возвращались в извозчичьи дома, ехали по Лиговке. Именно на Лиговском, на углу Лиговского и нужной ему Роменской, Бричкина и ждал неприятный сюрприз. Еще издалека он увидел возле углового дома костер, которого вчера не было. К нему жалось босяцкое население в ватных телогрейках, кутающийся в тужурку студент заговаривал городовому зубы. Студентов-бедолаг Бричкину было особо жалко: денег на дровишки нет, в ледяных конурах и углах спать невозможно, вот и греются милосердным огоньком, да стаканом бесплатного чаю.
Бричкин юркнул на Чубаров и поковылял к вожделенной цели в обход. Он намеревался пробраться в бурбоновские апартаменты незамеченным — свидетели ему ни к чему. Впрочем, на его передвижение реагировали лишь брехучие собаки за дощатыми заборчиками.
Ему удалось без помех, с помощью отмычки, проникнуть в затхлую квартирку самозванного королевского отпрыска. Он старательно задернул плотные, изъеденные молью занавеси, — окно с выбитой рамой прикрывал снятый с разворошенной постели матрац, — и включил верхний газовый свет. Интуиция подсказывала ему, что в ближайшие часы можно спокойно обследовать квартиру, не опасаясь нежданных гостей.
Доскональный осмотр ситуацию не прояснил. Все, что можно было простукать, Бричкин простукал. Недоступных пустот не обнаружил. Изучил и мусор, и загаженную мышами ветошь под половицами, здесь весьма пригодился электрический фонарик, который добыла для расследований Мария Николаевна. Сам бы он никогда не мог позволить себе такую дорогую покупку! Бричкин перебрал все тряпки в убежище клиента, прощупал все швы и подкладки, обследовал немудреную мебель. На кухне, освещая углы и закоулки фонариком, заглянул в банки, кастрюльки, миски. В помятой оловянной тарелке обнаружил засохшие остатки пшенной каши.
Однако все труды были бесплодны.
Павший духом Бричкин съел один из двух бутербродов, предусмотрительно захваченных с собой, запил затхлой водичкой из глиняного кувшина с отбитой ручкой. Затем вернулся в остуженную комнату и приготовился ждать. Теперь ему казалось, что злоумышленники обязательно явятся; тут-то он и выяснит, что им надо: хозяин или какой-нибудь не обнаруженный им предмет.
Время двигалось медленно. Софрон Ильич, угревшись под накинутым на себя ватным одеялом, ощущал, что его клонит в сон. Опасаясь заснуть и очнуться беспомощным в лапах преступников, Бричкин вскочил и пробрел в кухню к окну. Низкий подоконник позволял ему встать на колени, опереться локтями о доску и обозреть погруженную в безмолвие Роменскую. Собственно, особо осматривать было нечего. Тусклый фонарь на невидимом перекрестке кое-как освещал фасад дома напротив, на фасаде едва различимыми черными квадратами выделялись окна жильцов, спящих беспробудным сном. На тротуаре и проезжей части лежал разъезженный грязный снег. И ни одной живой души.
Софрон Ильич усилием воли не позволял слипающимся глазам закрыться. Несколько стряхнуло с него сонливость забавное происшествие: в дверь противоположного дома нырнула драная собачонка. «Замерзла, возвращается с любовного свидания домой», — подумал с необычной теплотой Бричкин. Но его идиллический настрой через минуту был разрушен. Дворняжка пулей выскочила обратно, отбежала от дверей, повернулась к ним и залаяла. В дверях бесчувственный хозяин, видимо, из пьянчужек, грозил псине кулаком. Собака не умолкала. Мужик нагнулся, схватил горсть снега, слепил ком и запустил в бедное животное… Собака взвыла, человек повернулся и исчез.
Бричкин расстроился. В такую погоду добрый хозяин на улицу собаку не выпустит — мороз лютует! А этот изверг… Животное-то, верно, и голодное…
Впрочем, о собаке Бричкин скоро забыл. Под одежду пробирался холод, поврежденная нога ныла. Он, прихрамывая, заходил в полной темноте по бурбоновской квартире, сосредоточив внимание на том, чтобы ступать бесшумно. Потом он принялся считать шаги. Все было напрасно. Бурбоновские преследователи не объявлялись.
Измученный сыщик вновь прокрался к кухонному окну. Мрак на ночной улице показался ему уже не таким густым. «Верно, близится рассвет», — подумал Бричкин и решил, что пора покидать свой пост.
Он выскользнул на лестничную площадку, прикрыл дверь Бурбоновской квартиры и, спустившись по лестнице, очутился на улице. С наслаждением вздохнул морозный воздух, изрядно ароматизированный конским навозом — сказывалась близость извозчичьих дворов, — потянулся. Справа, возле водосточной трубы, притулилась, положив кудлатую голову на вытянутые передние лапы, давешняя дворняжка.
Бричкин легонько свистнул и поманил собаку. Та неохотно встала и насторожилась. Бричкин вынул из кармана пакетик, присел на корточки и, развернув вощенную бумагу, кинул несъеденный бутерброд псу. Выпрямившись, он с умилением наблюдал, как дворняжка жадно поглощает нежданное угощение.
Лизнув пару раз пустую вощенную бумагу, собака подбежала к Бричкину и преданно посмотрела ему в глаза. Если б она обладала человеческой речью, то этот взгляд означал бы: «Спасибо тебе, добрый человек».
Затем дворняжка ринулась через улицу к дому, где жил ее бесчувственный хозяин. Но остановилась и оглянулась на своего благодетеля.
— Иди, иди, не бойся, — шепнул растроганный Бричкин.
Собака, виляя хвостом, уставилась на Бричкина, словно решала: возвращаться ли ей к старому хозяину или сменить его на нового, доброго и великодушного?
— Ну ладно, — ласково пробормотал Бричкин, — ладно, бедолага ты несчастная. Я тебя провожу.
Он ступил следом за собакой в вонючую парадную, пропахшую мочой и помоями, и добрался, зажимая нос, до дверей, у которых его четвероногий поводырь остановился.
Поколебавшись, не повредит ли его альтруистический порыв конспирации, но решив, что парадная слишком темная, а в своем мундире он вполне сойдет за блюстителя порядка, Бричкин забарабанил в дверь. Затем подергал ручку.
Он не слышал звуков отодвигаемых засовов, однако дверь внезапно распахнулась и на него набросились люди в темном. Они заломили его руки назад и втолкнули в квартиру. В коридоре вспыхнул, ослепив Бричкина, свет керосиновой лампы. Наконец он смог приоткрыть глаза. Из мрака выступил человек в шинели с бархатными черными петлицами и красными кантами по вороту и обшлагам рукавов и, оглядев Бричкина, злорадно процедил:
— Так-так. Значит, гниды проникли прямо в сердце нашего отечества.
— Гниды? — выдохнул ошарашенный Бричкин, превозмогая боль в выкрученных суставах рук. — Но, ваше высокоблагородие…
— Не сметь марать своими грязными устами светлое имя русского офицера! — Полковник побелел от гнева. — Вы арестованы!
Невидимые стражники удвоили усилия, и голова Бричкина поникла так, что в тусклом свете керосиновой лампы он мог видеть лишь блестящие полковничьи штиблеты.
— За что? — прохрипел Бричкин
— По обвинению в шпионаже в пользу вражеской Японии!
ГЛАВА 16
Павел Миронович Тернов завершил этот день в приятной компании. Он отправился к Гордеевым, где застал немногочисленное, но шумное и исключительно, не считая хозяйки, русское общество. Солидные пузатые мужчины, чья карьера по почтовому ведомству начиналась когда-то одновременно со старым Гордеевым, и их далеко не молоденькие, а посему не вызывавшие у Тернова интереса, супруги вполне уютно чувствовали себя в заставленной изящными безделушками гостиной. На счастье начинающего следователя его однокашник также оказался дома.
Общий разговор сосредоточивался вокруг начавшейся войны. Прогнозы выдавались разные, но общее мнение склонялось к тому, что будущее не сулит ничего хорошего, и еще большой вопрос: забросают ли русские авоськи японских макак шапками? Недаром на бирже паника, бумаги в цене упали. Хоть и шлют власти каждый день эшелоны на восток, однако Маньчжурская дорога никуда не годна, более двух тысяч
