И будто небо уже не голубое, и будто солнце за тучку зашло… Подумал только: «Эх, предупреждал меня Тимофей, вот и погнался за наживой, дурак!»
Усмехнулся невесело:
— Поговорить можно, чего не поговорить… Да ты, никак, держать меня вздумал? Не сбегу!
Стряхнул руку боярского прихвостня с плеча, прошел вперед. Подумал: «Словно татя меня поймали!»
— Ты нашим боярином не брезгуй! — говорил мужик дорогою. — Он у самого князя Ярослава в чести! Зовет, стало, надобно ему. Ты кто? Смерд. А он — боярин!
Олекса молчал. Старался собрать мысли: «О Дмитровом железе знает ли? Дмитр бы не подвел. Ну, а коли так, виру заплачу ему, псу!» Когда решил — полегчало.
Перед крыльцом Ратиборова терема Олекса приосанился. Постарался, всходя по ступеням, подавить тревогу.
Ратибор принял сразу, ждал. Олекса совсем повеселел. Ступив в горницу, снял шапку, степенно перекрестился на икону, после уже перевел глаза на Ратибора. Тот сидел на лавке и, усмехаясь, с издевкою глядел на купца, как будто подгонял: «Ну, ну, еще! Что ж ты? Смелее! Еще чуток!»
Мужику Ратибор махнул рукавом, не глядя: не нужен! Тот вышел.
— Что ж не прощаешь, купец, чего тебя привели?
— Усадил бы сначала!
Ратибор поднял бровь, побледнел, зрачки наглых, навыкате глаз застыли.
— Садись! — переломил себя, усмехнулся снова. — А ты с норовом, видать, купец! Люблю!
— Любишь не любишь, того не ведаю. Звал-то зачем? — отмолвил Олекса, усаживаясь на лавку.
— Думаешь, за железо спрошу, что без виры провез? — негромко произнес Ратибор.
Олексу бросило в жар.
— Ве…
«Вестимо», — хотел сказать, поймал себя за язык, поперхнувшись, докончил:
— Ведать не ведою ничего.
— И что ты изменник, переветник немецкий, не ведаешь? Может, ты и того не знаешь, что отец твой немцам служил?
Олекса раскрыл рот и застыл.
— И кого ты даве с обозом привез, неведомо тебе?
Олекса молчал, горница закружилась в глазах.
— Вот что, купец, шутить не будем. За железо, что Озваду продал, заплатишь пять гривен. Мне заплатишь, за то, что промолчу. А коли другие узнают — на себя пеняй. А о другом…
— Отец, я — переветники?! — выдохнул наконец Олекса. Пять гривен сейчас для него мало что значили.
— Да, купец. Отец твой с Борисовой чадью, с изменником Твердятой дело имел.
— То когда было?! Да и не было того! Отец на Чудском сражался!
— Ну, давно ли, нет — яблоко от яблони недалеко падает! А чего тебя Жирослав, покойник, не тем будь помянут, так любил? Мотри, невесту высватал! Тоже давно было? Эх, купец! Железо ты продал, а одно ли железо привез из заморской земли? Сам прежде, а возы потом? А где ты половину обоза потерял- посеял? А что в тех было возах, железо, баешь?
— Железо, одно железо! — смятенно пробормотал Олекса.
— А ежель я на совете, в братстве заморских купцов твоем, докажу, что покойника Творимира сын, купец Олекса, нынче с краденым железом, тайно…
— Не краденое. Мое! Сам ты, сам ты…
— С краденым железом, — жестко повторил Ратибор, — иноземного соглядатая привез, и послухов на то представлю…
— Соглядатая?!
— Да. И не впервой. А что возят, переветничают, то всем ведомо. Допрежь только не сыскать было кто. А теперь… Сам ты при возах не был, не докажешь. А что за тайный воз твой ночью завозили с Неревского конца?
— Дак то…
(И взмок: чуть бы — и Дмитра выдал!)
— А на немецком дворе посол незван неведомо кто в тот же день объявился. Дак как же не ты! Теперя, ежели я на то все послухов представлю, кому поверят?
— Мне!
— Тебе ли? А ежель друг твой, Максимка, все сказанное подтвердит и крест целует, что сам того соглядатая у тебя в тереме видал? Дружок-то твой весь в руках у меня!
— Врешь! — и понял вдруг Олекса: не врет.
Ратибор чуть вскинул глаза (и этого лишнего слова не простит, паук), маленьким ножичком с костяной, парижской работы, рукоятью принялся чистить холеные ногти. На рукояти — рыцарь в иноземных доспехах на коне. Ждал.
— Чего требуешь от меня, боярин? — спросил Олекса, опуская голову.
Ножичек со стуком полетел на стол. Наглые красивые глаза уставились на склоненную голову.
— Хочешь ли грех свой смыть, послужить великому князю Ярославу?
— Все мы его слуги.
— Ан не все? Знаю я речи, что в твоем дому велись, донесли мне.
«Неужели Максимка?» — с болью за друга подумал Олекса.
— Ведомо мне и то, зачем старик Кондрат приволакивался. Князь Юрий вам больно не угодил? Хотели бы Елферьем заменить? С ним, с петухом, мягче не станет! А хитрая лиса, посадник Михаил ваш, не на князево ли место ладитце? При Олександре тихонький был, головы не подымал!
«Ты голову подымал ли при Олександре!» — подумал Олекса, но не сказал ничего.
— Будешь мне сказывать, что услышишь… — Помолчав, Ратибор продолжал: — Чего там у вас, в братстве, за колгота? Хочешь на место Касарика своего кума Якова посадить, чтоб ловчее плутовать было?
— Не я, другие. Яков плутовать и мне не даст! — твердо ответил Олекса, подымая глаза.
Ратибор усмехнулся недоверчиво:
— Ой ли? Ладно, дело твое. Тем лучше. Мне Касарик нужен.
— Мой жеребей дела не решит, многие Якова хотят! — возразил Олекса.
«Мелок же ты, боярин!» — злорадно подумал он про себя…
— О других не твоя печаль!
— Вестимо.
— Без обмана, слышь?
Олекса снова поднял глаза, промолчал, кивнул.
— С Кондратом говорить будешь.
— Навряд.
— Будешь, говорю! После ко мне придешь. Гляди, не ты один, проверю! И что посадник Михаил думает, мне надо знать! Ты не косись, что Касарик плут. Все вы не лучше! И я не прост, — словно угадывая не сказанное Олексой, продолжал Ратибор, — выгоду свою блюду, конечно, а служу я великому делу! Вы тут во своем корыте, дале Новгорода и мысли помыслить у вас нет, а князь Ярослав о всей Руси печалует, он умом, что сокол, вдаль глядит! Не были бы вы все поодинке, дак и татары бы Русь не полонили!
— Кто поодинке-то был? — не выдержал. Олекса. — Князь владимирский Юрий сам Рязани не помог, своего города Владимира и то не спас, княгиню отдал на поруганье! Ростовчане да суздальцы врозь разбрелись…
— А Господин Новгород Торжка и того не отстоял! Вы за Торжок с князем Ярославом только и воюете, а татарам небось на блюдце поднесли! Что Торжок. Плесков немцам отдали! И твой батька тому причинен! А кто спас? Олександр, Ярославов брат! И виру на обозы новгородские я по князеву слову налагал. Князю на войско много нужно, а серебро от немцев небось все через ваши руки идет! С Тверью
