левому крылу, обнаружил бы вам мои намерения». Они были ясны для генерала Надасди, который один оказался опытным полководцем из всех императорских генералов; он же спас остатки австрийской армии. Но низкая зависть принца Карла была причиной того, что двор наградил его самой черной неблагодарностью, а имя его, славное даже среди врагов, не было упомянуто при донесении, сделанном двору об этой битве. Напротив, честь принца старались, насколько возможно, восстановить в глазах мира. Был начерчен ложный план битвы, который представили императрице и распространяли в народе. Далее старались самым наглым образом распространить слухи, поддерживаемые при дворе, будто принц два раза предлагал королю битву после его победы и что тот отказывался. Сам император выехал навстречу своему брату, когда тот подъезжал к Вене, причем во всем городе было объявлено под угрозой страшной кары, чтобы никто не осмеливался непочтительно говорить о принце. Вопреки этому запрещению всюду были расклеиваемы и остроумные и неостроумные гравюры, картины и сатиры по адресу этого полководца: на городских воротах, на церкви Св. Стефана, даже на императорском дворце. Но народный голос все же не долетел до ушей снисходительной и обманутой Марии-Терезии, которая собиралась поручить ему судьбу своей империи, назначив его опять главнокомандующим всех войск, чему противился даже ее супруг. Но сам принц, видя ненависть и презрение к себе народа, более справедливо оценил собственные заслуги и уехал в Брюссель. Однако и Надасди поступил точно так же: этот опытный полководец, без которого Мария-Терезия не могла теперь обойтись, покинул навсегда армию, столь любившую его, и двор, ненавидевший его, и уехал в Венгрию.
Прусский король обладал особым даром исправлять свои военные ошибки и извлекать всю возможную пользу из приобретенных им выгод. Поэтому обратное завоевание почти утраченной Силезии и взятие в плен 40 000 человек не удовлетворили бы неутомимого полководца, если бы поздняя зима и глубокий снег не положили предела его завоеваниям; даже осаду Швейдница пришлось отложить до весны, хотя крепость эта все же была блокирована. Последним делом в эту кампанию было обратное завоевание Лигница, одного из самых больших и красивых городов Силезии, который был укреплен австрийцами, а теперь блокирован пруссаками. Предпринять настоящую осаду в такие морозы было весьма трудно; к тому же прусские войска сильно нуждались в отдыхе. Поэтому гарнизон, состоявший из 3500 человек, получил свободный пропуск; пруссаки завладели большим продовольственным складом, орудиями, множеством боевых снарядов и тотчас же разрушили все укрепления, возведенные австрийцами, так что город получил вновь свой первоначальный вид. Сдача эта произошла 29 декабря, увенчав собою последние дни года, столь знаменитого своей кампанией.
Таким образом, Фридриху удалось отнять почти все свои владения у врагов. Австрийцы поспешили в император ские наследственные земли, чтобы отдохнуть от своего страшного поражения; русские очистили Пруссию; французы оставили границы Бранденбурга, оставив за собою лишь несколько вестфальских провинций; имперские войска были распущены по домам, а шведы изгнаны генералом Левальдом из прусской Померании[104], которая перешла снова в руки пруссаков, овладевших, кроме того, Мекленбургом и спокойно расположившихся на зиму в Саксонии.
Так кончилась кампания, до сих пор беспримерная в истории. В продолжение этого одного года, кроме множества значительных стычек, перестрелок и схваток, произошло семь больших сражений и много второстепенных битв, которые раньше сочлись бы теми же сражениями. Великие полководцы Фридрих и Фердинанд, представляющие столь редкое явление, действовали одновременно и в разных местах во время этой войны, оставив назидательные примеры воинам грядущих поколений. Другие, как, например, Генрих, наследный принц Брауншвейгский, и Лаудон, обнаружили также свои высокие дарования; иные, хотя и не столь великие, могли бы одни в другое время утвердить в потомстве воинскую славу целого народа; таковы: Зейдлиц, Кейт, Фуке, д’Этре, Надасди, Гаддик, Румянцев, Вунш, Цитен, Вернер и многие знаменитые вожди, которые тут впервые нашли возможность обнаружить свои далеко не заурядные дарования. Шверин, Броун и Винтерфельд, славные одержанными победами и незабвенные в летописях войны, погибли в этой знаменитой кампании, запечатлев свои подвиги смертью. Сражалось более 700 000 воинов – и каких! То не были изнеженные азиаты, покрывавшие поля несчетными полчищами и подавшие грекам, римлянам и бриттам случаи для одержания блистательных побед. То не были беспорядочные толпы крестоносцев, которые наводняли целые провинции, подобно тучам саранчи, дрались безо всяких знаний военного искусства и убивали людей из фанатизма. Нет, нации, сражавшиеся на германской земле, были все воинственные и вполне достойные культуры XVIII века; некоторые из них могли даже соперничать в храбрости с древними и предписывать законы целой части света силой своего оружия.
Необыкновенные перевороты, совершившиеся в короткий срок этой кампании, не встречаются ни в какой другой войне; они не согласовались ни с рассудком, ни с предусмотрительностью и опытностью и, казалось, отступали от обыкновенного порядка вещей. В начале войны король прусский явился победителем, австрийское могущество было почти уничтожено, огромное войско заключено в город, готовое сдаться с минуты на минуту; опасность угрожает самой императорской столице, и почти все надежды Марии-Терезии рушатся. Вдруг удачи опять склоняются на сторону австрийцев; имперцы побеждают, выигрывают битвы и делают завоевания, Фридрих побит, изгнан из Богемии, покинут своими союзниками, окружен со всех сторон многочисленными своими врагами и находится на краю пропасти. Но внезапно он торжествует больше, чем когда-либо. Армии русских, шведов, имперцев, французов и австрийцев частью изгнаны им, частью разбиты, частью уничтожены; целые войска взяты им в плен, и уже наполовину завоеванная и защищаемая громадной победоносной армией Силезия отбита среди зимы одним ударом меча. Русские побеждают в Пруссии и отступают, оставив много больных и раненых, а разбитые пруссаки преследуют их до самых границ Польши. Воинственные шведы, придя в Померанию, не застают врага; солдаты их жаждут битв, а полководцы – славы. Судьба Берлина в их руках. Не сделав ничего, они должны вскоре искать спасения на острове Рюген, вдали от материка. Французская главная армия спокойно владеет всеми провинциями между Эльбой и Везером; врага опасаться ей неоткуда. Вдруг является союзная армия, точно из пепла. Ганноверцы берутся за оружие, Фердинанд ведет их, и могущественный неприятель ошеломлен: он бежит, оставив значительные запасы, и вытеснен далеко от обширного северного театра военных действий в небольшой угол южной Германии.
Англичане до сих пор не желали и слышать о войне на материке, но разрушение Ганновера и подвиги Фридриха, которые лучше всех оценили островитяне, совершенно изменили прежний образ мыслей последних. Король прусский стал божеством в глазах англичан, отпраздновавших день его рождения в Лондоне так же торжественно, как и в честь своих любимых королей; парламент отпустил ему 670 000 фунтов стерлингов ежегодной субсидии; решено было выслать английские войска в Германию, а великий Питт, державший теперь кормило правления в качестве министра и правивший Англией, подобно диктатору, силой своего гения, установил принцип, что Америку следует завоевать в Германии[105].
Книга четвертая
Зимой пруссакам пришлось не менее деятельно работать над восстановлением наполовину сокращенной армии и над заботами о ее многочисленных нуждах. Казалось, что счастье вновь станет улыбаться Фридриху; немало порадовали его также многочисленные доказательства преданности силезцев; ее особенно обнаружили жители Бреславля. Лишь несколько монахов какого-то аббатства имели глупость молить во время общественных богослужений о даровании побед австрийцам, когда город не только был уже во власти пруссаков, но когда уже сам король находился в стенах его. Начальство сделало им внушение за такую дерзость, но они сослались на древний обычай, сохранившийся еще от их предшественников- монахов и действовавший во время войн императорскаго дома. Фридрих разрешил им соблюдать этот древний обычай, но потребовал от монастыря в пользу инвалидной кассы 6000 рейхсталеров. Деньги были взысканы, и обычай прекратился. Бежавший епископ Шафгоч, ошеломленный внезапными удачами пруссаков, разрушившими все его надежды, имел дерзость написать к монарху, стараясь оправдать себя и мотивируя происшедшее личными врагами и ложными обвинениями, и уверяя его в своей преданности. Монарх ответил ему 15 февраля 1758 года. Письмо кончалось следующими словами: «Не избежать вам ни
