отравление маловероятно. Можно сказать, исключено на девяносто девять процентов. Химический анализ тканей требует времени, так что ждите скорого подтверждения.
– А котелок? А флакон? – Вирхов в растерянности смотрел на Манефу и думал, слышит ли она то, что звучит в телефонной трубке?
– С этим все в порядке, во флаконе смесь серной и азотной кислот, она сожгла бы внутренности трупа, а внутренности здоровехоньки. А в котелке какая-то ерунда – смесь поваренной соли с мелко порубленным сельдереем и не установленными растительными тканями, не содержащими вредных для человека примесей.
– Есть ли внешние повреждения? Следы удара?
– Небольшой отек на затылке, вероятно, от удара при падении, ковер смягчил. Да характерное пятно на спине, под лопаткой.
– Пятно? Родимое?
– Нет, не родимое. Круглой формы, диаметр шесть миллиметров, серовато-белого цвета, плотной консистенции. Будто о кожу загасили папиросочку. Но слабее. Видимо, жгучая итальяночка баловалась – на всех цирковых афишках с пахитоской дымящейся в пальчиках изображена!
Глава 4
Особняк госпожи Малаховской показался Муре волшебным дворцом, неожиданно возникшим в царстве злого колдуна Ноября: окна и входная дверь сияли ослепительным светом, на фоне голубоватых прямоугольников плясали, толкаясь, частые мелкие снежинки и, утомившись, старались убежать подальше от ярких пятен, во мрак, в спасительную темноту, но и там крохотные танцовщицы продолжали свой неистовый круговорот. Муре чудилось, что монолитный кубик двухэтажного дома с круглой башенкой на левом углу и эркером посредине дрожит и колеблется, грозя вот-вот раствориться во влажном холоде петербургской ночи.
На просторной площадке перед гостеприимным подъездом сгрудились экипажи – собственные, наемные, и даже один автомобиль.
Клим Кириллович помог своим спутницам как можно быстрее преодолеть расстояние до навеса- козырька над мраморными ступеньками – всего несколько шагов – с раскрытым над барышнями огромным зонтом.
– Господин Скрябин может опоздать, – заметила Мура, с напускным равнодушием оглядывая экипажи, – у него ведь нет личного транспорта. И найти извозчика в такую непогоду трудно.
Проследив за ее взглядом, Клим Кириллович мельком подумал: не пора ли завести собственный выезд?
В теплом вестибюле они освободились от пальто, передав их на руки представительному лакею в ливрее с золотыми позументами. И направились к мраморной, покрытой мягким ковром лестнице, ведущей на второй этаж, мимо дорогих гобеленов и зеркал, мимо вазонов с роскошными пальмами, мимо фонтанчика – прикрепленных в шахматном порядке к стене створкам мелких раковин, по которым вода медленными каплями струилась в одну большую раковину, – туда, где на широкой площадке стояла хозяйка дома. Миниатюрная изящная женщина в серо-жемчужном платье с брюссельскими кружевами, с аккуратно убранной седой головой и живыми темными глазами держалась для своих семидесяти двух лет удивительно прямо. Вместе с ней гостей встречал высокий молодой человек приятной наружности в мундире артиллерийского офицера. Красноватые белки его серых глаз трогательно сочетались с веснушчатым носом несколько хищной формы.
Голос госпожи Малаховской, приветствующей вновь прибывших, ласкал ухо кротостью и приветливостью.
– Брунгильда Николаевна, волнуетесь?
Милая хозяйка не отпускала из своих теплых, что чувствовалось даже сквозь лайку, ладошек обтянутую перчаткой руку многообещающей пианистки.
– Стараюсь не давать воли нервам, – помимо воли улыбнулась Брунгильда, – и очень признательна вам, Елена Константиновна, за приглашение.
– Имею честь представить вам моего племянника, – госпожа Малаховская едва заметно кивнула в сторону артиллерийского офицера, – полковник Вильгельм Саввич Вернер, служит в Главном артиллерийском управлении.
Офицер щелкнул каблуками, наклонил голову, приложился усами к девичьим ручкам.
– Дорогие друзья, – хозяйка перешла на шепот, – пророчица Дарья Осипова уже в зале. Сидит смирно. Но если у нее начнется припадок, советую вам, милые барышни, покинуть помещение. Говорят, она предрекает будущее с помощью ужасных ругательств.
– Не сомневайтесь, сударыня, – Клим Кириллович галантно поклонился, – обязуюсь оберегать своих спутниц. Да и сам я не любитель брани.
Мура смотрела на полковника Вернера с симпатией – он, наверное, тоже страдал, как и она, из-за несносных веснушек. К тому же у него рыжие волосы и брови. Ее интерес к чистовыбритому, с умело закрученными рыжими усами офицеру Клим Кириллович истолковал по-своему и, дивясь неистребимой любви русских барышень к мундирам, шепнул в розовое ушко младшей Муромцевой расхожую поговорку:
– Щеголь – в пехоте, пустой – в кавалерии, пьяница – во флоте, умный – в артиллерии.
В ее синих глазах мелькнуло недоумение. Впрочем, новизна обстановки заставила их забыть о пикировании. Стены зала, куда они прошли, были обтянуты изящным голубоватым штофом, заключенным в лепные рамы, свет от бра с электрическими лампами отражался в зеркальных медальонах. В противоположном от входных дверей конце располагалась импровизированная сцена с блестящим роялем в центре и вазонами с живыми цветами – сиренью и дельфиниумами – по краям. Плотная портьера из голубого бархата заменяла заднюю стену.
В левой части сцены в громоздком кресле сидела понурая баба неопределенного возраста, повязанная темным платком, ноги ее покоились на скамеечке, обитой бархатом. Вокруг кресла шушукались три надменные дамы, из которых наиболее решительно выглядела самая высокая – с золотым лорнетом на внушительной, обтянутой лиловым шелком груди. Мура догадалась, что одутловатая уродина, сцепившая на животе узловатые, крупные руки, – и есть знаменитая Дарья Осипова.
Середину зала заполняли кресла и банкетки с бархатным верхом. Вдоль стен также стояли диванчики, на которых живописными группками расположились дамы и барышни: в шелковых, газовых, бархатных платьях всех оттенков, отделанных искусственными цветами, блестками, мехами, их пышные прически венчали драгоценные камни и перья. Мужчины во фраках и смокингах служили приятным контрастом своим прелестным спутницам. Казалось, нарядная публика бросала вызов разгулявшейся за окном стихии.
Доктор Коровкин усадил профессорских дочерей поближе к сцене, с краю во втором ряду.
– Я волнуюсь, – призналась Брунгильда, не поднимая глаз, – а вдруг господин Скрябин сейчас рассматривает меня из-за занавеса, в щелочку?
– Скорее всего, он еще не приехал, – возразил доктор, – да вам волноваться не следует. Убежден, вы произведете на господина Скрябина хорошее впечатление.
– И я боюсь, – шепнула Мура. – Неужели правда, что Дарья своим криком может вызвать беременность?
– Вам это не грозит, – усмехнулся Клим Кириллович, – во всяком случае, в моем присутствии.
Перед ними стоял и цвел многообещающей улыбкой богатый и неотразимый вдовец Илья Михайлович Холомков, румянец играл на его тщательно выбритых щеках, пышные русые волосы обегали
