Взвизгнула и попятилась.
Послышался жалкий, пронзительный вой. Тетя Влада отпустила руку Каты.
Это мгновение решило все. Пелли, измученная происходящим, все это время вертела в пальцах ожерелье. И вдруг цепочка не выдержала и порвалась. Алые рубины рассыпались по полу, раскатились во все стороны, а Ката, не удержавшись на ногах, налетела на Умбекку.
Умбекка почувствовала, что падает, но только крепче сжала руку своей юной подопечной. Спотыкаясь и скользя на рассыпанных по полу бусинах, они столкнулись с двумя стариками, один из которых держал в руке лорнет, а у другого на макушке возвышался несуразно высокий парик. Старик с лорнетом приложил все усилия к тому, чтобы удержать равновесие, но под ногу ему попалась бусина.
Под дружные испуганные крики оба старика, Умбекка и Ката перевалились через парапет и рухнули в бассейн.
ГЛАВА 13
ГОЛЛУХСКИЕ ХОЛМЫ
— Скрип-скрип! Скрип-скрип! — весело кричала Мила, взбегая вверх по мокрому склону холма.
— Сестренка, подожди! — со смехом кричал ее брат. Девочка бежала так резво — но, в конце концов, ей ведь не пришлось почти всю ночь удерживать перепуганных лошадей под проливным дождем.
Им поручили задание. Великой Матери до отъезда в Агондон понадобились определенные ягоды, которые росли только на Голлухских холмах. Раджал смотрел вперед — туда, где зеленые пастбища сменялись лесистыми возвышенностями. Сквозь тучи струился водянистый солнечный свет, через деревья перекинулась яркая радуга. Зрелище было просто восхитительное, но Раджал не слишком проворно переставлял ноги, да и сердце его билось невесело.
Где же Нова?
И почему это его так тревожило?
— Ну, догоняй же, старая колымага! — крикнула Мила. У нее был такой радостный вид, что брат не выдержал и улыбнулся. Ничто не вызывало у Милы такой радости, как походы за ягодами. Ее разноцветная птица, похоже, была с ней солидарна. Эо порхала, описывая круги над головой девочки, время от времени снижалась и что-то клевала в траве или засовывала головку в кротовину, а то принималась кружить у самых ног девочки. Потом девочка и птица начинали вместе плясать, и, в конце концов, Эо широко расправляла крылья и становилась похожей на маленькую радугу.
Раджал не мог не рассмеяться. Как он любил свою маленькую сестренку!
— Подожди! — крикнул он снова, шагая вверх по склону. На опушке леса, остановившись, чтобы отдышаться, он обернулся и обвел взглядом влажную долину. На небольшом возвышении лежал, как на ладони, город Варби. Гулко звенели колокола дня Кануна. Раджал помнил о том, что сегодня — ночь окончания сезона. Сегодня мало кто будет спать в курортном городке и мало кто посвятит себя молитвам. К городским воротам торопились экипажи. У других ворот, в которые пропускали груженые повозки, толпились торговцы.
Однако происходило нечто странное. От вереницы повозок вдруг отделилась фигурка человека в яркой одежде пажа. Паж бежал, а плащ развевался на ветру, словно парус. Торговцы с любопытством глазели на бегущего, а тот, пробежав мимо повозок, покатился вниз по склону холма, задыхаясь, но при этом хохоча. Разве так мог вести себя паж? Но, с другой стороны, кто их там, в Варби, поймет?
Неожиданно ноги сами понесли Раджала назад.
— Нова?
— Привет, Радж! Я все-таки улизнул от них!
Голос Новы звучал беззаботно, голубые глаза радостно сверкали. Но мальчик-ваган встал на его пути, подбоченившись.
— От кого ты улизнул? — прошипел Раджал, ухватил Нову за грудки и рывком поднял с земли. Отведя его подальше от торговцев, он проговорил: — И лицо у тебя совсем белое опять! И почему ты так нарядился? Это же одежда пажей принца Чейна, верно?
У Раджа было смутное подозрение, что он разговаривает с человеком, у которого не все в порядке с рассудком. С Новой что-то случилось, с ним что-то было не так. Но Нова только спросил:
— Радж! А ты ведь учился править лошадьми, правда?
— О чем ты болтаешь? Ладно, пошли. Нас послали за голлухским боярышником. Ну, идешь? Если я тебя сейчас отпущу, ты только снова угодишь в беду.
— О миленький аптекарь, что же с ней будет?
Явившийся по вызову модный аптекарь, толстячок в напудренном парике, выглядел, пожалуй, чересчур щегольски для представителя своей профессии. Он уже отвернулся и щелкнул замком своего блестящего саквояжа, когда Умбекка вдруг схватила его за рукав. Аптекарь обернулся к ней с профессиональной улыбкой.
Укутанная в теплые одеяла, толстуха сидела в глубоком кресле у огня. Ее забинтованная укушенная нога покоилась на табуреточке.
— Миледи, я бы поставил вопрос иначе. Давайте спросим: что будет с вами? Ваша юная падчерица в добром здравии. А вот ваше здоровье в более плачевном состоянии. То измождение, коему вы подверглись нынче утром, способно нанести непоправимый ущерб радикальному теплу — его потоку, его скорости, его флуктуациям. Не говоря уже о радикальной жидкости. Отдыхайте, досточтимая госпожа, и принимайте прописанные мною лекарства. К следующему Кануну все будет хорошо, но только если вы будете соблюдать предписанный мною покой, покой...
— К следующему Кануну? Но мы должны уехать из Варби! Мы должны уехать немедленно! О моя бедная, бедная девочка!
Аптекарь наигранно рассмеялся — так смеются в ответ на несмешную шутку, когда рассмеяться обязывает вежливость. С той же наигранностью он называл Умбекку «миледи» и «досточтимой госпожой». Несомненно, для него она была пустым местом: подумаешь, супруга какого-то провинциального чиновника. Но аптекарь давным-давно научился обращаться со своими пациентами не в соответствии с их титулами, а в зависимости от того, кем эти пациенты себя воображали. Подобное обращение производило подлинные финансовые чудеса. Кроме того, госпожа Вильдроп была амбициозна, весьма амбициозна.
Аптекарь понимал, в чем суть ее игры. Притворяясь особой высочайших моральных качеств, эта толстуха держала девушку на коротком поводке. На всем протяжении курортного сезона в Варби ни одному молодому человеку не было позволено подойди к ней близко. Девушку это раздражало, а молодые люди просто-таки стонали от тоски. Но к концу сезона какой притягательностью могут похвастаться те девицы, которых на коротком поводке не держали, которым давали порезвиться? Разве они способны привлечь к себе такое же внимание? Разве в ночь новолуния, когда происходил обряд выхода девушек в свет, приуроченный к их совершеннолетию, теми же глазами смотрели бы на них кавалеры? И тут появилась бы госпожа Вильдроп с наживкой на крючке. В течение одной луны — да нет, скорее — вопрос с замужеством был бы решен. Девушка выскочила бы замуж за какого-нибудь богача.
И теперь она была жутко напугана тем, что за одно-единственное утро все ее труды, вложенные в этот сезон, пошли прахом.
Аптекарь позволил себе едва заметную иронию.
— Леди, вы намерены уехать сейчас? В преддверии окончания сезона? О, это непростительно с вашей стороны. — Он широким жестом указал в сторону окна. Солнечный свет с трудом проникал сквозь плотные шторы. — Завтра темное небо над парком Элдрика взорвется миллионами звезд. Яркие фигуры в серебряных масках будут кружиться и подпрыгивать, словно вырвавшиеся на волю духи, и всех и вся очаруют своим волшебством. О миледи, это будет волшебная ночь! Разве вы хотя бы из окна не полюбуетесь на нее?
