барышней в шляпке с фиалками.
Мура чмокнула юношу в розовую колючую щеку. Петя зажмурился от неожиданности, а когда открыл глаза, увидел, что девушка остановила извозчика и, помахав ручкой в кружевной перчатке, скрылась, бережно прижимая к груди безобразную корзину, укрытую ситцевым платком с линялыми колокольчиками.
Через Тучков мост владелица бюро «Господин Икс» быстро добралась с Васильевского до Петербургской. Из-за стола навстречу ей вскочил багровый Бричкин – перед ним на стуле восседала гневная госпожа Брюховец.
Мура быстро прошла к столу и горделиво водрузила на столешницу корзину:
– Вот ваш Василий. А вот и потерянный топаз. Нашлись на Сенной.
Она вынула из ридикюля Петин камушек и положила его перед посетительницей.
– Добрый день, Мария Николаевна, – прохрипел Бричкин, с опаской поглядывая на корзину.
Госпожа Брюховец поднесла к близко посаженым глазам лорнет.
– Топаз не тот, подделка. – Она брезгливо уронила камешек на столешницу и стала развязывать углы платка, который прикрывал корзину. – И кот не мой. – Она презрительно скривилась.
– Он отощал от долгих скитаний, – нахмурилась Мура, не решаясь взглянуть на Со-фрона Ильича. – Посмотрите внимательно.
– Я своего Василия знаю! – возвысила голос госпожа Брюховец. – Это не он. Но усердие ваше вижу. Даю вам еще один шанс. Завтра полнолуние. В ночь перед полнолунием происходит прием в петербургскую масонскую ложу. Знающие люди говорят, что для ритуала требуется кот, похожий на моего Василия: крупный, черный, умный. Если вы настоящие детективы, спасите ни в чем не повинное животное!
Глава 9
Со всевозможной строгостью и убедительностью успокоив неистового коммерсанта Эроса Ханопулоса и отправив его в сопровождении агента в гостиницу «Гигиена», Карл Иванович возвратился в кабинет на Литейном. Следователь Вирхов чувствовал, что падает с ног, но и не думал ехать в уютную, холостяцкую квартиру, где его ожидал кот Минхерц, привыкший ночами вместо подстилки использовать хозяина. Уверенно топоча твердыми лапками, кот неизменно устраивался спать на левом подреберье хозяина, там, где был шрам от старой раны, едва не ставшей смертельной.
Вирхов счел за лучшее запереться и прикорнуть на диванчике, под шинелью. Он укрылся с головой, но в сон погрузился не сразу – перед внутренним взором его стоял окутанный розовым светом город, в приотворенное окно врывалось бестолковое радостное чириканье.
По описанию грека вдова лейтенанта Митрошкина походила на хипесницу Розочку, но Вирхов начал сомневаться, что в дело впутана известная полиции мошенница. Уж больно высокопоставленная особа благодетельствует ей. Ни арестовать, ни допросить нельзя
И кто только посоветовал коммерсанту бежать на Литейный? И взрыв в Воздухоплавательном парке, в общем-то, не его, Вирхова, дело. При такой бестолковщине порядка в Российской империи никогда не будет: сыск, жандармерия, охранка, судебные органы, полиция путаются друг у друга под ногами, создают неразбериху, закрывают глаза на очевидное: слабеет государство российское. Блюстителей закона вроде бы много, но одна видимость, иначе не стали бы по каждому пустяку в Окружной суд бегать...
Сон Вирхова был неглубоким и тревожным. Сквозь сукно угревшей его шинели он услышал робкий стук в запертую дверь и с неохотой встал. Смущенный письмоводитель прятал глаза.
– Господин следователь, – сказал он в спину Вирхову, отправившемуся в смежную комнату, чтобы ополоснуть лицо и руки холодной водой. – Павел Мироныч очнулись, просят Вас его простить.
Вирхов передернул плечами, оправил мундир, провел расческой по светлым, начинающим редеть волосам, и только тогда разомкнул губы:
– Веди, пока никто из начальства этого позора не видел.
Через пять минут Вирхов, подобно монументу, сидел за столом, перед ним стоял помятый и всклокоченный кандидат Тернов: серовато-зеленое осунувшееся лицо, тоненькая шейка, жалобно выглядывающая из несвежего воротничка рубашки, поникшие светлые усики.
– Вы, милостивый государь, считаете, что ваша практика состоит в гулянках и попойках? – пустился с места в карьер Вирхов.
– Никак нет... Карл Иваныч, простите... Неопытен еще в употреблении зелья...
Сконфуженный юнец переступил с ноги на ногу.
– И чему вас только в ваших университетах учат? – сел на любимого конька Вирхов.
– Виноват, Карл Иваныч, трех свидетелей доставил, а на четвертом споткнулся.
Казалось, раскаяние кандидата глубоко и безгранично.
– А пятого вообще не нашли, – грозно насупился Вирхов. – И в таком виде вы собираетесь заявиться в Эрмитаж или на квартиру к господину Глинскому?
– Я приведу себя в порядок, господин следователь, не сомневайтесь...
Вирхов подмигнул письмоводителю, смиренно затаившемуся в уголке. Тот понимающе кивнул, достал из шкафчика фляжку и плеснул на дно казенного стакана темную жидкость.
– Примите лекарство, – велел Вирхов. – Небось голова раскалывается.
Павел Миронович, не дожидаясь повторных приглашений, с жадностью выпил коньяк, облизнул губы, глубоко вдохнул и замер – огненная волна, растекаясь по кровеносным сосудам, гасила невыносимую внутреннюю дрожь, охватывавшую каждую клеточку кандидатского организма.
– Есть ли у вас что мне сообщить по вчерашнему делу?
С чувством благодарности Тернов приблизился к столу начальника и, перегнувшись в талии, затараторил:
– Теперь я понимаю завсегдатаев «Аквариума» – на своем опыте испробовал чары Дашки. Никак не отделаться, особа динамитная и зажигательная. Едва довел до Литейного, а что наобещал ей за этот визит, не помню, может, горы золотые...
– Зачем вел-то сюда пьяную?
– Боялся, что скроется, думал, ее сообщение важно для вас. Она заявила, что несчастный случай в Воздухоплавательном парке – не несчастный случай. Студенцов выполнил давнюю свою угрозу – погиб у нее на глазах, так как она не отвечала ему взаимностью.
– Не отвечала? – усомнился Вирхов.
– Ну, не в той степени, как он хотел. Он жить без нее не мог. А она отказывалась бежать с ним в Америку!
– И правильно делала. Кому она там нужна? Там своих развратниц хватает! А что она лепетала насчет какого-то общего друга?
– Не помню, – понурился Тернов. – Она такое говорила?
– Да, вчера, в вашем присутствии. Вижу, память у вас отшибло. – Вирхов усмехнулся. – Признаюсь, у меня у самого голова кругом. Вы-то отсыпались на казенных нарах, а я почти и глаз не сомкнул за ночь.
Смысл начальственного выговора состоял в том, что в отличие от хилой молодежи сыщики старшего поколения способны выдержать все удары судьбы и оставаться к началу присутственного дня свежими как огурчики.
– Ладно, – махнул рукой Вирхов, – приводите себя в порядок. И разыщите мне Глинского. С Дашкой поговорю сам. И поторапливайтесь. Работать некому – все по дачам прохлаждаются. Вчера коммерсанта ограбили. Не знаю, как и замять.
– Вы... вы хотите избавить преступника от возмездия? – не веря своим ушам, пролепетал кандидат.