зеленую гостиную.
— Мы вас, можно сказать, заждались, — отрываясь от шахматной доски, приветствовал верного друга семьи профессор. Он встал и пожал руку доктору. — Вы вовремя. Прошу знакомиться: господин Шевальгин Дмитрий Львович, инженер, член Автомобильного клуба. Любезно согласился сыграть со мной партию в шахматы. И генерал, герой турецкой кампании, Эраст Петрович Фанфалькин.
Доктор, сразу обративший внимание на гостя, расположившегося поближе к Елизавете Викентьевне, получил возможность пристальней взглянуть на героя.
Генерал встал, но обмен рукопожатиями не состоялся: правая рука гостя была на перевязи.
— Прошу прощения, бандитская пуля, — моложавый генерал наклонил голову и щелкнул каблуками. Дежурная улыбка тронула уголки губ. — Фанфалькин, Эраст Петрович. Служу в Главном штабе.
— Вы ранены? — спросил доктор. — Давно ли? Рана обработана?
— Не извольте беспокоиться, — ответил генерал, — я к боли привык. Кроме того, у меня верные друзья. Вот господин Шевальгин прибыл со мной для моральной поддержки. Он у нас молчун, но инженер превосходный: в мастерской Автомобильного клуба решает самые сложные технические проблемы. Да и внизу, в автомобиле, остались мои, так сказать, денщики — техник Жильбер Марло и камердинер Баса. Он японец, одного оставлять на людях опасаюсь: сами понимаете, война с Японией произвела потрясение в человеческих умах.
Доктор вежливо слушал пространный монолог генерала. Он пытался сообразить, зачем, этот гость приглашен Муромцевыми к обеду и почему о нем ничего не сказала Мура? Весь день с ней провел, могла бы и предупредить.
Да и профессор… Утром вроде бы в шутку говорил о том, чтобы доктор разузнал у генеральши Зонберг что-нибудь о генерале Фанфалькине, и вот те раз — генерал, пренебрегая ранением, уже примчался в гости, беседует с Елизаветой Викентьевной.
— А где же Брунгильда Николаевна? — спросил он неожиданно для самого себя. — Разве она еще в консерватории?
Елизавета Викентьевна смущенно отвела взор.
— Должна быть с минуты на минуту. Ее и ждем. А как прошла манифестация?
Ответить доктор не успел, так как в гостиной появилась Мура. Мария Николаевна Муромцева, к удивлению доктора, успела переодеться в элегантное темно-синее платье, выгодно подчеркивавшее синеву ее глаз. Кроме того Мария Николаевна нацепила и украшения, что, по его мнению, было совсем лишним. Она протянула гостям ручку для поцелуя и уселась ближе к матери. Доктор обвел взглядом профессорское семейство. Как он сразу не обратил внимание на то, что и профессор сегодня надел фрак, и профессорская жена сменила обычные сережки на топазовые, и платье на ней необычное — темно-голубое, богато украшенное гипюром и прошивками. Да и генерал в парадной форме, блестит аксельбантами и орденскими крестами с мечами и без мечей, и Шевальгин во фрачной паре. Пожалуй, только вид самого Клима Кирилловича, его обычная визитка не соответствовали торжественности момента. Подозрение внушали и роскошные букеты свежайших роз, наполнявшие вазы на столиках: один из белых и розовых бутонов, из тех, что прилично дарить молоденьким девушкам, другой для дам — темно-бордовые, вполне распустившиеся цветы. Глупая мысль: «Не собирается ли Мария Николаевна замуж за генерала?» — мелькнула в голове Клима Кирилловича.
Естественно, с ответом о манифестации он замешкался, и Мура его опередила.
— В целом было все очень хорошо, — важно сказала девушка, стараясь держать спину прямо и умышленно замедляя речь. Мужчины не понимают, как действует на женскую душу платье, тем более изысканное, нарядное: меняется все, даже стиль речи! — Вся Дворцовая была запружена народом. Даже Государь выходил на балкон и раскланивался с подданными.
— А флаг-то вы принесли? Дворник из Глаши душу вымотал, — спросила Елизавета Викентьевна, она нервничала и терзала в руках кружевной платочек.
— Мы его потеряли, — величаво ответила Мария Николаевна.
— Как же так? — Елизавета Викентьевна с растерянным видом наблюдала за золочеными стрелками напольных часов, перешедших шестичасовой рубеж.
— Нечаянно, — нахмурилась Мура. — В толпе затесался преступник, он зарезал какого-то старика… Народ побежал, и мы тоже…
— О ужас! — воскликнула профессорская жена, отводя глаза от стрелок и тут же забыв и о времени, и о часах. — Я же говорила, что ныне опасно посещать места массового скопления народа. Даже патриотические манифестации. Убийцу поймали?
Клим Кириллович давно уже внимательно наблюдал за генералом, не понимая причину своего внутреннего беспокойства. Тем не менее счел нужным прийти Муре на помощь.
— Увы, где ж в такой толпе его выловишь? Да и бросились все врассыпную. Если б мы не побежали, нас растоптали бы.
— Клим Кириллович, не пугайте Елизавету Викентьевну, — подал голос от шахматной доски профессор, механически теребящий на манжете золотую запонку, — а то она решит, что и Брунгильда могла оказаться на площади.
— Нет, — возразила ему супруга, адресуя генералу натянутую улыбку, — моя дочь не такая безрассудная. Ее политика никогда не интересовала. Но как много развелось в столице бандитов!
— Вы совершенно правы, сударыня, — генерал галантно склонил голову, которую чрезвычайно красила седая прядь на фоне черной шевелюры. — Вот это-то и обидно. Особенно для боевого генерала. Если б я получил ранение на фронте, а то…
— Расскажите, Эраст Петрович, расскажите, — проникновенно попросила Мура. — Где вас ранили? Вчера это было или сегодня?
— За завтраком, дорогая Мария Николаевна, за завтраком, — зарокотал приятный баритон. — В ресторане «Семирамида». Заехал перекусить, а в это самое время туда наведалась банда. Представляете? Влетают три человека в черных костюмах и масках, наводят на приличную публику револьверы, требуют выложить деньги. — Генерал не удержался и скорчил очаровательной барышне испуганную гримасу. — А из-под масок топорщатся перья.
— Я бы со страху все выложила, — прошептала Мура. — Но вы, судя по ране, сопротивлялись?
Генерал расхохотался.
— Это не я, — сказал он, — это мой верный Баса, японец-камердинер. Он сидел под столом и впился в ногу налетчика зубами. Бандит взвыл, началась беспорядочная пальба, шальная пуля попала мне в плечо. Вот и все.
— А бандиты скрылись? — не отставала Мура, от любопытства переставшая говорить жеманно- протяжным голоском.
— Скрылись. Да и я сразу ушел. Договорился с приставом. Рана хоть и незначительная, но, сами понимаете… А один из посетителей так разъярился, что едва не побил ресторанщика. Требовал срочно вызвать следователя Вирхова.
— Господин Вирхов — превосходный мастер расследования, — машинально откликнулся из-за шахматной доски профессор. — Вероятно, посетитель имел дело с Вирховым ранее.
— Обворожительный молодой человек, знаете ли. Хотя несколько нервный, — сказал генерал с какой-то неясной для доктора интонацией и облизнул губы. — Ресторанщик обращался с ним весьма подобострастно: «Сию минуту позвоню, Илья Михайлович, сию минуту сделаю».
— Илья Михайлович? — Мура взметнула вверх соболиные брови. — Я знаю одного такого, который любит повторять, что Петербург город тесный. Это господин Холомков.
— О! — воскликнул генерал с неумеренной радостью. — Так вы с ним знакомы? Лелею надежду, что вскоре, пользуясь родственными связями, вы представите меня этому Адонису.
С каждой минутой доктор все менее понимал происходящее. Особенно неясным для него было, о каких родственных связях говорит генерал. И при чем здесь Холомков. Неужели и он сегодня здесь появится?
Напольные часы в гостиной отбили половину седьмого.
И едва мелодичный бой затих, из прихожей раздался звук дверного звонка.
— Наконец-то и Брунгильда! — воскликнула Елизавета Викентьевна, глядя с тревогой на генерала
