направленный против преимущественно старой «неперековавшейся» интеллигенции, которую партийцы всегда подозревали в сочувствии к белой эмиграции. Но эти планы генерала Миллера (а вместе с ним, пожалуй, и абвера и разведки СД— Канариса и Шелленберга) не смогли осуществиться, вызвав рецидив, «красного террора» 1918 года: помешали Фермер и Фермерша — генерал Скоблин и певица Плевицкая.
А вот зиновьевцы были обречены.
Клубок завязывается
Из доклада НИ. Ежова на пленуме ЦК
ВКП(о) 6.VI.1935 г:
Кто-то может возразить: все это выдумки тех, кто подготавливал репрессии против оппозиционеров. Откуда, мол, мог Ежов знать такие деликатные подробности планируемых втайне покушений?
Однако мы уже не раз говорили о том, какие ценные сведения получали органы госбезопасности от Фермера. Кроме того, во многие подпольные группы были внедрены секретные агенты. В окружении Троцкого тоже могли быть люди, сообщавшие о некоторых его высказываниях, которые можно было истолковать как переход к террористическим актам.
Весьма информированный автор, получивший доступ к рассекреченным архивам— В.3. Роговин, — пишет: «В 1932—
1933 годах лозунг Троцкого «Убрать Сталина» находил все большую поддержку среди новых оппозиционных групп… Его дословно повторяли члены группировок Рютина и А.П. Смирнова. Все большая часть оппозиционно настроенных членов партии сознавала, что выход… один: отстранить от руководства Сталина». И добавляет:
«Однако было столь же очевидно, что свергнуть Сталина… путем партийной реформы уже невозможно. Это не могло не рождать в сознании отдельных оппозиционеров террористических настроений».
По его сведениям, после ареста группы Смирнова нелегальная деятельность троцкистов не прекратилась.
Сформировался нелегальный всесоюзный центр троцкистской оппозиции, готовивший побеги ссыльных оппозиционеров для перевода их в подполье и собиравшийся весной 1934 года, то есть вскоре после окончания работы XVII съезда ВКП(б), созвать тайную всесоюзную конференцию троцкистов.
Зимой 1933—1934 годов ОГПУ, раскрыв этот центр, «узнало о сохранявшихся контактах Троцкого с оппозиционерами, находившимися не только на свободе, но и в местах заключения и ссылки».
Основу «Всесоюзного троцкистского центра» составляли нераскаявшиеся троцкисты, подвергшиеся репрессиям в 1927—1930 годах. По словам Роговина: «Предъявленное им обвинение в стремлении к консолидации, объединению и подпольной деятельности, по-видимому, имело известные основания». Было бы очень странно, если в стране, где вовсе не существовало единомыслия, исчезли сразу все сторонники Троцкого (многие из которых им искренне восхищались). А их опальный вождь был бы никудышным революционером, если бы не прилагал всех усилий к тому, чтобы объединить всех своих сторонников в СССР.
Практически все эти люди получили в 1934-м и 1935-м тюремные и ссыльные сроки, а в период «ежовщины» эти приговоры были изменены на расстрельные или лагерные.
Некоторые из них уцелели и дожили до хрущевских времен развенчания культа личности. В процессе «переследствия» 1956—1957 годов «эти лица, — по словам Роговина, — не сообщали всей правды о своей деятельности, поскольку они знали, что хрущевское правосудие по-прежнему считает нелегальную антисталинскую деятельность тридцатилетней давности уголовным преступлением». Тут только надо бы уточнить: речь шла, конечно, о противодействии генеральной линии партии, которую казуистически отделяли от антисталинской.
Подпольные антисталинские организации создавали не только «левые», но и «правые». Вновь сошлемся на Роговина: «Организация „правых“ действительно существовала на протяжении 1930—1932 годов. Вступив в контакт с рютинской группой, она ставила те же задачи, что и последняя: добиться коренного изменения политики партии». А это означало, безусловно, свержение Сталина и его соратников.
Руководили этой организацией ученик Бухарина Слепков, а также бывший лидер московских большевиков во второй половине 20-х годов Н.А. Угланов, правый оппозиционер №4 после Бухарина, Рыкова и Томского. А среди ее членов был не кто иной, как сын «украинского президента», кандидата в члены Политбюро Г.И. Петровского — П Петровский. В 1931 году они активно вербовали сторонников главным образом среди молодежи, как в столице, так и в провинции.
«К осени 1932 года, по словам Угланова, среди правых вновь началось „движение за возобновление борьбы против ЦК.В этот период возобновились связи Угланова с рядом своих прежних сторонников по правой оппозиции“. Он „считал и указывал на это ряду своих сторонников, что необходимо к руководству партией и страной вновь привлечь бывших лидеров бывших оппозиций, как-то: Рыкова, Бухарина, Томского, Зиновьева, Каменева, Сокольникова, Смилгу. Само собою понятно, что такая передвижка должна была привести к значительному изменению политики“ (Роговин).
Подобные мысли были не только у него. Убийство Кирова ослабило положение Сталина в руководстве страны. Теперь ему приходилось опасаться некоторых своих бывших соратников. Когда Ежов на декабрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1936 года доложил о вредительской деятельности правых (Бухарина, Рыкова и других), то, по словам старого большевика, бывшего члена Ленинградского обкома и горкома М.В. Рослякова: «Группа членов ЦК, и в первую очередь такие, как Г.К. Орджоникидзе, И.Ф. Кодацкий, С.С. Лобов, И.П. Жуков и другие, выступили с опротестованием материалов Ежова».
Но может быть, к этому времени сложилось такое положение, что бывшие руководящие оппозиционеры изменили свое отношение к политике, проводимой Сталиным? Мог же Ежов возводить на них напраслину.
Ответ на этот вопрос дает признание Зиновьева в процессе следствия по «Кремлевскому делу»:
«Каменев не был ни капельки менее враждебен партии и ее руководству, чем я, вплоть до нашего ареста…
Каменеву принадлежит крылатая формулировка о том, что «марксизм есть теперь то, что угодно Сталину»…
Читая «Бюллетени оппозиции», подробно информировал Каменева о содержании этих документов и о моем положительном отношении к отрицательным оценкам, которые давал Троцкий положению в стране и партии…
Призыв Троцкого «убрать Сталина» мог быть истолкован как призыв к террору… Контрреволюционные разговоры, которые мы вели с Каменевым и при Н.Б. Розенфельде… могли преломиться у последнего в смысле желания устранить Сталина физически, мы же говорили в смысле замены его на посту генерального секретаря ЦК ВКП(б)».
Надо сказать прямо: последняя оговорка не убедительна. Если уж Зиновьев соглашается с тем, что Розенфельд верно передал их разговоры, то в любом случае раз употребляли слово «убрать», а не «снять» (но вроде бы подразумевали второе), то это надо понимать по меньшей мере как желание избавиться от
