таком виде. Это был Шэддаль — сотник элитной гвардии Руалнира. Вернее, бывший сотник бывшей элитной гвардии.
— Я… — начал было впалогрудый.
— Молчи, — оборвал его старэгх. — Пойдем, вас накормят и отмоют, оденут в нормальную одежду, а уж потом — расскажешь. Письмо дошло.
— Благодарение Богам! — вскричал сотник и неожиданно рухнул на колени, складывая руки в молитвенном жесте. — Благодарение Богам! Они услышали наши мольбы! Значит, вы готовитесь?..
Армахог хмуро кивнул:
— Готовимся. И ты будешь здесь очень кстати. Вставай и пошли.
Он повел гостей через дворик к казармам. Потом резко остановился, досадливо скривил губы и пошел во дворец, знаком приказывая всем троим не отставать.
— Да, — кинул старэгх как можно небрежнее. — О том, что вы знаете — ни слова.
— А если будут спрашивать? — уточнил Шэддаль.
— Демоны, ты же сотник! Вот и рявкнешь на всех, чтобы заткнулись. Или, за время пути сюда разучился?
— Нет, не разучился.
— Вот и отлично. Я поселю тебя у себя, мои слуги не болтают лишнего.
… Армахог оставил сотника и двух его спутников приходить в чувства, а сам поспешил в зал для совещаний. Там уже в течение двух дней, с перерывами на обед и сон, продолжалось заседание военного совета.
В просторном помещении без окон стояли волнистые ароматные свечи; на стене висела карта мира, каким его знали лет этак пятьдесят назад.
Впрочем, за эти полсотни лет никаких особенных изменений в познании мироустройства не произошло, разве только пара-тройка мелких самостоятельных княжеств признала власть империи, да на белом пятне, что красовалось в верхнем правом углу (то есть, на северо-востоке) обнаружилась небольшая долина, а за ней — снова горы. А что за горами, ведают только Боги.
Вокруг п-образного стола сидели люди, от которых сейчас могло что-нибудь зависеть:
Пресветлый Талигхилл (скорее всего, уже не наследный принц, а правитель), военачальники, Харлин и несколько его помощников, градоправитель и Тиелиг. Все они безвылазно находились здесь с момента получения принцем
/то есть, правителем/
письма о том, что посольство в Хуминдар было уничтожено и что теперь к южной границе Ашэдгуна движется огромное войско хуминов.
На повестке дня стоял, практически, всего один вопрос. Война . Талигхилл интересовался, какое войско можно собрать за тот срок, который у них имеется. Харлин мямлил что-то о скудной казне. Армахог заявил, что такие сведения предоставит только через пару дней, но по его предварительным подсчетам рекрутированных вкупе с регулярщиками не хватит
— если, конечно, верны те цифры, которые фигурируют в письме. Тиелиг молчал.
Старэгх вообще не понимал, что здесь делает верховный жрец Бога Войны, как бы парадоксально в данной ситуации это не звучало.
Парадоксальность немножко уменьшалась, если вспомнить о прежнем отношении Талигхилла к Богам и их служителям. Правда, последнее время Тиелиг часто играл вместе с Пресветлым в махтас… Интересно, почему выбор принца (правителя!) пал именно на верховного жреца Ув-Дайгрэйса? И насколько стремился к этому сам жрец?
Армахог рассказал о неожиданном появлении Шэддаля, и сидевшие за столом заметно оживились. Пресветлый объявил небольшой перерыв, и все задвигали креслами, выбираясь из их мягкого плена. Сам Талигхилл с удовольствием поднялся и прошелся по залу, разминая затекшие ноги. Он приблизился к старэгху и вопросительно посмотрел на него.
— Не знаю, — развел руками тот. — Не знаю, Пресветлый, сам мучаюсь в догадках.
— Когда их приведут?
— Как только помоются и переоденутся. И как только будут в состоянии говорить. Насколько я понимаю, весь путь сюда они проделали пешком.
— Из самого Хуминдара? — поразился Талигхилл.
— Не знаю, они не говорили об этом. Просто… по ним не скажешь, что последние несколько дней они ели и спали в достаточном количестве.
Пресветлый кивнул и снова заходил по залу, как дикий зверь, пойманный и посаженый в клетку. Сколь бы не была просторна эта клетка, он все равно будет ходить из угла в угол, словно отыскивая выход, словно не веря собственным глазам, свидетельствующим: выхода нет.
Войска, которое имелось сейчас у них в наличии, недостаточно. А когда — и если — удастся собрать остальное, может быть уже слишком поздно. Наиболее выгодное во всех отношениях место для битвы — ущелье Крина. В нем враг окажется зажат, завязнет и задержится; пообтреплется. Но это сражение не будет решающим для всего хода войны. Для остальных же боев может попросту не хватить солдат. И что делать — Талигхилл не знал.
Раскрылись двери, в зал вошел один из людей Армахога и сообщил старэгху, что Шэддаль со спутниками готовы ответить на все вопросы.
— Пускай войдут, — велел Пресветлый, усаживаясь на свое место. Остальные тоже забирались в кресла и с нетерпением поглядывали на дверь.
Бывший сотник элитной гвардии Руалнира и два гвардейца — все, что от нее осталось, — вошли и замерли на пороге.
— Вы можете совершенно свободно говорить все, что сочтете нужным, — сказал Талигхилл. — На этом заседании нету лишних ушей.
— Пресветлый, мне сказали, что вы уже знаете о том, что произошло в Хуминдаре, — хриплым голосом вымолвил Шэддаль.
— Только в общих чертах. Расскажите подробнее.
— Сперва я должен показать вам то, что мы принесли с собой.
Только сейчас Армахог заметил, что Шэддаль прижимает к своей впалой груди ту самую котомку. Она по-прежнему распространяла зловоние, и кое-кто из сидящих уже уткнулся носом в надушенные платки. Старэгх презрительно хмыкнул, хотя, наверное, не имел права судить этих людей. Все-таки, они не знают, что такое война, они с самого рождения жили в домах знатных вельмож и справляли нужду в туалетах, где пахло розами или нарциссами.
Шэддаль протянул котомку принцу, и на лице бывшего сотника отразилось такое нечеловеческое страдание, что впору было подумать: в котомке лежит сердце впалогрудого.
Он поставил ее на край стола и открыл. В зале завоняло еще сильнее, а Шэддаль медленно опустил в котомку руку и вытащил оттуда за волосы чью-то голову. Распухшая, начавшая разлагаться, она все равно еще не до конца утратила те черты, которые были свойственны ей при жизни. Армахог, например, сразу узнал острый нос и широкие скулы — нос и скулы Руалнира. Да и чью еще голову стал бы нести Шэддаль столько дней, борясь со зловонием и отвращением?..
— Это… — сотник вздрогнул. — Это, Пресветлый, то, что оставили от твоего отца братья Хпирны.
— Кто они такие, эти братья Хпирны? — спросил Талигхилл, и по голосу принца нельзя было даже подумать, что ему только что показали голову родителя. Но Армахог видел глаза Пресветлого и не обманулся: в них застыла сама смерть.
— Это те, кто нынче властвует в Хуминдаре, — объяснил Шэддаль. Он немного успокоился, и голос его уже не так дрожал и хрипел, как раньше. — Они — близнецы.
— Сколько их? — так осведомляться можно о количестве воинов во вражеском отряде, а не о правителях.
— Двое, Пресветлый.
— Хорошо. А теперь расскажите нам о том, что же произошло.
