— О! — Арнольд отстранился. — А какой же вечер ты предпочитаешь?
— Тот, когда мне захочется этого самой.
— Птичка, я вижу, у тебя острые коготки!
— И еще: «ты» будет тогда, когда я этого захочу.
После танца разговор как-то не клеился. Наташа этому была рада. Она могла обдумать, как ей действовать дальше. Выпили за Анну Лорх, за то, чтобы ее портрет появился в газетах.
— Альма сказала мне, что вы дьявольски выносливы, — обратился к Наташе Зигмунд. — Для баттерфляя это первое дело. Первое! — Он пристукнул по столу своим громадным чугунным кулаком.
— Не бойся, Анна, он добрый, — засмеялась Альма Гуц, заметив, что Наташа с испугом смотрит на кулак Зигмунда.
— Мы с тобой поступим так, — продолжал Лисовский, исподлобья смотря на Посельскую, — сперва тебя погоняет Альма, отшлифует технику плавания, а потом займусь тобой я.
Альма Гуц захлопала в ладоши:
— Анна, кричи «ура»! За последний год он первый раз сам предлагает свои услуги.
За это нельзя было не выпить.
— Ну, а как же будет со мной? — с притворной обидой спросил Арнольд. — Я требую справедливости. Анну надо делить на троих.
— Умолкни! — грубо бросил ему Зигмунд.
Арнольд поднял руки:
— Капитулирую, капитулирую, и никаких претензий! Но как бы не появились претензии у Альмы?
— Умолкни! — уже с угрозой повторил Зигмунд.
Некоторое время все молчали, деловито поглощая еду. Снова заиграл оркестр. Альма пригласила Арнольда, и они ушли танцевать. Посельская ждала, что ее пригласит Зигмунд, но он этого не сделал. Как только Альма с Арнольдом отошли от стола, Зигмунд вытер салфеткой рот и наклонился к Посельской:
— Твой отец — человек Деница? Это правда?
— Я врать не умею. Да, мой отец морской офицер рейха.
— Как его фамилия?
— Надо думать, Лорх, раз он мой отец. Счет становится два — ноль! — Наташа засмеялась, а у самой в это время сжалось сердце от нетерпеливого и настороженного ожидания. Впрочем, проверки она не боялась — отец уже давно был «приготовлен» и жил вместе с Наташей по абсолютно достоверному адресу.
— Ну да, Лорх… конечно… — усмехнулся Зигмунд. — Учишься?
— Да. В инженерно-строительном.
— Будешь строить дома для русских колонизаторов?
— Почему? Для немцев. Только для немцев.
— По-немецки ты говоришь не очень чисто, как и я. Но я по рождению поляк.
— Это вам показалось… — С этой минуты Посельская с утроенным вниманием начала следить за своей немецкой речью.
— Что делает отец сейчас?
— Служит. На суше, конечно.
— Где?
— Как раз у русских колонизаторов. — Сделав этот смелый ход, Наташа ждала, что он даст. Ждать пришлось недолго.
— Вот как! Кем же?
— Честное слово, не знаю.
— Почему вы оказались в советском Берлине?
— Трудно перекатить на Запад наш дом, построенный еще дедом. Отец говорит: «Запад сам придет к нам».
— Вот как! Русские у вас бывают?
— Редко. Отец эти визиты не любит.
— Но все-таки бывают?… Кто?
— Инженеры какие-то… Один даже в меня влюблен.
— Очень хорошо! — Зигмунд, отстраняясь, смотрел на Наташу.
— Что хорошо?
— Все хорошо, — неопределенно ответил Зигмунд.
К столу вернулись Альма с Арнольдом, и разговор оборвался.
— А, кажется, Арнольд прав. Претензии у меня появятся! — с притворным гневом сказала Альма. — О чем это вы тут так интимно беседовали? Я все видела.
— Зигмунд задал мне миллион вопросов.
— И все глупые? — воскликнул Арнольд. — Значит, какой же теперь счет? Миллион — ноль?
— У нас был серьезный разговор, — задумчиво сказала Наташа. — Очень серьезный.
— Зигмунд — и серьезный разговор? Не верю! — кричала Альма.
«Кривляйтесь, господа, кривляйтесь! — думала в это время Посельская. — Вы прекрасно знаете, о чем должен был говорить со мной Зигмунд. Вы же специально для этого ушли танцевать…»
Больше в течение всего ужина Зигмунд не сказал Наташе ни слова. Она тоже не заговаривала с ним, понимая, что ей нужно быть предельно осторожной и терпеливой.
Ровно в час ночи Посельская встала:
— Друзья, извините меня, но мне пора.
Все начали уговаривать ее остаться.
— Я этого не допущу! — кричал Арнольд.
— Почему вы решили, будто вы единственный мужчина, с которым я знакома? — Наташа, подняв брови, насмешливо смотрела на Арнольда.
— Анна, вы портите нам весь вечер! — сердито сказала Альма.
Наташа, наклоняясь к ней, тихо сказала:
— Я ничего не могу сделать. У меня есть друг, и он ревнив, как все. Он сказал, что заедет за мной в час ночи. Можете быть спокойны: в течение недели я дам ему отставку — он уже порядком мне надоел и своими вздохами и своей ревностью.
— Позовите его сюда, — предложила Альма.
— Тогда будет драка… — Наташа засмеялась и серьезно добавила: — Этого делать не надо… понимаете, не надо… — И Альме шепотом: — Он — русский.
Посельская быстро распрощалась со всеми и ушла.
Через минуту из-за стола поднялся Зигмунд. Он догнал ее около гардероба. Подавая пальто, тихо сказал:
— О нашем разговоре никому ни слова.
— Разговора не было, — в тон ему отозвалась Наташа.
Зигмунд вместе с ней вышел на улицу. Автомашина мнимого друга Посельской стояла шагах в десяти от подъезда. Наташа остановила Зигмунда:
— Я дойду до машины одна, иначе мой поклонник устроит мне скандал. До свиданья.
Наташа подбежала к машине, быстро села в нее, и тотчас машина скрылась в темноте. Сидевший за рулем молодой человек в шляпе, по-американски сбитой на затылок, спросил:
— Как ты думаешь, он номер машины видел?
— Наверняка. Он был ярко освещен.
— Прекрасно. Все-таки я малость струсил, ожидая, что все они выйдут вместе с тобой.
— Ничего страшного не случилось бы. Ты бы сыграл роль молчащего от ревности поклонника — и все.
— А с другой стороны, неплохо было бы всех их развести по домам и узнать адреса.
— У одного из них есть своя машина, — сказала Наташа.
— А! Это, наверно, тот старичок «вандерер», что стоял у подъезда.
