркома внутренних дел комиссар государственной безопасности 2-го ранга [12] П. Я. Мешик [13]. По случаю прибытия высокого гостя из НКВД произвели «частичную эксгумацию» захороненных к тому времени трупов, чтобы он мог составить свое мнение о том, кому они принадлежат. Заключение Мешика, видимо, было положительным. Он увез с собой в Москву челюсть, отделенную патологоанатомом от черепа «предположительного» Гитлера, — главное и чуть ли не единственное вещественное доказательство перешло в руки НКВД. Только после этого, 22 мая, начальник отдела СМЕРШа 3-й гвардейской армии генерал-лейтенант А. А. Вадис [14] посылает по ВЧ в Москву Берии сообщение о том, что Гитлер мертв. Ранее такое же сообщение было послано в Главное Управление контрразведки СМЕРШа генералполковнику В. Абакумову.
31 мая заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по делам гражданской администрации И. Серов [16] направляет в Москву фельдпочтой 160-страничный доклад, включающий акты опознания и судмедэкспертизы, протоколы допросов свидетелей, фотографии. В качестве одного из главных доказательств в докладе приведена телеграмма Бормана во Фленсбург Дёницу от 30 апреля о том, что «политическое завещание» (посланное ему ранее) вступило в силу.
Таким образом, в Москву информация шла двумя потоками — по линии СМЕРШа и по линии НКВД, но в конечном счете вся она стекалась к Сталину — соответствующие документы обнаружены в «фонде ЦК КПСС» и в «фонде Сталина». Ни один документ по пути не миновал Берию. Последний никак не выражал своего отношения к этой информации, ограничиваясь резолюциями «Направить Сталину», «Направить Сталину и Молотову»…
Итак, к 9 июня — дню, когда Г. К. Жуков выступил на прессконференции, — Сталин и Берия располагали всей информацией о находке в саду рейхсканцелярии.
…В 1968 году давно уволенный в отставку маршал Г.К.Жуков завершал свои мемуары [17]. Ему потребовалось уточнить некоторые факты, имевшие место в ставке фюрера в конце апреля 1945 года. С этой целью он пригласил к себе на подмосковную дачу, где проживал постоянно, Е. М. Ржевскую. Когда Георгий Константинович узнал от нее, что тогда, на пресс-конференции, двадцать три года назад, его, как говорится, «подставили» — он был потрясен. Заместитель главнокомандующего полагал, что он пользуется полным доверием этого самого главнокомандующего.
Е. М. Ржевская вспоминает о том, как реагировал прославленный полководец на ее сообщение: «Не может быть, чтобы Сталин знал! Я был очень близок со Сталиным. Он меня спрашивал: где же Гитлер?» «Когда спрашивал?» — уточняет Ржевская. — «В июне, числа девятого или одиннадцатого»
Таким образом, Сталин допытывался у Жукова — где же Гитлер?! — в день пресс-конференции или вскоре после нее.
Заместитель Жукова по делам гражданской администрации и начальник его контрразведки за спиной маршала направляли сообщения и доклады в Москву, на самый верх…
Глава 5. Двадцать шестое мая 1945 года. Сталин: Гитлер жив и где-то скрывается…
Накануне этого дня в Москву прибыл некто Гарри Гопкинс, частное лицо, бывший советник покойного президента Рузвельта, пребывающий в отставке.
