сударь? — спросил он у кандидата. — Вы там тоже были?
— Совершенно верно, — подтвердил Тернов.
— Я рад, что вижу вас живым, — отрезал мичман, — ибо кое-что слышал. Автомобильные механики говорили, что вы очень кстати навестили мастерскую: автомобиль одним ударом уничтожит и сынка, и его батюшку.
— Они хотели убить моего отца? — У кандидата отвисла нижняя челюсть.
— Вероятно, — лаконично отрапортовал мичман. — Но видимо и вам, и вашему батюшке повезло. Чему я чрезвычайно рад. Впрочем, целью моего наблюдения был азиат, и я ничем не мог вам помочь.
— О взрыве автомобиля, господин Таволжанский, мы и так уже осведомлены, — недовольно заметил профессор, косясь на свою помертвелую супругу, — так что вы напрасно утруждались. При чем здесь семейное дело?
— Не торопитесь, господин Муромцев, — мичман нисколько не смутился. — По этому поводу я к вам и пришел. Поскольку испытываю уважение к Марии Николаевне и считаю своим долгом ее предупредить.
— А при чем здесь Мария Николаевна? — встревожился Клим Кириллович.
— Сама она ни при чем, — ответил Таволжан-ский. — Но ее сестра…
— Откуда вы знаете ее сестру?
— Я ее не знаю, — признался доктору мичман. — Но Муромцевых с именем Брунгильда не так-то много в столице.
— О Боже! — Елизавета Викентьевна с трудом разжала онемевшие губы. — Что с моей девочкой? Где она?
— Пока еще не знаю, — недовольно отозвался мичман, — но вы не даете рассказать мне все по порядку.
— Мы вас слушаем, — хором воскликнули собравшиеся.
— Так вот, Мария Николаевна, проследил я за моим азиатом. И как вы думаете, куда он направился? В церковь Тихвинской Божьей матери. Я не стал искушать судьбу — сам на рожон не полез, но заплатил ключнику, чтобы тот подслушал и проследил.
— И что? — Мура округлила глаза.
— Дорогая Мария Николаевна, — Таволжанский понизил голос, — вынужден вас огорчить. Ваша сестра намерена сегодня вечером, после окончания службы, тайно обвенчаться с генералом Фанфалькиным.
— Ф-фу, ты черт, — профессор с облегчением откинулся на спинку кресла, — и пусть венчается, если ей так невтерпеж. Третий день, как предложение сделали, а уж под венец мчится.
— Но зачем? — прорыдала профессорская жена. — Разве мы возражаем против ее брака? Не возражаем! И никто не возражает! И помолвку не портили, и обручение…
— Может, она так торопится потому, что ее подруга вскоре уезжает к своему неугомонному Колчаку? — высказал предположение профессор.
Собравшиеся в гостиной погрузились в молчание.
— Я хотел бы обратить ваше внимание, уважаемые дамы и господа, — Таволжанский прервал затянувшуюся паузу, — что на тайном и скором венчании настаивает не мадемуазель Брунгильда, а сам генерал Фанфалькин.
— Какая нам разница? — с горечью ответил профессор.
— Разница значительная, — возразила Мура, нежно поглаживая руку матери. — Если на скоропалительном венчании настаивает жених, у него должны быть веские причины. Или у него есть какой-то тайный сильный козырь, который заставляет Брунгильду покоряться.
— Есть, есть у него такой козырь, — язвительно отреагировал глава семейства, — предоставление вольной воли для творческого самовыражения.
— В этом я ничего не понимаю, — мичман нахмурился, — но мне сдается, что девушка оказалась во власти гнусного негодяя. Есть ли у нее профессия?
— О да! — воскликнула Елизавета Викентьевна. — Брунгильда блестящая пианистка! Ее знают даже в Европе!
— Ну, я слишком далек от этой сферы. Нo то, что вы мне сообщили, подтверждает мои худшие подозрения.
— Худшие? — Елизавета Викентьевна побледнела еще больше. — В каком смысле?
— Если ваша дочь, сударыня, известна в Европе, ее очень выгодно использовать как прикрытие во время поездок для встреч с агентами европейских стран.
— Но она не собирается в Европу! — воскликнул доктор. — Напротив, рвется в Порт-Артур!
— В Порт-Артур? — Мичман встал. — Значит, я на верном пути. И, думаю, генерал не против, чтобы она туда поехала!
— Но сам же генерал туда не собирается, — поникла профессорская жена. — Почему вы решили, что наша девочка станет орудием шпионажа?
— Сударыня, — как можно осторожнее сказал мичман, — в мадемуазель Брунгильде я не сомневаюсь. Однако ее багаж… Если она повезет с собой рояль — разве это не самое удобное место, чтобы прятать туда донесения?
— Кто же будет их туда прятать? — саркастически спросил профессор.
— Как кто? Генеральский камердинер, — уверенно ответил мичман. — Генерал не отправит в такую даль молодую жену без сопровождения. А сопровождать ее наверняка будет его японец.
Все подавленно молчали. Тернов думал о пребывающем в Ярославской губернии батюшке и рассказ о предполагаемом браке Брунгильды Николаевны слушал вполуха, а остальные слишком хорошо помнили, что генерал действительно обещал отправить своего слугу-японца вместе с Брунгильдой на Дальний Восток.
Доктор Коровкин счел нужным вмешаться.
— Насколько мне известно, оснований подозревать господина Фанфалькина в шпионской деятельности нет. Но если вы правы, господин Таволжанский, — он встал и подошел к профессору, — то мы, Николай Николаевич, должны срочно ехать в церковь и предотвратить это тайное венчание, чтобы уберечь вашу дочь от той неприглядной роли, которая ей уготована. Думаю, в военное время контрразведка дремать не будет, и неминуемое разоблачение приведет к тому, что несмываемое пятно позора — обвинение в измене России — ляжет на репутацию рода Муромцевых.
Профессор побагровел.
— Вот так трудишься всю жизнь на благо России, а все погибнуть может в один миг от дочернего легкомыслия.
— Но еще ничего не погибло, — возразила профессорская жена, — и я уверена, что господин Таволжанский нарисовал такую мрачную картину лишь потому, что не знает нашу девочку. Если б он хоть раз ее увидел, он бы не думал, что она так глупа и беспомощна…
— Надеюсь, скоро он ее и увидит, — сказал профессор. — Господин Таволжанский, вы не откажетесь нас сопровождать?
— Пожалуй, не откажусь, — оживился гость, — не сомневаюсь, что там будет и камердинер- японец…
— Прошу всех не терять времени, — отдал распоряжение профессор и закричал: — Глаша! Глафира! Быстро подавай одежду! Мы выезжаем!
Все понуро последовали в переднюю. Последней выходила Мура, на минуту задержавшись у телефонного аппарата.
Когда все уже были одеты в тяжелые зимние наряды и Мура поспешно застегивала пуговицы пальто, не желая отстать от компании, Глафира отперла входные двери и вскрикнула.
— О черт! — Профессор, которому горничная непроизвольно наступила на ногу, сморщился и возопил: — Ну что там еще?
Глаша безмолвно прижалась к стене, и перед профессором открылась странная картина.
На лестничном половике, предназначенном для того, чтобы вытирать обувь, лежал черный полотняный квадрат с нарисованными белым черепом и костями. А сбоку от черепа было воткнуто
