Давая выход ярости, он грохнул по столу кувалдой. Стол крякнул, покачнулся и рассыпался.
– Э? – не понял Мурад. – Какие пэсни, какие калакольчики?
– Из Комарове. – Ким придвинулся ближе и ухватил дрожащего кладовщика за шею. – Интересуюсь я цветочками, что у Пал Пальма растут, у твоего хозяина. Вот только где? Адрес, быстро! Улица, номер дома, особые приметы? Говори!
Он шевельнул пальцами, исторгнув у Мурада вопль боли.
– Нэ знаю я! Аллахом клянусь, нэ знаю! Я чэловек малэнъкий, там не бывал! Здэсь сижу, на складе… Я вааще хазяина три раза видэл!
“Ухо откуси, – посоветовал Конан. – Можно палец, но ухо помягче, костей в нем нет”.
Ким жутко ощерился, лязгнул зубами, склонился к лицу кладовщика.
– Врешь!
– Нэ вру! Толян к нему ездит с Сашкой, возит вино, продукты, так нэт сейчас Толяна… Еще Гиря ездил со своими… Так Гири тоже нэт!
– Вот это правда, – согласился Кононов, примериваясь к уху горбоносого. – Про Гирю истинная правда, а остальное мы узнаем. Больно будет, но ты уж потерпи… Тебе какое ухо оставить, левое или правое?
– А-а!.. – дико завопил Мурад, и в то же мгновение над головою Кима засвистели пули. Одна чиркнула кладовщика по ребрам, и вопль сменился громкими стонами. Ким рухнул на пол, пополз к загородке, к тому углу, который был дальше от выхода и ближе к подвальной двери. В стену ударила новая очередь, брызнул бетон, и резкий противный запах смешался с ароматом коньяка. Опять выстрелы, потом – голос, вроде, бы знакомый:
– Эй, фокусник, выходи! Кончились хайборийские шутки!
Привстав на колено, Ким оглядел помещение и тут же прижался к полу. Диспозиция была неприятной: слева – сероглазик Зайцев и трое с автоматами, справа – еще пятеро, тоже не пустые. В подвале прятались или за ящиками и стеллажами? Впрочем, не важно; прятались, значит, ждали, а если ждали, то, выходит, вычислили. “Аналитики!..” – подумал Кононов и, скрипнув зубами, полез в сумку.
Пробудился Трикси:
“Кажется, засада?”
– Не кажется! – рявкнул Ким. – Восемь пиктов при оружии! Ну, пущу я им кровушку…
– Ты что там бормочешь? – снова послышался голос Зайцева. – Сказано, выходи! К Анасу Икрамовичу отвезем, очень желает с тобой познакомиться. – Выждав секунду, он добавил: – Хочешь, чтобы еще постреляли? Не въехал в ситуацию? Ну так объясняю: кончен бал, погасли свечи!
– Это как сказать, – ответил Кононов, стремительно приподнялся и метнул два диска.
За ящиками заорали, раздался стук упавшего оружия, грохот рухнувших стеллажей и звон стекла. Мурад, валявшийся под топчаном, простонал:
– Вай, перэбьют все… Что хазяину скажу?.. И что хазяин скажет?..
Не обращая на него внимания, Ким огляделся и довольно хмыкнул. Двое врагов ворочались в груде разбитых бутылок и переломанных досок – один зажимал рану на темени, другой пытался выдернуть диск из предплечья. Остальные попрятались кто куда, только торчали над коробками вороненые стволы да виднелась светлая шевелюра Зайцева. Кононов бросил диск, и голова сероглазика исчезла.
“Убьешь их?” – печально спросил Трикси.
“Убью! – ответил кто-то, то ли Ким, то ли Конан. – Убью и на ремни порежу, клянусь утробой Крома!”
“Убьешь и ничего не узнаешь. Ты ведь не убивать пришел, а выяснить, где твоя женщина”, – напомнил дух.
“Выясню. У Мурада. Уши оторву, пальцы сломаю, Нергалья кровь! Все скажет!”
“Не скажет. Я проверил его память и выяснил, что он не лжет. Зондаж, конечно, неглубокий, но страх обостряет чувства и мысли. Он в полном неведении и очень боится”.
Ким нахмурился. Вот непруха! Был бы на складе этот Толян или другой из хозяйских “шестерок”… А можно ли до них добраться? Ну, разумеется! Тряхнуть Мурада и узнать, куда везут коньяк да пиво, пройтись по этим кабакам… В каждом директор сидит из ближних холуев Пал Палыча… Глотку коленом придавить, расскажет!
“Реальное дело, но долгое, – решил Кононов. – Вот если бы…”
Снова увидев макушку Зайцева, он размахнулся и бросил диск – так, попугать. Стальные зубья с силой врезались в ящик, диск задрожал, загудел. “Куда кидаешь? – разворчался киммериец. – Не в деревяшку надо, а по черепу!”
Сероглазый, прячась за коробками, помахал рукой с белым платочком.
– Эй, фокусник! Перемирие!
– Что предлагаешь? – отозвался Ким.
– Садись в машину, поедем к Икрамову. Мочить тебя не велено.
“Мочить! Я сам вас замочу! В крови искупаю!” – рыкнул Конан, но тут же Ким услышал Дашин голос: “Бывал он у Павла… нечасто, раз в три-четыре месяца…” Бывал! Надо думать, не забыл дорогу!
На всякий случай вытащив диск, Кононов поднялся.
– К Икрамову, говоришь? Ну, поедем, только на моих условиях: ты и водитель впереди, я сзади. Один.
– Шутить изволишь?
– Нет. Иначе…
– Что иначе? – спросил сероглазик после недолгой паузы.
– В ящик сыграете. Ящиков тут много, и кандидаты на отгрузку уже есть.
Прищурившись, Зайцев поглядел на Кима, на зубастую звезду в его ладони и на своих бойцов – тех, что прятались за стеллажами, и тех двоих, что оставались на виду. Раненый в голову был без чувств, его компаньон стонал и ругался, ворочаясь в кровавой луже. Выдернуть диск ему не удалось – видно, засел в кости.
– Открыть дверь и вынести раненых, – велел сероглазый. – Все по машинам, и убирайтесь! Конец операции. – Он повернулся к Киму. – Ты поедешь со мной. Один, на заднем сиденье. Доволен?
– Просто счастлив, – сказал Кононов.
Диалог двенадцатый
– Зря ты это затеяла, Дашенька, зря, рыбка моя золотая. Ты как грозилась? Или по-твоему, или по- плохому? Хе-хе… Ну, а вышло не так и не этак… по-моему вышло, красавица моя! И теперь…
– Не подходи!
– Ладно, ладно… Ты глазками-то не сверкай и не маши кулачком! Я ведь тебя не неволю… Я что тебе сказал? Сказал, своим не делюсь, не отдаю и не дарю – что мое, то мое. Еще сказал, приезжай, поговорим, выясним, чего тебе не хватает, посмотрим друг на друга… По-всякому ведь можно посмотреть, и с лаской, и с угрозой. Ты вот как на меня смотришь? Словно на гнилой банан в мусорном бачке… А я? Я как смотрю? Я смотрю с любовью, даже с обожанием! Как голубь на голубку, как петушок на курочку! Как муж на свою законную супругу, которую он сейчас обнимет, приласкает и…
– Руки! Руки прочь!
– Да что с тобой, золотце! Ну-ка, еще раз на меня взгляни, не отворачивай личико… вот так, вот так… обнять меня не хочешь, нет? Хмм, странно… А я думаю, хочешь! Иди сюда! Ко мне! Ближе, ближе… еще ближе… Губки у тебя такие нежные, такие сла…
Звук пощечины, удивленный возглас. Резко хлопает дверь, щелкают замки. Потом:
– Ничего, моя красавица, ничего… Посиди пока что в пентхаусе, а мы еще поиграем в гляделки!
