– С прошлого года.
– Как же ты, такой молодой, здоровущий, обходишься без нашего брата? Для здоровья вредно. Можно упреть. Или забегают юные поселянки?
Облизнула пухлые губы, улыбнулась смутно. Вроде в каком-то кино он видел такую же сцену. Соблазнение юного дебила.
– Не надо так со мной шутить, Ира.
– Почему, миленький?
– Боюсь сорваться.
– И что сделаешь?
– Отграхаю, мало не покажется. Потом стыдно будет.
Не надо.
Их взгляды скрестились, никто не 'хотел уступать. Ее бирюзовые глаза заволокло тяжелым туманом.
– Да ты орел, миленький, ох орел. Как я сразу не разглядела… Что ж, попробуй. Я в принципе не против.
На дворе тявкнул Гирей, подал знак. Хозяин вернулся.
– Не успели, – вздохнула красавица.
– Может, в другой раз, – ответно загрустил Егорка.
Федор Игнатьевич в свои семьдесят с хвостиком лет не выглядел стариком, напоминал прокаленное солнцем сухое дерево на опушке леса. Поджарый, чуть сутулый, с длинными руками. С густой шапкой темных с проседью волос. Лицом тоже смахивал на опаленную головешку, но на продубелой коже, под выцветшими бровями заревым светом пылали темно-синие, с угольком, проницательные глаза. От таких глаз не укроешься, и это сразу понимал всякий, кто с ним встречался. Впоследствии первое впечатление всегда подтверждалось. Окрестные жители давно почитали Жакина за лешака и без особой надобности к его жилищу не совались.
На гостью лишь раз взглянул с порога и все про нее понял. Поздоровался, сел, обратился к Егорке:
– Ну-ка, плесни горяченького, уходился нынче… – потом к женщине:
– Говори, залетная, за чем пожаловала. При нем не стесняйся. От него тайн нету.
– Меду пришла купить, – пояснил за женщину Егорка.
– Какого она хочет меду, – хмыкнул старик, – у нее на лбу написано. Верно, девушка?
С приходом Жакина женщина вмиг посерьезнела, съежилась, будто застеснялась. Какую-то новую затеяла игру. Егорка ей не завидовал.
– Меня Ириной зовут, из поселка я.
– Вижу, что не с неба, – авторитетно подтвердил Жакин. – Дальше что?
Открылось следующее. Ирина Купчинкова приехала в Угорье в конце зимы, но уже обжилась, работала в городской больнице медсестрой. Она из Владивостока, и сюда ее занесло по подметному письму, в котором сообщалось, что в Угорье прячется ее беглый муж, с которым она связана большой любовью, а также пятилетним дитем, оставленным временно на бабку. Мужа не нашла, письмо оказалось враньем, но всю наличность истратила на дорогу и теперь, пока не накопит на обратный путь, ей деваться некуда. Ирина об этом не жалела, народ приветливый, веселый, лучше, чем в Приморье, и оклад ей положили солидный. Но суть не в этом.
Третьего дня Ирина с подругой пошла скоротать вечерок в кафешантан 'Метелица', где по вечерам гуртовались легкая на забавы молодежь и обеспеченные люди средних лет. По культурному значению для местного населения 'Метелицу' можно сравнить с известными столичными притонами, где собираются новорашены, чтобы подурачиться всласть. Масштаб иной, а содержание то же самое: картишки, тотализатор, дурь.
В кафешантане Ирина познакомилась с двумя солидными кавалерами, прибывшими из Саратова якобы в секретную командировку. Вели они себя грубо, нахраписто, и Ирина решила от них отделаться. Правда, они сулили ей золотые горы, но она, увы, давно не девочка и знает, чего стоят обещания пьяных подонков.
Гостья увлеклась собственным рассказом, щеки пылали, глаза светились вдохновением, и Егорка слушал ее с удовольствием, представляя себе, что могло между ними произойти, если бы не подоспел Жакин. Зато Федору Игнатьевичу надоела ее возбужденная болтовня.
– Все это любопытно, девушка, но ты же не за тем пришла, чтобы рассказать, как ловишь клиентов?
Ирина тряхнула прической, словно остановилась на бегу, но ничуть не обиделась.
– Я уже собралась домой, когда тот, что постарше, Вадиком его зовут, вдруг говорит: если будешь себя хорошо вести, мы тебя с Кривым в Москву заберем. Хочешь в Москву? Я в Москве ни разу не была, почему не поехать…
Не с ними, конечно, но так просто… Вы же, говорю, вроде из Саратова? Вадик смеется, может, говорит, из Саратова, а отседа прямо в Москву. Стребуем должок с одного фраера и завтра-послезавтра отчалим. И Кривому кивает: верно. Кривой? А у того будка как вот ваша печка. Заржал, чего же, говорит, с такими башлями, какие у нас будут, не навестить столицу-матушку. Пьяные оба уже в грязь. Ну я не побоялась, спросила: с кого, дескать, должок собираетесь брать? А он и говорит, Вадим, то есть: не твоего ума дела, сучка. Есть туту вас в тайге колдун, прячется от людей, казну затырил. Вот мы его и тряхнем. Верно, Кривой?
Но тот, Кривой-то, поумнее товарища, как врежет ему по губам, аж до крови. Чуть не сцепились. Я уж не рада, что в такой разговор ввязалась, не девочка вроде, кто за язык тянул. У Кривого-то пушка под пиджаком, я почувствовала, когда танцевали. Да и Вадим… Ну оба бандиты чистые.
Еле уняла их, отвлекла. Уж чего насулила, не помню, но еле ноги унесла… Интересно вам это, Федор Игнатьевич?
– Интересно не то, – сказал Федор Игнатьевич, – чего ты здесь наврала, а зачем вообще пожаловала, хотелось бы знать?
– Коли вы не тот самый колдун, кого они ищут, вам и беспокоиться нечего. Так?
Дерзко говорила с Жакиным, пронырливо, никто с ним так на Егоркиной памяти не говорил. И никому бы он так говорить не посоветовал.
– Голубушка моя, – мягко заметил Жакин, – пораскинь своим детским умишком. Я тут четверть века кукую, меня стар и млад в округе знает. Откуда у меня богатство?
Какая казна? Ошиблись вы со своей компанией, так им и передай.
Гостья талантливо разыграла святую невинность.
Всплеснула руками, заквохтала, заохала.
– Ах, нехорошо, Федор Игнатьевич! Я с добром к вам, с предупреждением, а вы!..
– Хоть и с предупреждением, – согласился Жакин. – Казны все равно нет никакой. Обознались вы. Откуда ей взяться… Да что же плохо угощаешь гостью, Егорка! Налей водочки, там есть на полке. Какую дорогу пехала, ценить надо. И то сказать, добрые дела легко не даются.
От водочки Ирина гордо отказалась, но чайку еще попила с ними, и дальше разговор потек беззаботный.
Выполнив свою задачу, женщина переключилась опять на Егорку, ожигала красноречивыми взглядами, тянулась к нему, намекала, и он, чего скрывать, млел, томился, воображал невесть что. Жакин все это, конечно, примечал, подмигнул Егорке.
– Проводи даму до опушки, парень, чтоб ее медведь не напугал.
На дорогу сообразил-таки баночку осеннего липового меду.
Егорка повел гостью короткой тропкой, через болото, и Гирей лениво поплелся за ними.
Ноги утопали во влажном можжевельнике, как в пушистом драгоценном темно-зеленом ковре.
– Строгий у тебя дед, – сказала Ирина, опираясь на его руку. – Надо же, что придумал! Я – с этими тварями.
Ты можешь в такое поверить?
– С трудом.
