способами. Эта конфедерация стала достаточно сильна, чтобы противостоять датскому королю и охранять, свои торговые пути от пиратов. Итальянские города-государи ни объединились в Ломбардскую Лигу, чтобы выступить единым фронтом против требований оказывать почтение императору священной Римской империи германского народа.
Деревни превращались в города. Урбанизация и усиление власти молодой буржуазии означали, что информация множилась и распространялась в гораздо большей степени, чем прежде, и стала очевидной необходимость адаптировать властные функции к этим новым обстоятельствам. Феодальные города были полностью окружены пенами и рвами, отчасти для физической защиты от внешнего мира,
0 частично для сбора налога за проезд через городские ворота. Капиталистические города росли так стремительно, что подобные формы разграничения пространства стали бесполезны. Спорно, можно ни говорить о развитии городов, в привычном понимании этого слова, до раннего капитализма; даже императорский Рим большей частью состоял из деревенских общин, мало связанных друг с другом.
В результате этих перемен городские правители перестали попадать неограниченной властью на четко обозначенном пространстве. Наступление капитализма стало географически ощутимым в тот момент, когда городские стены перестали служить барьером между городом и деревней.
Притязания на власть капиталистических городов распространялись за пределы самого города на близлежащие окрестности, все дальше в глубь территории, пока не встречались с естественной преградой в виде гор, морей или широких рек. Причина такой экспансии была не только в том, что население городов постоянно росло, но и в том, что оно нуждалось в регулярном снабжении продовольствием, а новые фабрики – в регулярных поставках сырья в значительно больших количествах, чем было необходимо ранее для функционирования городских рынков. Таким образом, города постепенно колонизировали прилежащие территории, и на этой естественно сложившейся местности постепенно образовалось единое сообщество, чья идентичность базировалась на внешнем облике, языке, мифологии, символах преклонения и обычаях – более или менее общих для всех его членов. Так образовались современные нации.
Благодаря улучшившимся коммуникациям и быстро растущему юродскому населению, свободному от ограничений региональной преданности, эта новая социальная общность была способна охватить гораздо большие пространства и массы народа, чем раньше. Экспансия – необходимость, но она должна удерживаться в рамках. Как и всем биологическим организмам, нации надо было четко разграничить себя и окружающий мир. Самозащита требует установления закрепленных границ, чтобы было ясно, что именно защищать и не расходовать ограниченные ресурсы на пропитание всего остального мира. Поэтому в интересах нации надо было ясно разграничить, кто есть 'мы', а кто 'они'. Соответственно, и власть над информацией использовалась для этого. Были организованы переписи населения, создан институт регистрации всех оседлых жителей, подтверждавших свою национальность и принадлежность к данной общности. Государство аккумулировало все больше и больше функций, что требовало больше налогов, поскольку растущий административный аппарат поглощал еще больше ресурсов. В результате, усиливалась власть государства.
Крепнущая буржуазия быстро растущих городов стремилась охватить влиянием близлежащую сельскую местность, чтобы обеспечить поставки сырья и защитить свою власть. Для этого буржуазия использовала свое новое положение, чтобы уменьшить власть сельских правителей – аристократии. Невзирая на формальную конституцию, государство отняло у монарха и аристократии право взимания налогов, перенеся 'налоговые ворота' от городской стены к государственной границе. Нация заменила город в качестве географической основы гражданства, что подтверждалось высшим символом капиталистической идентичности – паспортом.
В новом географическом образовании власть была в форме централизованной системы, то есть все полномочия исходили, а вся информация сходилась в одном четко определенном месте – столице. Эта организация власти и образ центра, окруженного провинциальной периферией, наложили свой отпечаток и на образ мышления того времени, на представление об обществе и мире. Моделью по-прежнему был христианский рай с Господом Богом и его ангелами. Слово 'капитализм', так же, как и английское слово capital (столица), происходит от латинского caput (голова). Столица и есть глава всей нации, источник законов и центр информации, а также символ всех ценностей, вокруг которого нация консолидируется.
Новая эпоха нуждалась в новом человеке, новом идеале, адаптирован ном к потребностям государства и рынка. Феодальный крестьянин, терпеливо возделывавший свои поля и ожидавший Господней милости, был слишком пассивен и интеллектуально неповоротлив, и потому совершенно невосприимчив к пропаганде новой эпохи. Скоро на свет появилась целая серия новых понятий, формирующих основу для самоопределения новой личности: нация, раса, гражданство, налог на прибыль, образование, умственное заболевание, преступность, иностранец. Все вместе это образовывало 'общую основу', цементирующую национальное государство. Буржуазия стала всеми доступными средствами охранять свою только что завоеванную монополию на информацию.
В соответствии с этой моделью, предполагалось, что граждан необязательно запугивать, чтобы заставить встать на защиту своей страны. Напротив, чувство национальной принадлежности и ценности, которые оно содержало, должны выглядеть настолько значимыми, что все без колебаний возьмутся за оружие, как только национальной независимости будут угрожать враждебные происки соседних народов. В результате, значительная энергия тратится на производство националистической культуры посредством мифологизации происхождения нации и романтизации ее истории. Поэты взывали к героическому прошлому. Предполагалось, что традиции государства тесно привязаны к его географическому положению, образуя священный симбиоз. Так складывался миф о происхождении нации. Но в то же время это требовало демонизации внешнего мира. Чувства, пропагандируемые по отношению к другим национальностям, были смесью страха и отвращения. Самая суть национализма базируется на дистанцировании и презрении ко всему иностранному и неизвестному. Путаная расовая биология была одним из совершенно логичных следствий этого – маниакального стремления эмпирически подтвердить свое превосходство, что возвеличило бы национализм и возвело национальное гражданство в ранг чего-то священного и возвышенного. Кроме того, у расизма была еще одна привлекательная функция. Национализм в одиночку мог вызывать подходящих лимонов во время войн и конфликтов с соседними странами. Но благодаря расизму демоны вызывались и в мирное время в качестве внутренних меньшинств с физическими недостатками или отклонениями от культурной традиции, как например евреи или цыгане, и притеснению этих групп можно было придать законный характер. Таким образом, национальное государство обеспечивало себе наличие демонов и козлов отпущения, на которых можно было списать все проблемы.
Роковые последствия этих централизованных механизмов национализма стали началом его ускорявшегося упадка и неизбежного конца, очевидного для позднего капиталистического общества. Человеку присущ вечный поиск чувства принадлежности к чему-нибудь, и после II мировой войны, особенно с развитием поп культуры в масс-медиа, а затем с появлением электронных 'племен' интернета, появились достойные альтернативы национализму. В информационном обществе виртуальные субкультуры заменяют собой и феодальные деревенские общины, и капиталистические национальные общности в качестве способа социальной самоидентификации. В таком обществе вряд ли кому-то придет в голову умереть за свою страну. Государственные границы, а вместе с ними и их физические защитники – военные организации – исчезают. В виртуальном мире устанавливаются новые границы между социальными группами не менее серьезные, чем прежде.
Тем более интересно отметить, что наиболее упорные, крайние националисты – неонацисты Западной Европы, фашисты, сражающиеся за региональное самоопределение в Восточной Европе, изоляционисты и исторически идеализированные фундаменталисты Северной Америки, Восточной Азии и Ближнего Востока, то есть те, кто из преданности все еще крепко сжимает знамя расизме – единственные группы, преуспевшие в построении функциональных электронных сообществ исключительно по национальному признаку. Это – проявление фрагмеграции (см. предыдущую главу). Строго дисциплинированные и организованные субкультуры продвигают опои интересы с помощью стратегических альянсов в Сети с себе подобными. Все более 'мягкие' формы национализма – флаги, традиции, вся эта национальная гордость – наоборот, не имеют площадки в виртуальном мире, и потому не имеют будущего в информационном обществе. Границы национального государства сегодня так же не нужны, как и при прорыве капитализма. Кроме того, дезинтеграция национального государства усиливается и ускоряется,
