В царстве Вианы, в царстве Вианы
Надо его искать!
— Славная песенка, Радж. А дальше знаешь?
Джему удалось осторожно повернуться на бок. Без особого удивления он обнаружил, что на нем — белый балахон, как на монахе. Почему бы это? Он поднял руку и коснулся плеча. Рука сразу намокла. Кровь просачивалась сквозь грубую ткань. Но не только это увидел и почувствовал Джем. Он обнаружил, что кристалл светится. Свет его был виден сквозь чехол. Джем вздохнул. Внизу, на озаренном солнцем склоне, он увидел овец. А может быть, это были козы.
Он храбро сражался с неправдой и злом,
И цвета притом не менял он.
Другим в эту пору стал синий милей,
Но Боб не расстанется с алым!
Хочешь знать, где Боб Багряный?
Правда, ты хочешь знать?
В царстве Вианы, в царстве Вианы
Надо его искать!
Раджал вспомнил еще несколько куплетов, но ничего нового Джем из них не узнал. В каждом куплете рассказывалось о каком-то из подвигов знаменитого разбойника. И как только зензанцы запоминали эти куплеты? В одном куплете пелось про Боба и монаха. В другом — про подвиги Боба в краю Олтби, но ни слова не говорилось о том, что это за край. Затем — про Боба и знатную даму. Про Боба и про побег зензанского принца. Боб то и дело ухитрялся провести синемундирников, и то и дело спасал какого- нибудь несчастного и невинного. А губернатора, естественно, все это приводило в ярость.
Были ли эти истории правдивы? Это, пожалуй, было не важно. Боб служил символом зензанского Сопротивления и сам мог быть как реальной фигурой, так и вымышленной. В куплетах часто упоминались его черный конь, серебряный пистоль, роскошная алая куртка, пелось о том страхе, который этот разбойник внушал эджландцам. Вот в том, что он внушал страх, можно было не сомневаться. Раджал улыбнулся. Конечно же, спроса на эти грубоватые баллады не было ни в аристократических салонах, ни в театрах, где выступали «Маски». Мало того: само их исполнение приравнивалось к государственной измене. Он негромко перебирал струны.
— Радж, это дерево... — проговорил Джем. — Что это за дерево?
— Это яблоня, Джем.
— Ты уверен, Радж?
— Уверен, Джем.
— Но, Радж, плоды на ней какие-то забавные.
— В каком смысле «забавные»?
— Они из золота.
— Да нет, что ты! Это яблоки!
— Яблоки? Ты точно знаешь?
— Конечно! Зеленые яблоки!
— Радж, это все настоящее?
Кровь-то у Джема была настоящая? Раджал аккуратно отложил в сторону лютню и внимательно всмотрелся в расплывавшееся по ткани балахона красное пятно. Джем откинулся на спину. Раджал осторожно открыл плечо Джема и нежно коснулся раны кончиками пальцев. Неужели он думал, что сможет остановить кровотечение? Во взгляде Раджала была печаль — глубокая, неизбывная печаль. Он смутно осознавал, что все, что сейчас происходит, на самом деле нереально. Но другая часть его сознания твердила ему, что реальнее в его жизни не было ничего.
Раджалу вспоминалось все, что произошло с ним за последние луны. Даже дни, проведенные с «Серебряными масками», казалось, отступили в прошлое. Он видел себя во время репетиций, изнурительных тренировок, где его учили гнуться во все стороны. Потом видел себя у зеркала во время гримирования. Он посыпал белой пудрой свой парик. Потом вспомнилось, как он, в плаще с радужной каймой, гордо выходит из кареты. Каким же он был глупцом! Как-то раз он утащил у паяца белила и намазал ими лицо, шею и руки. Его кожа стала белой, белее, чем у Джема. Раджал как зачарованный смотрел на себя в зеркало. А потом сгустились сумерки, и его кожа уже не стала казаться такой белой, а потом пришел паяц, увидел его и обозвал дурачком.
Они часто его так называли — арлекин и паяц. Порой они называли его и неблагодарной тварью, которую следовало бы вышвырнуть в грязь, из которой они его в свое время вытащили. Но на самом деле они вовсе не вытащили его из грязи. Наверное, говоря так, они вспоминали о каком-то другом юноше. И все же что-то в Раджале им нравилось. Ведь не зря же они избрали его своим фаворитом? Радж отвечал на их привязанность и смущенно, и с гордостью. Только поначалу он был шокирован и испуган, но очень скоро понял, что бояться нечего — ну разве что зависти других юношей из труппы. Он понимал, что его недолюбливают, но понимал и другое: никто не решится выступить против него открыто. Разве хоть один мальчишка-ваган, удостоившийся чести поступить в «Маски», рискнул бы лишиться места в труппе из-за глупой гордыни?
Вот и себе Раджал мысленно постоянно твердил то же самое.
Джем назвал его кокоткой, но это было не совсем справедливо. Тело его не было осквернено, если не считать осквернением прикосновения. Много раз старики заставляли его раздеваться донага, и потом он ложился с ними в постель. Они прижимались к его молодому телу, они целовали его, облизывали. Но больше они ничего ему не делали. И через какое-то время Радж понял, что на большее они и не способны. Лишь раз он ощутил какое-то особенное напряжение в теле паяца. Потом несколько дней паяц проявлял к нему особую нежность. Но большей частью старики не требовали и не ожидали от Раджала никакого ответа на свои ласки, и он на них не отвечал. В каком-то смысле он начал ощущать, что его могло бы и не быть рядом с арлекином и паяцем. Он был нужен им как бы не сам по себе, а как воспоминание о прежних возлюбленных, как призрак былой любви.
А потом ему стало казаться, что и арлекин с паяцем были призраками, фантомами любви, которую он сам еще не успел познать. Бедный арлекин! Бедный паяц! Раджал никогда больше не вернется к ним. Радж мысленно бесшумно прикрыл дверь, за которой остались пылающие угасающей страстью старики, нежащие воспоминания о былой любви. Он не испытывал ненависти к ним. Он не отвергал их. Он решил, что они просто-напросто приснились ему в глубоком, тревожном сне.
Но они научили его многому такому, чего он не забудет
А кровь все текла и текла из раны на плече Джема. Раджал, охваченный тревогой, то отводил пальцы, то снова прикасался к ране. И вдруг он понял, что должен сделать. Он встал на колени и стал пить вытекающую из раны кровь, а когда оторвался, увидел, что рана затянулась. Потом, по прошествии времени, он удивлялся, как это могло произойти, ведь он всегда был уверен в том, что не владеет магией. Магией владела Мила, а то, чему Радж научился за время странствий с «Масками», было не магией, а наукой любви.
Быть может, этой науки и хватило для заживления раны?
Джем открыл глаза. И тут Раджала посетило мучительное озарение. Он понял, что этой муки ему теперь не избежать до конца дней. «Я люблю его», — понял он. А еще в это же самое мгновение Раджалу почудился голос, который он услышал однажды вечером, засмотревшись на свое вымазанное белилами лицо в зеркале.
«Дурачок, — насмешливо проговорил паяц. — Дурачок, дурачок!»
Птичка под названием «Боб Багряный» щебечет в листве. Теплый ветерок заставляет звенеть струны лютни Раджала. Белые облака плывут, как во сне, по синему небу. Кто-то поднимается вверх по склону холма и окликает Джема и Раджала — какой-то человек с корявым посохом. Поначалу (наверное, из-
