броня скафандра привычно обтягивала спину и грудь и тихо шелестела, когда он касался перчаткой пояса или бедра. Световой шарик, посланец Корабля, летел за Литвиным, и его фигура отбрасывала длинную угловатую тень: вытянутый прямоугольник кирасы, подпиравшей широкие наплечники, а над ними — голова, упрятанная в шлем. Бежал он быстро и бесшумно, и тень плясала и корчилась у его ног.
«Корабль! Олки видят в темноте?»
«Плохо. Спектр и острота зрения у бино фаата примерно такие же, как у земных людей».
«Тогда убери свет», — распорядился Литвин и произнес вслух:
— Очки!
Тьма на миг ослепила его, потом выдвинулась пластинка инфракрасного визора, и он разглядел свои руки и тело, озаренные алым мерцанием. Больше ничего; в этом замкнутом пространстве стены, воздух и руины «Жаворонка» были нагреты до одинаковой температуры и виделись как равномерный розовый фон. Но он знал, что стоит у самого проема ниши и что враги появятся через мгновение.
В глубине, за прозрачной мембраной, мелькнул неяркий отблеск, возникли контуры транспортной кабинки, а в ней — четыре массивных силуэта. Литвин коснулся подбородком клавиши, переключив скафандр в боевой режим, затем отставил левую руку и стиснул пальцы. Повинуясь этому движению, из диска с тихим шорохом выстрелила нить. С хлыстом полагалось обращаться осторожно, не задевая собственных конечностей: кости и плоть он резал не хуже лазерного луча, и даже скафандр не был от него защитой.
Первый олк прошел сквозь мембрану, остановился и хрипло, отрывисто рявкнул — то ли «сас», то ли «ас». В руках у него была небольшая коробка — наверняка оружие, решил Литвин. Стремительно прыгнув вперед, он взмахнул хлыстом, и незримая нить прошла между плечом и шеей, разрезав тело и доспехи до самого бедра. Олк покачнулся и безмолвно рухнул. Трое остальных со свистящим шипением — «асс-ии!.. с ас-ии!..» — выскочили из транспортной капсулы, и свет в ней тотчас погас.
Прикончить их полагалось без промедления — в дальнем конце трюма слышались шум, возня и вопли, и значит, второй отряд был уже здесь. Трюм — километровой длины, — мелькнула мысль, — человек пробежит за три минуты, а зверь? Как минимум, вдвое быстрее…
Тролли вскинули оружие, Литвин бросился на пол, и воздух над его головой загудел. Атакующие не знали, где противник, стреляли в пустоту, но он отлично видел их крупные фигуры. Странно, но они продолжали кричать, выговаривая одно и то же слово, «асс» или «сас». До сих пор Литвину казалось, что олки молчаливы — может быть, вообще не способны общаться звуками. Видимо, это было не так.
Он вытянул левую руку, покатился по полу, хлестнул крайнего стража по ногам и, вскочив, добил ударом в висок. Бронированная перчатка раздробила череп словно кувалда; усилие в боевом режиме было не меньше трехсот килограммов. Спина другого тролля маячила перед Литвиным, и, вспомнив про уязвимую точку, он снова ударил — в нервный узел, прикрытый доспехом. Хрустнули позвонки, страж захрипел, стал оседать на пол, и тут последний противник навалился на Литвина. Оружия при нем не оказалось — то ли выронил, то ли намеренно бросил, опасаясь задеть товарища — и кулаков в ход он не пускал, а пытался сломать предплечья и ребра. Так бы и случилось, не будь на Литвине брони.
Шевельнув пальцем, он убрал режущую нить, опасаясь, что неосторожным движением заденет собственное бедро или колено. Напор олка стал чудовищным; вероятно, его браслеты-усилители были не менее эффективны, чем экзоскелет боевого скафандра. Он давил и давил, вжимая в ребра локти Литвина, стискивая грудь, и его широкоскулое лицо маячило прямо у пластины визора. Пожалуй, он мог разбить драгоценный прибор ударом головы, если бы понял его назначение и разглядел, что противник в защитном шлеме. Но рисковать таким исходом не было нужды, как и устраивать долгий поединок. Не пытаясь разорвать захват, Литвин резко повернулся, и острый край наплечника перерезал олку горло.
Они свалились, как стояли — мертвый страж, не разомкнувший хватки, и залитый кровью чужака Литвин. Олк лежал сверху; благодаря сопротивлению скафандра, тело его казалось легким, хотя при восьми десятых «же» он весил, должно быть, больше центнера. Упираясь ладонями в скользкую от крови кирасу, Литвин начал приподнимать труп, как вдруг на них, на мертвого и на живого, что-то обрушилось — гибкое, быстрое, тяжелое. Когти сомкнулись на ноге Литвина, сминая коленный щиток, жуткая пасть, багрово- красная в пластине визора, нависла над ним, изогнулась длинная драконья шея, лязгнули клыки… Мертвец, однако, защитил его на долю мгновения — вполне достаточно, чтобы стиснуть кулак и выбросить нить. Он не смог как следует размахнуться, однако мономолекулярный хлыст не требовал больших усилий. Нить распорола шкуру твари под самой челюстью, но, вероятно, не дошла до горла — пхот отпрянул с пронзительным визгом, прыгнул в сторону и стал кататься на полу.
Литвин поднялся, потратил секунду, разглядывая зверя, то свивавшегося клубком, то бившего воздух когтистой лапой, и решил, что движения чудища слишком стремительны и приближаться просто так опасно. Он поднял труп, швырнул его пхоту, и когда тот вцепился в олка, придвинулся ближе и снес хищнику голову. Шея у пхота была длинной, челюсти — как у аллигатора, но мех и яркое свечение в визоре доказывали, что это теплокровная тварь.
Отступив к остывавшему телу первого сраженного врага, Литвин пошарил вокруг и наткнулся на его оружие. Коробка не излучала тепло, и разглядеть ее он не мог, только нащупал рукоять и спусковую клавишу с одной стороны и круглое отверстие диаметром в сантиметр — с другой. Еще имелся рычажок, выдвинутый до упора — пальцы коснулись гладкой головки и прорези, в которой он, вероятно, перемещался.
«Корабль! Что это?»
«Парализатор. Блокирует сигналы, поступающие от нейронов мозга в центральную нервную систему. Может вызвать обморок или убить».
«На каком расстоянии?»
«До сорока-пятидесяти метров».
«Лучевое оружие эффективнее».
«Разумеется. Но парализатор безопаснее. Кроме симбионтов, нельзя ничего повредить».
«Безопаснее для тебя? — спросил Литвин и, дождавшись подтверждения, поинтересовался: — Я могу им воспользоваться?»
«Нет. Это персональное оружие».
«Настроено на владельца?»
«Да».
«Ну, дьявол с ним! Обойдусь». — Литвин опустил коробку на грудь убитого и с осторожностью двинулся вперед. Не совсем бесшумно — погнутый край щитка на колене терся о шарнир и слегка поскрипывал.
В визоре, медленно приближаясь, подрагивали четыре алые точки — стражи, еще остававшиеся в живых. Пару секунд он раздумывал, не сесть ли в транспортную кабинку и не убраться ли из трюма, потом решил, что всякая работа должна быть доделана до конца. Точки тем временем выросли в крохотные фигурки и разделились: две шагали ему навстречу, две вообще исчезли — видимо, скрылись за корпусом «Жаворонка».
Звук в огромном трюме разносился далеко — визг умирающего пхота, шум схватки, крики олков… Что могли подумать эти четверо? Что беглец растерзан зверем? Что с ним покончили парализаторы соратников? Что он валяется у транспортного порта с переломленным хребтом? Или они вообще не думали, не изменяли планов и не пытались согласовать их с ситуацией? Теряясь в догадках, Литвин спросил:
«Они знают о гибели первой группы?»
«Вряд ли. Их способности к ментальной связи ограничены».
«А слух? Они ведь слышали шум драки?»
«Они не размышляют, а действуют. Выполняют приказ».
«Вот как! Значит, они плохие солдаты. Солдат обязан думать».
«Они не солдаты. Стража, охрана, каратели… Не очень умные, но чуткие и бдительные».
Стоило бы расспросить об этом подробнее, но тут новая идея озарила Литвина.
«Этот приказ… Ты можешь его аннулировать? Как с теми олками, которых ты послал на отдых?»
«Невозможно. Другая ситуация. Они имеют цель, и только Столп Порядка может ее изменить».
Не получилось… Жаль! Вытянув руку с полуметровой нитью хлыста, Литвин направился к алым
