новости были для Занту печальные, в ее мысленных волнах не ощущалось ни грусти, ни горя, а только нежность и странная, удивившая Вальдеса умиротворенность. Он догадался – сам не понимая, как – что мучившие ее тоска и ужас одиночества исчезли.
Тонкие пальчики Занту все еще лежали на его губах.
– Не говори ничего, – шептала она, – не говори, молчи и слушай. Мои тлра и тайос просят о невозможном, ибо их знания о вас такая же иллюзия, как небо в астроидах или как тот океан, что шумит и рокочет под нашей беседкой. Им кажется, что любой человек готов продать свою свободу – даже жизнь! – за пищу и кров, за место под солнцем, за металл или за новые знания, что каждого из вас можно купить, как покупали хапторов, дроми и тех, кто предшествовал им… Не обижайся на Птайона и Гхиайру, прошу тебя, не обижайся! Они лоона эо, они не ведают, что просят, что творят, им неизвестно, что не всякая жизнь продается и что…
– Ты тоже лоона эо, – прервал ее Вальдес.
Занту выпрямилась, ее синие глаза сверкнули:
– Да, я лоона эо! Лоона эо, пожелавшая стать женщиной и выносить дитя! Отправленная за это в изгнание и осужденная на одиночество! Узнавшая людей намного лучше, чем жители астроидов! – Пятна на ее висках потемнели, словно от прилива крови, потом она внезапно улыбнулась и промолвила: – По крайней мере, одного человека я знаю хорошо. И еще я знаю, что он не останется со мной до той поры, когда истает время и расточатся звезды, но сейчас он здесь, рядом! И будет рядом столько дней, сколько сам захочет. Идем, Сергей Вальдес с Земли!
Вслед за нею Вальдес переступил порог капсулы. Тяжелая крышка сдвинулась, отрезав их от огромного трюма, от молчаливой толпы сервов, от «Ланселота», замершего на своем пьедестале, точно серебряная стрела. Они прошли мимо пустых зарядных ниш, мимо колонн, увитых плющом, мимо приборов, статуй и чудесных украшений, прошли сквозь шелестящие завесы, под небом, что накрывало океан голубой прозрачной чашей. У беседки Занту остановилась, подняла к Вальдесу милое личико и сказала:
– Скоро мы прилетим в мир, где зародилась ваша раса. Я не смогу спуститься на Землю, но на «Ахиросе» есть устройства, что делают близким далекое. Ты покажешь мне свой остров?
Вальдес молча кивнул и обнял ее.
«Ахирос» и два конвойных корабля, выпустив причальные трапы, парили в поле искусственной гравитации над астродромом Лунной базы. Ровная, залитая пластбетоном и расчерченная темными линиями поверхность тянулась на сорок с лишним километров, рассекая стену кольцевого кратера и словно упираясь в висевший на горизонте огромный мерцающий диск Земли, частью закрытый облаками, частью круглившийся синей пленкой океанов и коричневато-зелеными массивами суши. В темном звездном небе пылало солнце, заставляя щуриться и отводить глаза. Над гребнем кратера торчали раструбы тепловых излучателей и мачты с гроздьями прожекторов, антеннами и радарами диспетчерской службы, а выше переливался алмазными всполохами внешний силовой щит, прикрывавший процентов тридцать кратерной каверны. Под щитом был воздух, вполне приличная обогреваемая атмосфера, что повышало безопасность погрузо-разгрузочных работ и прочих действий, какие производились на территории астродрома. Что до самой Лунной базы, то за полтора столетия она разрослась вширь и вглубь, и к ее подземным ярусам добавились новые уровни: был выстроен комплекс для реабилитации экипажей, оборудованы ремонтные доки, а Первый флот Объединенных Космических Сил размещался уже не на грунте, а в гигантских, заглубленных в почву ангарах.
Но все же главным и самым важным дополнением считали Посольские Купола, дипломатический городок, протянувшийся вдоль западной границы астродрома. Его спроектировали с запасом, в виде цилиндрических полостей – стаканов, уходивших в скалы на несколько этажей, а сверху прикрытых прозрачными полусферами. Такая конструкция с успехом применялась на Венере, но жилые модули для инопланетян были много просторнее венерианских станций и могли вместить многосотенный персонал с любым оборудованием и всеми запасами, в каких появится нужда у братьев по разуму. Дело оставалось за немногим, за посланцами рас, желающих установить с Землей дипломатические отношения и продолжать их во имя мира и спокойствия в Галактике или хотя бы в ее отдельно взятой части, какой являлся Рукав Ориона. Но большинство из этих рас не торопилось с изъявлениями дружбы, и потому пятнадцать из семнадцати будущих посольств были законсервированы. Один модуль занимали кни'лина, троица ксенологов Похарас, но до сих пор оставалось неясным, что и кого они представляют – правительственный орган, собственный клан или единственно самих себя – то есть лиц, имеющих научный интерес и никаких официальных полномочий. В модуле рядом с ними располагалось посольство лоона эо, но его тоже нельзя было назвать многолюдным – люди, если считать таковыми Хозяев, в нем отсутствовали напрочь. Правда, это не мешало бурной деятельности сервов-дипломатов, включавшей обсуждение квот на вербовку наемников, подписание торговых соглашений, урегулирование споров, когда та или другая страна пыталась продать артефакт, считавшийся достоянием человечества, либо извлечь иную, не совсем законную выгоду. Кроме того, сервы не забывали поздравлять лидеров Всемирного Парламента со всеми знаменательными датами и устраивать банкеты, на которых рекой лилось шампанское и зеленое тинтахское вино.
Вместе с новым штатом посольской миссии «Ахирос» доставил кое-какие товары и оборудование, а также экзотические яства и напитки, лекарственные препараты, ткани, миниатюрную электронику и другие мелочи для пополнения представительских фондов. Контактируя с земными властными структурами в течение многих десятилетий, сервы твердо усвоили две аксиомы: первая гласила, что дела вершатся не в кабинетах, а во время застолья, вторая – что подарки любят все, и знак внимания, попавший в нужные руки, весьма способствует быстрому консенсусу. Все эти тонкости, разумеется, необходимо было передать от прежних дипломатов новым, и потому «Ахирос», посетив Плутон и вербовочный пункт, задержался на Луне. Инструктаж, по мнению Первого Посланника, требовал трех-четырех восьмидневок, и большую их часть команды «Ланселота» и конвойных судов считались свободными.
Для людей из Конвоя Сайкса, завербованных на Данвейте и в мирах фронтира, то был редкий случай посетить прародину и убедиться, что Китай, Бразилия, Аравия и Индия еще не исчезли с карты Земли и хоть не очень процветают, но производят население с прежней резвостью, пополняя легионы потенциальных колонистов. Кое-кто из конвойных испытывал жестокий стресс, попав в земное коловращение; гигантские мегаполисы, здания-башни в сотни этажей, миллионные толпы и транспортные магистрали, висевшие над головой в несколько ярусов, шум, грохот и запахи человеческого муравейника вгоняли в холодный пот и подавляли всякого, кто привык к безлюдью и просторам девственных планет. Вальдес их понимал – когда-то его собственные предки бежали от скученности и тесноты и, хоть до звезд не добрались, осели в Тихоокеанской Акватории. Правда, в великом земном океане с местом тоже стало напряженно – не больше ста пятидесяти миль от одного плавучего острова до другого.
Родину, однако, не выбирают, и каждая встреча с ней – радость и счастье. Памятуя об этом, Птурс отправился в Тверь, а Вальдес полетел на свой остров – сел в лунный челнок и приземлился на Сиднейском астродроме, где его поджидала вся семья: мать, отец, братья, сестры, мужья сестер и три малолетних племянника. Считая с ним самим, шестеро крепких мужчин, так что контейнер с драгоценным металлом они доставили в гавань без труда и погрузили в рыболовный глайдер.
Детишки висли у Вальдеса на шее, сестры весело щебетали, мать улыбалась, но мужчины по временам хмуро поглядывали на контейнер, и в их глазах читался невысказанный вопрос: сколько крови ты пролил, сын и брат, чтобы спасти нас от разорения? Но о битвах, стычках, погонях и о том, сколько раз он был на волосок от смерти, Вальдес предпочитал не говорить, а рассказывал о чудесах Данвейта, о хрустальных и серебряных Замках, о городах и фруктовых рощах, о лунах, плывущих в ночном небе, о волшебных дорогах и лесах, похожих на парки, о крохотных летающих дракончиках и верных своих камерадах. И выходило по этим рассказам, что в Патруле не жизнь, а просто рай.
Две недели он наслаждался семейным счастьем, утром завтракал на восточной веранде, вечером пил вино и жасминовый чай на западной, играл с малышами, купался в море, плавал с дельфинами Зигом и Загой, ходил с отцом и братьями на лов, болтал, выслушивал новости, смеялся. Еще бродил по островку, ставшему вдруг на удивление маленьким: центральная лужайка с опреснителем, небольшие рощицы, пара сотен шагов от дома до любого берега, а там – полоска песка, пальмы, причал и знакомые с детства валуны.
