Иллэйса для того и пришла сегодня вечером к шулдару… ну, не только для того, конечно; она себя не обманывала, нет: она ведь … знала…… об этом — … знала…. А потом, когда семя Иллеара излилось в нее, вместе с семенем в Иллэйсу вошло прошлое шулдара, — чтобы позже, во сне, предстать перед ее внутренним взором.
Теперь этот сон надлежало вспомнить.
«Так все сложно? — спросила когда-то Иллэйса у Хуррэни. — Неужели нет других способов?»
«Другие — еще сложней, милая. Или ненадежней. Не тревожься, со временем ты узнаешь все их, до последнего. И прочие тебе понравятся еще меньше».
Как-то она там сейчас, у темного пруда?..
Иллэйса прогнала и эту мысль.
И тогда вся жизнь Иллеара Шестого по прозвищу Кровавый Садовник, сына Су-Л'эр Воинственной, отца Ай-Кинра, развернулась перед ее внутренним взором — так распускается едва дождавшийся первых лучей солнца цветок… так раскрывает свой капюшон потревоженная змея-монахиня.
Иллэйса упала в эту жизнь, словно в мутный омут: без надежды вынырнуть. Она не видела, но сердцем переживала все самое важное для Иллеара: тягостное детство, вечные напоминания матери о том, что он — будущий шулдар и должен вести себя подобающим образом; уроки, уроки, уроки… — выматывающие, кажущиеся бессмысленными; слухи, будто Су-Л'эр тайно договаривается о чем-то с извечными врагами Тайнангина, Иншгурранским королевством и Трюньильским герцогством; первая влюбленность и горечь первого предательства; ночные гости, которые приходили в материнские покои и уходили, никем, кроме Иллеара, не замеченные; дочь советника ар-Раэна, синеглазая Дания, с которой Иллеар тайно встречался более полугода; война с «диким» Тайнангином; первый человек, которого Иллеар убил собственноручно, — юный кочевник с изумленным взглядом и ниточкой крови на губах; попытка советника ар-Раэна поднять бунт — к счастью, неудачная; казнь бунтовщиков; Су-Л'эр с помощью тогдашней иб-Барахьи находит для наследника невесту; первая настоящая любовь — не влюбленность и не страсть, но именно любовь; рождение сына; смутные вести из-за Сломанного Хребта от отрядов, которые продолжают совершать набеги на земли Иншгурры и Трюньила; жена узнает об измене и через своих людей отравляет любимую; отряды из-за Хребта просят о помощи — Су-Л'эр обещает, но пока помочь не может; смерть жены, после которой долгие годы ходят слухи… разные слухи; неожиданно проснувшийся интерес к сыну — это так странно: вдруг почувствовать себя отцом! и пытаться дать мальчику то, чего сам был лишен; отряды из-за Хребта просят о помощи; умирает мать; местные вельможи пытаются диктовать ему свои условия, по сути, берут власть в державе в свои руки; встреча в полдень в дворцовом саду Бахрайда — тогда там собрались почти все противники Иллеара… и почти все, кто был ему верен, кто не побоялся обнажить оружие и принять на душу кровь… кровь… кровь!, кровь на лепестках роз, алое на алом, если не приглядываться — и не заметишь; с тех пор в народе его называли не иначе, как Кровавым Садовником… с тех пор много всего произошло, и он научился скрывать собственные боль, и страх, и неуверенность, и одиночество — научился скрывать, потому что иначе было нельзя: эти люди, все, кто вверил себя его милости, кто молился вместе с ним на закате и на рассвете, они надеялись на него… и они уничтожили бы его, если бы Иллеар проявил слабость; Иллеар — не проявлял, не позволил себе прирасти душою к кому бы то ни было, стал отчужденнее вести себя с сыном, часто менял женщин, верных людей держал на некотором расстоянии; поехал в оазис Таальфи, к провидице, только потому, что этого ожидали; чтобы не привлекать внимания, намеренно взял немного людей; передал власть на это время сыну; попал в засаду; убегая, оказался в вымершей деревушке; добрался-таки до оазиса и, похоже, встретил там свою любовь, вторую настоящую любовь в своей жизни («Так вообще бывает, мама?» — «Бывает, сынок, бывает. Но не со всяким. Любовь — это чудо, дар небес. Иному не повезет с нею. А иной и пройдет мимо, не заметит». — «Как можно не заметить чудо?!» — «Если не верить в него». — Давний, полузабытый разговор, когда Су-Л'эр еще позволяла себе говорить с сыном по душам…)
Иллэйса вынырнула из чужих воспоминаний — задыхаясь от пережитого, дрожа всем телом, будто загнанная антилопа. Потянулась за чаем — на столике было пусто.
— Данара!
Тишина.
«Раньше за ней такого не водилось. Неужели этот юный тайнангинец, о котором Данара мне все уши прожужжала и которому отдала свою кровь, так на нее подействовал? Но она знала, что мне потребуется помощь. И обещала к утру вернуться».
Иллэйса медленно встала с каменного кресла и подошла к парапету. Небо сулило к вечеру бурю — короткую, но яростную. Ветры шептали о том же. На площадке было холодно, первые лучи солнца уже освещали ее, но ни капельки не согревали. Чай, вот что сейчас необходимо Иллэйсе! Несколько чашек обжигающего, терпкого чая…
— Данара! Да где ж тебя джиэммоны но!..
И вот тогда раздался крик.
Они столкнулись у выхода из гостевых покоев. Иллеар отметил, что мастер битв одет, словно и не ложился. Но на расспросы времени не было. Крик оборвался, перешел в едва слышные отсюда рыдания, — только это почему-то не успокаивало.
— В шатре целительницы! — воскликнул Эминар ал-Леад, когда они выбежали из башни.
Шулдар уже и сам видел: туда спешили «сестры» — растрепанные, отчаянно, будто собирались взлететь, машущие на бегу руками; одна споткнулась и упала, но никто не помог ей подняться. Самые быстрые из служительниц уже ворвались в шатер — и оттуда донеслись новые крики.
Иллеар поспешил туда же, вслед за мастером битв. Хотя было уже ясно: они все опоздали, самое страшное случилось.
— Стойте! Где иб-Барахья?! — Это Ламбэри Безжалостная со своими девицами. Йор-падды не намного отстали от первых «сестер», но, в отличие от них, были вооружены и предельно собранны. — Немедленно позовите иб-Барахью!
— Я здесь, Ламбэри. В чем дело?
Она подошла незаметно, все в том же зеленом платьице и кожаных сандалиях. Только лицо осунувшееся, побледневшее. Иллеар едва сдержался, чтобы не обнять ее за плечи или — лучше — — поднять на руки и унести прочь отсюда, уложить в постель, накрыть одеялом и строго-настрого велеть: «Пока не отдохнешь как следует!..»
Он мотнул головой, прогоняя неуместные мысли, и услышал, как Безжалостная повторяет:
— Да, провидица, ты не ослышалась. Я хочу, чтобы никто не входил в шатер, а те, кто уже вошел, немедленно покинули его. Змейка!
Чующая кивнула:
— Это совершенно точно: ночью здесь был человек, в которого вселился джиэммон. Мне нужно осмотреть место убийства, чтобы сказать больше.
— Что с моим сыном?! — не выдержал наконец Эминар ал-Леад. Голос его сорвался, старый мастер битв откашлялся, потом повторил, уже тише: — Он жив?
Ламбэри странно посмотрела на него:
— Он спит.
— Спит?!
— Вчера, — спокойно разъяснила иб-Барахья, — его напоили маковым молоком, чтобы можно было влить в вены раненого свежую кровь.
— Но так вы только убьете его! Я знаю нескольких лекарей, они пытались, и не раз… — Эминар ал-Леад замолчал и только обводил пустым взглядом лица «сестер».
— А наши целительницы не раз таким образом спасали людей.
Иллеар решительно вмешался:
— Так или иначе, кровь уже влили и Джализ всего лишь спит. Я хочу услышать другое: что это за история с джиэммоном? Откуда бы он здесь взялся?
— Его, — сказала Ламбэри, — внес в оазис один из вас. Ты, Ваше Могущество, или твои спутники.
— Вздор!
