— Я решил, — заявил Полти. — Съезжу, погляжу на нее.
— Ты чего? — испуганно нахмурился Боб. — Как это — съездишь?
Полти расхохотался:
— Да ладно тебе, стручок ты бобовый, тебе ли не знать как! Мы щас где? Позади «Ленивого тигра», так? Каждый месяц отсюда карета отъезжает в Агондон, не так разве? Ну, не так?
Боб опустил голову.
— Ну, так, — пробормотал он. Верно, отъезжала карета. Ее называли «костотрясом». Такой каретой и уехали Тил с матерью как-то раз, ветреным утром, в сезон Джавандры. И теперь всякий раз, когда карета возвращалась, Бобу хотелось, чтобы в ней оказалась Тил, но она не возвращалась, а когда карета отбывала в Агондон, Боб все силился представить худенькое личико Тил в окне в тот последний, прощальный день.
Как же кружилась голова! Как он ненавидел себя!
— Ну а кучер щас где? В «Тигре» за воротник закладывает, поди? Утром отбывает. Ну а кто поедет в карете, как думаешь? Эй, Боб несчастный, чего молчишь? — приставал Полти, развалившись на соломе. — Ну, кто? А вернется потом — кто? У кого будет зеленая подвязка вот тут завязана, на руке?
— Нет, — пробормотал Боб. — Нет, нет!
Он еще мог бы добавить: «Тебя отец не пустит», но промолчал. Это было бы правдой, но Боб все- таки промолчал. Он только сидел и покачивал головой, а голова у него по-прежнему кружилась. Все, что происходило рядом, виделось Бобу как бы издалека.
Но вот началась потасовка, и сено полетело в разные стороны.
— Да не поедешь ты. Струсишь! — заявил Вел.
— Я? Струшу? — выкрикнул Полти и бросился на Вела. Но Вел встретил его кулаками.
— Не надо! — закричала Лени и кинулась на Полти. Он плюнул ей в лицо. А она вцепилась ему в волосы.
— Шлюха ты! — завопил Полти. — А ты — зензанское отродье!
Вот он и произнес вслух то, о чем раньше шептал только Бобу на ухо.
— Жирная свинья! — и Лени снова плюнула Полти в лицо.
А Вел въехал ему под ребра носком толстого ботинка.
— Ну, держись, конец тебе пришел! — рявкнул сын кузнеца.
И точно. Вел здорово отколотил Полти, а потом они с Лени, смеющиеся и довольные, спустились вниз по приставной лестнице и ушли.
Что-то кончилось.
Полти, отплевываясь, приподнялся и крикнул им вслед:
— Пожалеете еще!
Он бы оттолкнул лестницу от сеновала, чтобы Лени и Вел упали, но лестница была крепко привязана веревками.
ГЛАВА 20
ПЕРСТЕНЬ С АМЕТИСТОМ
Полти пока домой не собирался. Они с Бобом могли выкурить еще пару-тройку джарвельских сигар — дурманящего табака еще хватало. К тому же Боб мог наведаться на кухню и притащить эля в потрескавшемся кувшине. Нужно же было как-то приободрить Полти после ссоры с Велом и Лени. Кто у него теперь остался? Один только Боб.
— Арон! Арон!
Время от времени мать звала парня и поручала ему ту или иную работу. Боб откликался, но домой не шел. В кабачке стоял такой гам, что завсегдатаи вряд ли слышали, как его зовет мать.
— Куда запропастился этот мальчишка, будь он проклят! — время от времени прорывало досточтимую Трош. Никакого толку от сына, по ее мнению, не было. И все-таки она к нему привыкла. Ко всему на свете она привыкла.
Пройдет еще какое-то время, и когда изрядно поднабравшиеся посетители «Ленивого тигра» вывалятся на улицу, кабатчица бросит последний взгляд в окно и без сил повалится на кровать рядом с мертвецки пьяным муженьком. Мать Арона увидела и своего долговязого сына вместе с его жирным дружком. Ноги их заплетались в полах шуб, они поддерживали друг дружку, падали, помогали друг другу подняться.
Смеялись они, что ли?
Вроде бы смеялись.
— Ох, Арон, — горько вздохнула мать. Но нет, парни не смеялись.
— Полти, перестань глупости болтать, — увещевал друга Боб.
— Не болтаю я глупостей, — мотал головой Полти.
— Но как же ты поедешь?
— Да мне только бы серебришка немного, и все.
— Но у тебя нет денег!
— Заткнись! — и Полти с такой силой ткнул Боба пальцем под ребра, что тот от испуга отпрыгнул в сторону, а Полти пролетел по инерции мимо и упал в снег, протаранив головой сугроб.
Прошло какое-то время.
Полти перевернулся на спину.
Над ним склонился Боб:
— Я не буду!
Полти протянул руку. Перчаток у него не было, и пальцы посинели от холода.
— Чего ты там не будешь?
Боб потер щеки. Пиво ли было тому виной — он совсем потерял голову. По идее, надо было бы испугаться. Даже в тяжелой меховой шубе Боб напоминал какое-то несуразное длинное насекомое. Он наклонился прямо к покрасневшей жирной физиономии Полти.
В свете луны щеки Полти казались лиловыми.
— Понял, про что ты болтаешь, — доверительно прошептал Боб. Взгляд у него был такой, что казалось, в следующее мгновение он заедет Полти ногой между глаз.
Но конечно, он этого ни за что не сделал бы,
— Ты что, Боб, — прошептал Полти самым задушевным голосом. — Я же про твою мамашу говорил. Ты же знаком со своей мамашей, Боб, а?
Боб утвердительно кивнул.
— Ну а как же! Еще бы ты ее не знал. Дорогуша, досточтимая Трош! Знаешь, Боб, мамаша у тебя очень даже ничего себе тетка. Очень ничего себе. Правда, Боб, ты не хуже меня знаешь, что мамаша твоя — старая спившаяся развалина, вот я и подумал…
Боб размахнулся кулаком.
— Она умеет считать, ты же знаешь!
Он бы ударил Полти — сейчас он бы точно его ударил, но Полти приподнялся и вцепился в отвороты шубы Боба. Тут уж пришла очередь Боба повалиться на снег, а Полти врезал ему под ребра несколько раз подряд и при этом напомнил, что на сеновале от него не было никакого прока, оплевал Боба, сообщил, что ненавидит его, после чего, покачиваясь, поплелся прочь.
Боб лежал на снегу, и ему становилось все холоднее и холоднее. Далеко не сразу он сумел пошевелиться. Он лежал и смотрел на луну. Луна убавилась на три четверти. Эту фазу луны называют Восточной луной. Полнолуние давно миновало, приближалось лунное затмение, именуемое Чернолунием.
Их всех ждала гибель!
