удавалось встретиться взглядом.
— О, сокрытие! — сладостно вздохнул визирь.
— Сокрытие! — в том же тоне повторил калиф.
— Как это прекрасно, не правда ли?
— Но не так прекрасно, как разоблачение!
— Воистину, о Величайший, воистину!
К этому мгновению танцовщица уже успела сбросить большую часть своих накидок, однако до обнаженности было еще далеко. «Почему?» — гадал Раджал. Вероятно, все дело было в сумраке, который рассеивало только мерцающее пламя свечей. А может быть, все же разгадка крылась в хитром устройстве костюма. Возможно — но такие мысли пришли к Раджалу только потом, по прошествии времени, — злое, предательское колдовство старательно прятало разоблачение до самого последнего мгновения. Как бы то ни было, Раджал не спускал глаз с танцовщицы, вожделенно ожидая, когда же наконец ему удастся заметить хоть маленький кусочек ее тела под одним из покровов.
Но нет, не желание будоражило кровь Раджала, и не какое-либо другое, более спокойное ощущение, которое способно было пробудить в его сердце созерцание танца. Наблюдая за танцовщицей, Раджал испытывал нечто сродни горячему стыду и радовался тому, что сейчас среди гостей нет Каты, что она не является свидетельницей этого позорного представления. Но тут было что-то еще... ведь было, было! Подобные зрелища Раджалу доводилось видеть прежде — в самых развратных из ваганских таборов, где его сородичи окончательно опустились. Эти выступления танцовщиц всегда заканчивались одинаково: зрители залихватски свистели, выкрикивали всяческие непристойности и презрительно бросали жалкие медяки той несчастной обнаженной женщине, которая казалась им сущей богиней, покуда пряталась под накидками. Но на этот раз все должно было произойти не так, а как-то иначе. С пугающей его самого уверенностью Раджал осознавал, что представление закончится не только демонстрацией обнаженного тела танцовщицы.
И вот синий покров тоже был сброшен, и на танцовщице остались только золотые одежды. Музыка зазвучала быстрее. Золотые покровы развевались, танцовщица снимала с себя одну накидку за другой, но ее кожи все еще не было видно, и даже лицо женщины все еще было скрыто от глаз калифа и его гостей. Раджал догадывался, что последний покров танцовщица сбросит в то мгновение, когда смолкнет музыка, но сначала музыканты должны будут помучить гостей ложными концовками.
Раджал почти не замечал присутствия калифа и визиря. Как сквозь густую пелену тумана достигали его слуха слова, которыми они перебрасывались между собой. Калиф что-то говорил о том, что мир полон обманов и предательства, и о том, что обманы и предательства следует безжалостно вырывать из почвы вместе с корнями, а тех, кто повинен в этих тяжких грехах, следует сурово, крайне сурово наказывать. Визирь же заверял своего господина и повелителя в том, что эти пороки всенепременно будут самым жестоким образом выкорчеваны и наказаны. У Раджала похолодела спина.
Музыка умолкла.
Гости вразнобой заахали, ибо последние покровы в мгновение ока исчезли, и перед ними предстала... нет, вовсе не богиня дивной красоты, а... жуткая, морщинистая старуха!
Калиф разразился каркающим хохотом.
Визирь, глядя на лорда Эмпстера, холодно проговорил:
— Старая куатанийская шутка — говорят, будто бы она заключает в себе некий урок. Мой отец заставил меня лицезреть подобное представление, когда я ощутил первые приливы мужского желания. Думаю, такие зрелища принуждают наблюдать и юных девиц, когда тело их впервые познает приливы страсти. Ну а нынче Танец с Пятью Покровами, быть может, станет для некоторых из нас новым уроком.
Лорд Эмпстер пошевелился. Его маска блеснула, поймав блик пламени свечи.
Раджал еле удержался, чтобы не вскрикнуть.
Капитан Порло из последних сил удерживал Буби.
— Мы трепетали при виде танца, — негромко продолжал Хасем, — но танцовщица просто играла свою роль и оказалась совсем не такой, какую мы ожидали увидеть. Совсем как вы, Эмпстер-лорд, и как вся ваша эджландская свита.
— Нет! — вырвалось у Раджала.
Калиф снова противно расхохотался, стал раскачиваться вперед и назад. А Хасем резко вскочил и принялся визгливо вопить:
— Неужто вы решили, что мы так глупы? Что мы так непроходимо глупы, и что мы поверим в вашу сладенькую, хитро сплетенную ложь? Лорд? Адмирал? Подопечный? П-ф-ф! Нет! Вы — эджландские военные преступники, пытающиеся найти убежище, чтобы скрыться от справедливого возмездия за ваши гнусные преступления! Стража! Взять их! Отвести в темницы!
Распахнулись двери. Послышался топот ног, сверкнули лезвия ятаганов. Зазвенели, стукаясь друг о дружку, золотые кубки и блюда. Кричал визирь, хохотал калиф, а обезьянка Буби наконец вырвалась на волю, подскочила к одному из незнакомцев и сорвала с его лица синюю маску. Но в следующее мгновение грубые, жестокие руки схватили ее и принялись немилосердно избивать.
В последнее мгновение перед тем, как стражи вывели Раджала из покоев, он успел обернуться и бросить взгляд на лицо того человека, с которого обезьянка сорвала маску.
И понял все.
Глава 25
НОЧЬ, ПРЕДНАЗНАЧЕННАЯ ДЛЯ УСЛАД
— Успех!
— Победа!
— Свобода! Наконец — свобода!
Полти радостно подпрыгивал на месте и молотил кулаками воздух. Боб неуклюже размахивал длинными руками и нескладно пританцовывал. Господин Бергроув задел ногой завернувшийся край ковра, оступился и шлепнулся на пол.
Только Полти из троих приятелей ликовал сверх меры. Радость Боба была напускной, обязательной — только ради Полти, чтобы тому было приятно. А господин Бергроув просто-напросто был безмерно счастлив потому, что наконец закончилось нудное пиршество, во время которого гостям не подавали напитков крепче нектара хава.
Кроме того, он на дух не выносил каких бы то ни было иноземцев.
А Полти иноземцы очень даже нравились — и чем дальше, тем больше. Наряженный в экзотические местные одеяния, он плюхнулся на широкий и мягкий диван и обвел довольным взглядом роскошные покои, предоставляемые куатанийцами особо почетным гостям: куда ни глянь — подушки, подушечки, занавески, плетенные из шнура настенные украшения... Эти покои, казалось, созданы исключительно для плотских услад, и Полти скоро обнаружил, как можно оным усладам предаваться даже здесь, во дворце калифа, где во всем царил строгий порядок. Нынче вечером Полти ожидал кое-чего особенного. С блаженной ухмылкой он вынул из маленького серебряного портсигара тонкую сигару и постучал ее кончиком по резной крышке. Покинув пределы цивилизованного мира — вернее говоря, пределы Эджландии, — Полти ограничивал себя в этом удовольствии, но сейчас был особый случай.
Сверкнуло огниво.
— Полти!
— Боб?
— Что же теперь будет? Ну, с изменниками? Что с ними сделают?
— Ха! Со старым морским псом и благородным лордом — ничего.
— Ничего? Совсем ничего?
Полти многозначительно усмехнулся.
— Их мы хотели только припугнуть, и всего делов-то. Нам нужен только юнец, воспитанничек
