– Это просто течение, – повторила Труди. – Со мной уже бывало такое, на море. Когда кажется, что кто-то хватает за ноги.
– Ты же не веришь в это, – ровным голосом проговорила Арлин. – Зачем врать? Мы все знаем, что это было.
Труди в упор взглянула на нее.
– И что же это?
Арлин покачала головой. С размазанной по лицу тушью и слипшимися волосами она совсем не напоминала королеву красоты, какой была всего десять минут назад.
– Я только знаю, что это не течение, – сказала она. – Там было два существа. Не рыбы, – она потупилась, вся дрожа. – Я чувствовала, как они трогают меня. Забираются ко мне внутрь.
– Замолчи! – внезапно взорвалась Джойс. – Хватит об этом!
– Это же правда, – не умолкала Арлин. – Ведь так? – Она оглядела их всех: Джойс, Кэролайн и, наконец, Труди, которая кивнула.
– Они хотели нас, потому что мы женщины.
Рыдания Джойс возобновились.
– Успокойся, – мягко сказала Труди. – Нам надо подумать.
– О чем? – спросила Кэролайн.
– Что мы скажем дома.
– Скажем, что поплыли, – начала Кэролайн.
– И что?
– Поплыли и...
– Кто-то напал на нас? Пытался в нас забраться?
– Ну да, – кивнула Кэролайн. – Так и было.
– Не глупи, – сказала Труди. – Нас все засмеют.
– Но это все равно правда.
– И что это изменит? Они скажут, что не надо было лезть в воду. И решат, что нас просто схватила судорога.
– Она права, – сказала Арлин.
Но Кэролайн не желала отступать.
– А если еще кто-нибудь придет сюда? И с ним случится то же самое? Или он просто утонет? Мы ведь тогда будем виновны в этом.
– Если это вода от бури, то она сойдет через несколько дней, – предположила Арлин. – А если мы кому-нибудь скажем, в городе пойдут толки. Мы не сможем жить здесь спокойно. Вся наша жизнь будет отравлена.
– Незачем нам это говорить, – сказала Труди. – И так понятно, что нельзя ничего говорить. Так? Так, Джойс? – Джойс согласно кивнула. – Кэролайн?
– Наверное, да.
– Нужно выдумать какую-нибудь историю.
– Мы просто ничего не скажем, – объяснила Арлин.
– Ничего? – переспросила Джойс. – Посмотри на нас!
– Не объясняйся и не извиняйся, – пробормотала Труди.
– Что?
– Так всегда говорит мой отец, – казалось, напоминание о семье чуть приободрило ее. – Не объясняйся...
– Да слышали мы, – прервала Кэролайн.
– Значит, договорились, – сказала Арлин и встала, чтобы надеть остатки одежды. – Будем молчать.
Возражений не было. Они молча оделись и, не оглядываясь, потянулись по тропинке прочь, оставив озеро наедине с его тайнами.
2
Сначала все было тихо. Не было даже ночных кошмаров. Только приятное томление, охватившее всех четверых и, может быть, ставшее лишь естественным следствием избавления от смерти.
Они скрыли от родных свои синяки и договорились молчать обо всем.
Это оказалось не так уж трудно, как они думали. Даже Арлин, сильнее других почувствовавшая то, что с ними случилось, скоро начала испытывать странное удовольствие при воспоминании об этом – удовольствие, в котором она не осмеливалась признаться даже подругам. Впрочем, они и не обсуждали друг с другом свои впечатления; их всех разом посетила странная уверенность, что происшедшее с ними – знак избранности. Только Труди, всегда имевшая мессианскую жилку, произнесла это слово вслух. Арлин же просто лишний раз убедилась в том, что знала всегда: она высшее, уникальное существо, для которого не обязательны законы и правила остального мира. Кэролайн вновь и вновь переживала чувство, пережитое ею в миг, когда смерть казалась неминуемой: что каждый час без удовлетворения желаний проходит впустую. Для Джойс все было еще проще – Бог спас ее для Рэнди Кренцмэна.
Она больше не теряла времени. В тот же день она отправилась прямо в Стиллбрук, в дом Кренцмэнов и объявила Рэнди, что любит его и хочет с ним спать. Он не стал смеяться. Только посмотрел на нее изумленно и спросил, знакомы ли они. В их предыдущие встречи такой вопрос глубоко ранил бы ее сердце, но теперь все изменилось. Она стала другой. Да, сказала она, ты меня знаешь. Мы несколько раз встречались. Но это неважно. Я люблю тебя и хочу с тобой спать.
Он во время этой речи смотрел на нее с обалдевшим видом, а потом спросил: «Ты ведь шутишь?»
Нет, не шучу, я отвечаю за каждое слово, и чего ждать, когда погода хорошая и в доме нет никого, кроме нас?
Изумление не повлияло на потенцию Рэнди Кренцмэна. Хотя он так и не понял причин такого поведения этой девицы, но подобный случай нельзя было упускать. Поэтому он согласился, постаравшись создать впечатление, что такие предложения делаются ему ежедневно. Они провели вместе весь день, совершив акт не один раз, а трижды.
Она ушла в седьмом часу, со странным чувством выполненного долга. Это была не любовь. Он оказался бестолковым, эгоистичным, да к тому же неопытным любовником. Но он тоже выполнил свой долг – заронил в нее жизнь или, по крайней мере, внес вклад в эту таинственную алхимию, и больше от него ничего не требовалось. В тот момент она с необычайной ясностью видела, что должна зачать и родить. Остальное – настоящее, будущее, вся жизнь – скрылось в каком-то тумане.
Наутро, после глубокого сна, она позвонила ему и потребовала продолжения. «Я тебе понравился?» – спросил он. «О, не то слово, ты просто гигант, а твой член – восьмое чудо света». Он легко поддался на эту грубую лесть.
Из всей четверки ей повезло с любовником, пожалуй, больше всех. Болван Рэнди был все же безобидным и по-своему добрым. Но то же стремление с равной силой овладело Арлин, Труди и Кэролайн, но их судьба сложилась гораздо менее удачно.
Кэролайн избрала некоего Эдгара Лотта, пятидесятилетнего вдовца, поселившегося год назад неподалеку от ее дома. Он не имел друзей, зато держал двух такс. Это плюс отсутствие в доме женщин и его странные цветовые пристрастия в одежде, – он всегда носил галстук, носки и носовой платок пастельных тонов, – создало среди соседей мнение, что он голубой. Но Кэролайн при всей своей неопытности распознала его. Несколько раз она встречала его взгляды, и это сказало ей больше, чем банальные приветственные фразы. Вскоре она подстерегла его на утренней прогулке с таксами и, пока собаки увлеченно метили территорию, завязала разговор, с ходу напросившись в гости. Позже он признался, что его намерения были вполне добропорядочны, и, не прояви она инициативу, он бы пальцем к ней не притронулся. Но, после такого предложения, что ему оставалось делать?
