торчащими ушками, туловище и лапки, серый — хвост, приподнятый v изогнутый над спинкой. Кошка сидела — почти в той же позе, как маленький гепард Ши, сплетенный некогда Чией и подаренный Саймону. Этот гепард красовался теперь в его доме, в нише у письменного стола.
Но кошка являлась, конечно, гораздо более искусным изделием. Саймон будто бы видел каждую шерстинку — на тельце они лежали гладко, однако хвост был распушен, и чувствовалось, что зверек пребывает в покое, но в то же время настороже. Шея была чуть-чуть вытянута, головка — чуть-чуть склонена, и казалось, что кошка разглядывает что-то у своих передних лап — возможно, блюдце с молоком или пальды хозяина, пожелавшего ее приласкать. Глаза у кошки были большие, бирюзовой голубизны, с черными щелями зрачков; на мордочке застыло выражение лукавства и ожидания. Сидела она на блестящей подставке, то ли серебряной, то ли стальной, со щелевидными насечками у края — очевидно, они служили украшением.
'Чудесная статуэтка, — подумал Саймон, — но далеко не самый ценный экспонат коллекции. И не самый древний статуя позолоченного Шивы наверняка древнее, как и оружие, доспехи и посуда”.
Абдаллах будто подслушал его мысли.
— Помнишь ли ты, как Ала ад-Дин, спустился в подземелье, где хранились несметные сокровища? — Саймон кивнул. — Тогда ты помнишь, что драгоценнее всех богатств была лампа — старая лампа, потертая и неказистая на вид. Лампе подчинялся джинн, и мог он воздвигнуть дворец или разрушить город, наделить царским могуществом и богатством, украсть прекраснейшую из девушек… — Эмир усмехнулся. — Такую, как Нази… Словом, хозяин лампы пользовался властью над существом, в чьих силах было все. Все, понимаешь! Все эти девушки, дворцы и царский трон — плод жалких фантазий Ала ад-Дина, но если б он захотел… если бы осмелился… если б не убоялся Аллаха… Словом, по его приказу Раб лампы мог бы свести звезды с небес и перевернуть землю. Что в конце концов и получилось…
Последняя фраза была Саймону непонятна. Он ждал продолжения — в тишине и прохладе огромной пещеры.
— Вот она, волшебная лампа Ала ад-Дина, — сказал эмир, кивнув в сторону белого изваяния. — Сокровище из сокровищ… наследие предков… Она драгоценней всего, что есть в этом зале, сын мой.
— Не похоже на лампу, — скептически произнес Сай-мон. — Это кошка, амир ал-муминин. Вернее, изваяние кошки. Белой кошки с серым хвостом.
— Волшебные вещи обычно кажутся не тем, чем являются на самом деле, ибо суть их — тайна. Вот ты сказал, не похоже на лампу… Но лампа — только образ, освященный временем и традицией. Мог ли подумать увидевший лампу в первый раз, что она властвует над стихиями, пространством и време нем? Что владелец ее сидит у престола Аллаха? Ведь перед ним была лишь старая потертая лампа…
Саймон кивнул. В словах Абдаллаха, безусловно, был резон, но никакие резоны не прибавляли этой кошке волшебства. Она была всего лишь тем, чем выглядела, — статуэткой, искусно вырезанной из камня и не имевшей никакого отношения ни к джиннам, ни к ифритам, ни к прочим трансцендентным существам. Вот разве пьедестал… Эта подставка из серебристого металла с глубокими насечками… Ему хотелось изучить ее поподробнее. Но не сейчас, не сейчас…
— Если ты, амир ал-муминин, проник в тайну, ты превратился в самого могущественного человека в Галактике. По твоим словам, владельцу статуэтки покорны стихии, пространство и время… А ведь владелец — ты! Или я чего-то не понял? — Саймон, прищурившись, посмотрел на эмира.
— Владелец — я, но я владею лишь вещью, а не секретом. И предки мои его не знали. Кроме Сираджа ибн Мусафара ат-Навфали… Это изваяние принадлежало ему, Ришад. Еще на Старой Земле. — Эмир в задумчивости смолк, рассматривая кошку. Та глядела на него загадочно и лукаво. — Если желаешь, я расскажу тебе о почтенном Сирадже. То был человек необычной судьбы, и он…
— Прости, что прерываю тебя, — сказал Саймон, — но опасно владеть загадочной вещью, не ведая ее секрета. Очень опасно, амир ал-муминин! Ведь не перевелись еще магрибские колдуны… И сюда, в твой музей, может проникнуть чужак, искушенный в магии, и раскрыть тайну. Ты этого не боишься?
Абдаллах усмехнулся.
— Сюда никто не проникнет, сын мой. Двери надежны, стражи бдительны, а. лучший страж — скала над нашими головами.
— Скала для опытного человека не препятствие. Есть много способов справиться с ней. Эмир кивнул.
— Конечно. Направленный взрыв, мощный лазер и молитва Аллаху. В конце концов, все в его воле: он создал эту скалу, он может ее разрушить… Но если за дело примутся люди, то я узнаю и отправлю сюда солдат. Нельзя продолбить такую скалу бесшумно. И нельзя обмануть замки на дверях и стражей, которые их стерегут.
— Я бы взялся, — сказал Саймон, — если ты не против, амир ал-муминин. Если ты не сочтешь это обидой. Я не хотел бы платить оскорблением за твое гостеприимство — ведь ты принимаешь меня как драгоценный дар из садов Аллаха.
— Всякий гость — дар Аллаха, — ответствовал эмир, всматриваясь в Саймона с каким-то новым интересом. — И если гость способен просветить хозяина и спасти от гибельных ошибок, это будет лучшей платой за гостеприимство… — Он оглядел гигантскую пещеру, ее своды, стены и пол, будто мысленно проверяя их крепость. Щеки Абдаллаха порозовели, рот приоткрылся; Саймон с каменным лицом следил за этими признаками волнения. Вероятно, эмир дорожил своим музеем не меньше, чем своей страной, и пытался сейчас представить возможный источник опасности.
Глубоко вздохнув, он снова поглядел на Саймона.
— Ты разрежешь скалу эмиттером, сын мой? Но здесь нужен очень мощный излучатель… Кажется, он называется стационарным? И весит больше трех верблюдов?
— Он мне не понадобится.
— Значит, ты попробуешь усыпить солдат? Гипнозом или каким-нибудь новомодным газом? И взломать двери?
— Я даже не подойду к ним, ни к дверям, ни к солдатам.
— Может, наши друзья в Грин Ривер изобрели карманный Пандус? Такой, что переносит человека с постели в места уединения, а оттуда — прямиком в купальню?
— Это невозможно, — сказал Саймон. — Ты ведь знаешь, что пространственная трансгрессия не работает на малых расстояниях.
Эмир воздел руки к потолку.
— Тогда, клянусь Аллахом, ты не человек, а тень! Ибо лишь тень сумеет проскользнуть в щели под дверью или в иных щелях, которые, быть может, есть в скале! Только тень, а не создание из плоти и крови!
— Я и есть тень, — с улыбкой признался Саймон. — Тень ветра и эхо тишины.
Абдаллах пожал плечами.
— Ну, если у тишины есть эхо, почему бы не быть тени у ветра?… Не станем откладывать, сын мой: то, что отложено, подарено Иблису. Ты готов попытаться сегодня ночью?
— Ночью у меня девушка. Айша или Махрух… А может, Дильбар?
— Девушки подождут. В конце концов, ты крепкий молодой мужчина и можешь осчастливить двух за одну ночь. Когда я был молод… — эмир усмехнулся и раздул ноздри ястребиного носа.
— Хорошо, пусть девушки подождут, — согласился Саймон. — Я попробую нынешней ночью, если будет на то твоя воля, амир ал-муминин. Я должен что-нибудь взять и принести тебе как доказательство? Или использовать радиофон? Но сигнал через скалу не пройдет… Тут есть сетевая линия связи?
— Тут все есть, сын мой. Но не надо ничего выносить, и радиофон тоже не нужен, — произнес эмир. — Если ты сюда доберешься, Ришад, я об этом узнаю. А когда ты расскажешь мне, как это сделал, я попрошу оказать честь… да, оказать мне честь и выбрать любой подарок из тех сокровищ, что собраны здесь. Все, что угодно, кроме этого, — Абдаллах показал взглядом на белую кошку. — Фамильная реликвия, сын мой… я не могу ее подарить.
— Я понимаю. У всякой щедрости есть границы… Но один дар ты можешь преподнести мне прямо сейчас, амир ал-муминин. Это история почтенного Абу-л-Касима Сираджа ибн Мусафара, твоего предка… Я с удовольствием послушал бы ее.
— Воистину, твоя любознательность равна твоей воспитанности, — улыбнулся эмир и протянул
