Досье Ленина без ретуши. Документы. Факты. Свидетельства.

всего лишь «вершки», прелюдии к сенсациям. К их рассмотрению мы и приступим.

Как уже известно, группа политических эмигрантов во главе с Лениным при содействии немецких властей 27 марта (9 апреля) выезжает из Швейцарии и 31 марта (13 апреля) 1917 года прибывает в Стокгольм. А в это время Моор уже в Стокгольме. С какой целью, без особых хлопот, он приехал в Стокгольм? Находясь в Швеции с весны 17-го года, Моор доносил германскому посланнику в Берне Ромбергу о прибытии русских эмигрантов в Стокгольм и об их отъезде в Россию. Телеграммы такого же характера поступали и в отдел политики Генерального штаба Германии. Карл Радек, хорошо знавший Моора еще с 1905 года, в своей статье в «Известиях» в июне 1932-го, посвященной смерти последнего[86], в частности, писал: «Немедленно после февральской революции он (Моор. – А.А.) переехал в Стокгольм, где оказывал помощь заграничному представительству большевиков»{634}. С Моором там встречались, кроме Радека, также Боровский, Ганецкий, Семашко и другие. Получая от Моора деньги, они, конечно, догадывались, точнее знали, кто в действительности их субсидирует, но не в их интересах было распространяться на этот счет. Напротив, большевистские идеологи всячески старались скрыть, замаскировать этот факт. Так, составители XIII тома ленинского сборника (вышел в 1930 г.) в примечании, касающемся личности Карла Моора, пишут, что «швейцарский[87] социалист намеревался передать большевикам некоторую сумму денег; в заседании от 24 сентября 1917 года ЦК РСДРП якобы отклонил это предложение «ввиду невозможности проверить действительный источник предлагаемых средств» {635}. Это же заведомая ложь! Впрочем, давайте все по порядку.

После окончания второй мировой войны из материалов МИД Германии стало известно, что Карл Моор под кличкой «Байер» являлся платным секретным агентом генеральных штабов кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи и что через него большевики также получали денежные субсидии.

Известно, что после провала июльского (1917) путча, Ленин вынужден был срочно скрыться. Находясь в Гельсингфорсе, он 17 августа, как уже известно, отправляет письмо в Стокгольм заграничному бюро ЦК. Предупредив Ганецкого о том, чтобы тот заметал следы «немецких денег», Ленин хитроумно пишет и о Мооре: «…Не помню (?), кто-то передавал, кажись, что в Стокгольме, после Гримма и независимо от него, появился Моор… Но что за человек Моор? Вполне ли и абсолютно ли доказано, что он честный человек? Что у него никогда и не было и нет ни прямого ни косвенного снюхивания с немецкими социал- империалистами? Если правда, что Моор в Стокгольме и если Вы знакомы с ним, то я очень и очень просил бы, убедительно просил бы, настойчиво просил бы, принять все меры для строжайшей и документальной проверки этого. Тут нет, т. е. не быть, места ни для тени подозрений, нареканий, слухов и т. п.»{636} (выделено мной. – А.А.). Вот как встревожен был Ленин появлением на горизонте К. Моора.

Это письмо со всей ясностью и определенностью говорит о том, что Ленин знал всю подноготную Моора и страшно был напуган тем, что вслед за Парвусом, Ганецким, Козловским и другими, разоблаченными русской контрразведкой как агенты германской разведки, как бы не высветилось в печати имя Моора – также платного немецкого агента, выполняющего роль посредника в оказании денежной помощи большевикам. Об этом свидетельствует такой факт.

Возвратившись из Швейцарии в Россию в конце июня 1917 года наивный Шкловский предупреждает Ленина о том, что К. Моор – немецкий агент. Ниже читатель убедится в том, что Шкловский действительно предупреждал Ленина.

После прихода большевиков к власти, немецкая агентура свободно стала разгуливать по России, выполняя различные задания своего правительства. Оказавшись в зависимости от немецких властей и опасаясь шантажа за связь с ними в период подготовки и осуществления государственного переворота, большевистские лидеры не чинили немецким агентам препятствий. Напротив, оказывали им различные услуги, беспрекословно выполняли их требования. В свою очередь, большевистское правительство продолжало получать материальную помощь от немецких властей.

Как же чувствовал себя К. Моор, приехавший в Россию вскоре после октябрьского переворота? Бывал он в Петрограде, а после переезда советского правительства в Москву он тоже переселяется туда и даже встречается с Лениным. Прикрывшись мандатом социал-демократа, Моор беспрепятственно вел агентурную деятельность. Моор предпринимает и дерзкие шаги: и начале декабря 1918 года обращается к Ленину с просьбой освободить из-под ареста Пальчинского{637}.

Как же отреагировал Ленин на «просьбу» Моора по поводу освобождения П. И. Пальчинского, которого до октября 1917 года он называл: «слуга капиталистов», «саботажник», «казнокрад» и грозился после прихода пролетариата к власти отдать его «на суд народа»{638}.

3 декабря 1918 года Ленин отправляет циничную и лицемерную телеграмму в Петроград Зиновьеву, а копию – председателю петроградского отдела ВЧК:

«Тов. Зиновьев!

Тов. Карл Моор, швейцарец[88], прислал мне длинное письмо с просьбой освободить Пальчинского, ибо он-де крупная техническая и организационная сила, автор многих трудов и т. п. Я слыхал и читал о Пальчинском как спекуляторе и пр. во времена Керенского.

Но я не знаю, есть ли теперь данные против Пальчинского? Какие? Серьезные? Почему не применен к нему закон об амнистии?

Если он ученый, писатель, нельзя ли ему – в случае наличности серьезных улик против него – предоставить условия особо льготные (например, домашний арест, лаборатория и т. п.).

Прошу мне ответить письменно и немедленно»{639}.

Из этой телеграммы нетрудно понять, что Ленин, в сущности, дает санкцию на освобождение Пальчинского, тем самым беспрекословно выполняет требование Моора.

Выполнив ряд заданий своих хозяев, так называемый швейцарец К. Моор на время покидает Россию и едет в Берлин, очевидно, для доклада о проделанной работе.

С провозглашением России в 1990 году независимым суверенным государством и особенно после провала августовского (1991) коммунистического путча, в демократической печати стали появляться статьи, в которых большевики во главе с их признанным вождем Лениным на документальных материалах разоблачаются в связях с германскими спецслужбами, доказывается, что июльский (1917) контрреволюционный путч и октябрьский государственный переворот были осуществлены на немецкие деньги и с помощью германских разведывательных органов. Особую реакцию и переполох вызвали у адептов коммунистической идеологии статьи, опубликованные в журнале «Столица» {640}. В печати, по радио и телевидению ученые мужи большевистского пошиба безуспешно пытались опровергнуть факты, обличающие большевиков в измене родине и в преступлениях перед народами России. Известные усилия в этом направлении предпринимал и экс-президент СССР М. С. Горбачев. Убедившись в бесплодности предпринятых мероприятий, они избрали новую тактику, которая, по их мнению, должна была реанимировать авторитет «пролетарского вождя» и его партии.

Вся эта – белыми нитками шитая – новая тактика заключалась в том, что ее разработчики уже не отрицают получения большевиками денег от немцев, но лишь с той разницей, что в качестве основного и единственного поставщика крупных денежных субсидий выступает теперь не германский банк, а «безобидный» и «ничем не скомпрометировавший себя», сочувствующий большевикам, то ли австрийский, то ли немецкий социал-демократ Карл Моор.

Так, бывший работник ИМЛ при ЦК КПСС, печально известный историк В. Т. Логинов в своей статье, опубликованной в сборнике в 1991 году под названием «Ленин, о котором спорят сегодня», пишет:

«Существует несколько документов, которые все эти годы порождали у «разоблачителей» определенные надежды. И опубликованы они были не за рубежом, а у нас в стране. В 1923 году их