вежливости юным дамам, знакомым Пелла, затем отправились в Оллонский павильон, где пообедали отбивными, которые запивали пуншем и элем, поиграли в квотис, постреляли в глиняных уток, погуляли, раскланиваясь с девушками (уже не так учтиво, как раньше), которых разленившиеся после обеда дуэньи, если можно так выразиться, «спустили с короткого поводка».
А когда стемнело, друзья вернулись в центр города и завернули на улицу Лунд, где их поджидал господин Квисто, специально открывший в столь поздний час мастерскую, несмотря на то, что был день Кануна. Джема ожидала очередная примерка праздничного костюма. Затем они побывали у профессора Мерколя, старичка, преподавателя университета, где учился Пелл, выпили в уютной аудитории по бокалу тиралосского, после чего все вместе отправились в гости к леди Чем-Черинг. Там подавали мясо лисы под варльским соусом. Мясо оказалось немного пережаренным. От леди Чем-Черинг друзья пошли в ресторан «Свинья и подвязка», где снова заправились отбивными и элем, потом заглянули в театр, и поспели туда вовремя — успели услышать мисс Тильси Фэш, которую называли заксонским соловушкой. Она как раз пела в своей знаменитой интерпретации песенку «Старый шут короля».
Вероятно, из-за того, что представление так разволновало Пелла, выйдя из театра, он сказал:
— Что-то мне пока не хочется спать. Не заглянуть ли нам к Чоки?
— К Чоки?
Они пошли пешком, лавируя между красивыми особняками, которых было много в центре Старого Города. Вечерняя служба давно закончилась, на улицах попадались только аристократы.
Заведение Чоки, согласно объяснениям Пелла, было неким клубом, который имели обыкновение посещать самые утонченные молодые люди в Агондоне. Джем представил себе торжественный портик, массивное крыльцо... ну, может быть, еще тяжелые двери, украшенные драгоценными камнями и испещренные древними символами.
А Пелл свернул в узкий переулок и подвел Джема к двери, над которой горел один-единственный тусклый фонарь. Джем удивился. Неужели они шли сюда? Пелл постучал условным стуком, в двери открылось окошечко. Холодные, неприветливые глаза выглянули оттуда, послышалось недовольное ворчание. Затем дверь была отперта, и молодые люди вошли.
— Заведение Чоки, — негромко проговорил Пелл, — неотъемлемый этап воспитания молодого аристократа. Но лучше было бы, Нова, чтобы ты ничего не рассказывал Эмпи про то, что мы здесь были. Обещаешь?
Джем пообещал.
— Господин Пеллигрю! — подвывая, воскликнул Чоки, когда молодые люди спустились по ступеням в полуподвальный зал.
Старик, похожий на ящерицу, жадно схватил Пелла за руки, крикнул слуге, чтобы тот взял у гостей плащи и перчатки. Почти столь же пьяный, как те молодые люди, что сидели за столиками, лакей в потрепанной ливрее поухаживал за Пеллом и Джемом.
— А кто ваш юный приятель? — заискивающе поинтересовался Чоки. — Господин Эмпстер? Вот не знал, что у старины Эмпи есть родственники. Из Чейна, говорите? Ну, тогда все понятно. Моя покойная женушка любила говаривать, что жизнь в провинции можно уподобить — она так и говорила «уподобить» — смерти заживо. И знаете, я так думаю, она была права. В этом, по крайней мере. Так что, молодой человек, добро пожаловать в настоящую жизнь!
С этими словами человечек, похожий на ящерицу, гордо обвел рукой свои владения.
Неуверенно оглядевшись по сторонам, Джем на несколько мгновений окунулся в любопытную иллюзию. Освещение здесь было тусклым, в воздухе, словно густой туман, клубился табачный дым. Разглядеть что-либо дальше, чем в двух шагах, было просто невозможно. А Джему показалось, что тесный зал повторяется бесконечно, он увидел множество игральных столов, молодых офицеров, вельмож и даже священников. Все они смеялись, сидели в непринужденных позах, курили сигары из джарвела, пили эль, играли в карты.
На какое-то мгновение у Джема вдруг мелькнула мысль: а что, если этот подвал тянется без конца под землей? Только петом, когда глаза его немного привыкли к дыму, он увидел себя самого, такого несуразного в шикарной одежде, и понял, что стены в заведении Чоки были зеркальными.
Большая часть того, что происходило потом, казалась Джему сном — сном тревожным, неспокойным. Когда снятся такие сны, человек, бывает, просыпается, но только для того, чтобы затем снова погрузиться в пучину сновидений.
По крайней мере, у Джема были именно такие ощущения. А вот Пелл, похоже, пребывал в привычной стихии.
Друзья оказались за одним столом с теми двумя молодыми людьми, что повздорили из-за карт. Джарвел и наполненная свежим элем кружка успокоили лейтенанта. Его визави, напротив, остался мрачен и сидел, набычившись, после того как Чоки конфисковал его колоду карт. На столе перед ним поблескивали сложенные столбиком монеты. Время от времени он накрывал деньги руками и негромко ругался.
На груди у мрачного молодого человека сверкал и переливался галстук из золотой парчи.
— Будьте снисходительны к господину Бергроуву, — прошептал Чоки. — У него были неприятности. Очень плохо пошли у него дела в Варби в этом году.
— О?
Подробности были опущены, но господин Жак Бергроув все же поерзал на стуле и проговорил:
— Жутко жаль вашу маленькую сестренку, Пеллигрю. Я уехал сразу после того, как это стряслось.
— Будет вам, Жак. Не стоит, — успокоил его Пелл и прошептал на ухо Джему: — Жак опять вляпался. И наверняка из-за дамы! А Чоки всегда готов утешить своих мальчиков. Знаешь, говорят, что он на короткой ноге с самим премьер-министром!
Джем с изумлением наблюдал за хозяином. Для человека, призвание которого — ублажать аристократов, Чоки на редкость небрежно относился к собственному внешнему виду. Вероятно, его камзол некогда был великолепен, о чем можно было догадаться по отдельным сохранившимся жемчужинкам и золотым нитям, но теперь это было нечто бесформенное, закопченное, заляпанное жиром, прожженное сигарами. Под камзолом на Чоки была... пижама, колом стоявшая от пота и мочи. Когда старик зашаркал к двери, чтобы встретить новых гостей, Джем заметил, что тот в шлепанцах на босу ногу. Голые лодыжки Чоки оказались сильно распухшими, на них зрели нарывы. Джем с отвращением отвернулся.
— А почему его зовут Чоки?
— А это надо у девочек спросить.
— У девочек?
Пелл не ответил.
— Ты играй, давай. Правила помнишь, Нова?
Карты легли на зеленое сукно. Джем с трудом понимал правила игры. Он взял со стола карты. Пятерка перьев, четверка мечей, восьмерка колец... Что они значили, эти карты?
Играли они в игру под названием «Судьба Орокона», правила Пелл объяснял Джему раньше, но Джему плохо давались подобные игры. Ему казалось, что он никогда не сумеет уразуметь сложнейшую систему блефования и торговли, благодаря которой игрок должен был собрать полный набор карт с изображениями богов. Даже сами картинки на картах почему-то тревожили Джема. На одной карте был изображен... арлекин!
На всякий случай Джем выложил одну карту картинкой вверх.
— Ваганское отребье, — пробурчал Жак Бергроув. Почему — этого Джем не понял.
— Нова, не надо! — вскричал Пелл, наклонился и просмотрел карты друга. — Не стоит пока сбрасывать «бродячие» карты.
— Бродячие?
— Дайте-ка огня, кто-нибудь, — попросил лейтенант.
Он был долговязый, угловатый и какой-то нервный. Нервничал он явно не потому, что накачался элем и обкурился джарвела. И глаза у него были печальные.
— Ваганское отребье, — повторил Жак Бергроув, глядя на разноцветную фигурку арлекина, и
