германские, которые для англосаксов испокон веков были родными. К тому же и язык – действительно самый литературный в мире, и похоже, ещё очень надолго таким останется, может быть, на несколько столетий… судя по тому, какие деньги они вкладывают в гуманитарное знание, в компьютерные разработки и в средства коммуникации вообще.
Кстати, помимо английского, я ещё довольно тщательно «работал» с польским. Просто для того, чтобы знать, как используются слова в родственных славянскях языках. Да и интересные книжки тогда на польском можно было достать легко. Не знаю, стоит ли отягощаться сейчас славянским языком для сравнения, но если очень хочется, конечно, польский в этом случае будет наилучшим выбором. Он странный, но и знакомый. Он далёкий (вплоть до католичества, что немаловажно), но и очень близкий. Он и лёгкий, и весьма мощный. К слову сказать, поляков-лауреатов Нобелевской по литературе больше, чем всех остальных, кроме, разумеется, «англопишущих». Так что – не бросайся польским. Это достойный язык, на котором можно достать достойные книжки.
Конечно, при желании, я бы мог спеть дифирамбы и итальянскому, и немецкому (который, может статься, окажется моим «следующим» языком), и даже некая сумасшедшая мысль о японском тоже «сверлит» мне голову. Но будем скромны. Пары языков для нашей цели – вполне достаточно.
Пары и не больше. Всего лишь двух… Если, разумеется, это дело не увлечёт тебя, как увлекло меня, как увлекло многих до нас с тобой. Но тогда и речь придётся вести совсем другую. Не о «паре необходимых», а о «последнем, чтобы всё-таки остановиться»…
Впрочем, учить языки – не самый плохой образ жизни. Я бы порассуждал на эту тему, да вот незадача – эта книга о другой проблеме.
Одним из главных приёмов, который необходимо иметь в виду любому пишущему, является использование ключевых слов. Ключевые слова – это такие слова, которые обозначат смысл сообщения, даже если вычеркнуть все, кроме них. Пусть не до конца, не очень внятно, но смысл будет понятен. Но если случайно вычеркнуть эти самые ключевые слова, тогда смысл безоговорочно растворится в недостатках и затемнениях значений, или, что случается ещё чаще, появится ненужная многовариантность смысла, его неоднозначность. И то и другое является серьёзнейшей логической ошибкой сообщения, а следовательно, подлежит исправлению,
Не всегда их может исправить редактор своими редакторскими средствами, поэтому устранение этих ошибок лучше всего взять на себя. Хотя, разумеется, на себя лучше взять устранение вообще всех ошибок, тогда можно будет обвинить не очень умелого редактора в искажении смысла, что гораздо легче и более правильно, чем разбираться в его смыслах, налепленных поверх твоего текста.
Кстати, умение правильно обращаться с ключевыми словами позволяет работать с осознанными «затемнениями» текста, позволяет выстраивать сообщение таким образом, что оно оказывает несколько принципиальных впечатлений сразу, иногда диаметрально противоположных. Например, фраза «не слишком горячая любовь» скорее всего понимается как откровенная «нелюбовь», но так как ключевым словом в данном случае является всё-таки не «нелюбовь», а «любовь», это может подразумеваться и как любовь, только не явно предложенная одним из участников всей этой неурядицы, и как любовь – всё-таки любовь, – только слегка замаскированная, смущённая, неумелая.
Такая игра позволяет, к тому же, серьёзно оскорблять кого угодно. Выдаётся существительное, например, «президент» – благо их у нас сейчас появилось сколько угодно, – а потом, после его отчётливой фиксации (может быть, повторения в одной фразе), подстыковывается фраза о некомпетентности, взятках или откровенном воровстве. И я утверждаю, что это будет явно недоказуемый случай обвинения, даже если на тебя подадут в суд и попробуют представить дело так, что именно этой фразой ты нанёс кому-то бесценный, вернее, многомилионный моральный ущерб.
Кстати, ещё одно ценное свойство ключевых слов они позволяют усваивать текст с гораздо большей скоростью. Собственно, почти все сколько-нибудь здравые школы быстрочтения основаны именно на тренировке, своего рода облегчённом, спонтанном определении ключевых слов и именно их «вычитывании» из текста.
Ну, читать с такой скоростью я тебе все же не советую, такие трюки приводят голову скорее в беспорядок, чем в состояние эффективной работы с информацией, но вот для написания романов знать об этом способе не грешно. Хотя если им злоупотреблять, то тексты в итоге начнут получаться слишком уж насыщенными (к слову сказать, это качество среди определённого круга интеллектуалов довольно высоко ценится). Так что можно отведать и такое свойство языка, как его концентрированность.
Необходимо сказать ещё об одной очень большой странности нашей речи. А именно – об обилии изменений, возникающих с нашими словами.
То есть в мире существуют две основные группы языков. Одни соединяют слова посредством предлогов, артиклей, смыслового управления и порядка слов в предложении. Для других порядок и артикли не важны, зато определяющую роль в поиске смысла играют суффиксы, приставки и падежные окончания. Разумеется, есть языки, где существуют оба этих метода грамматического управления. Кстати, в русском тоже есть и порядок слов, и предлоги, и даже переложение слова из одной части речи в другую – например, глагол переходит в причастие или в деепричастие, и тому подобное.
Но основная, главенствующая форма выстраивания смысла из слов подразумевает какой-то один вариант – либо порядок слов с предлогами, либо падежи и приставки.
Поскольку русский относится к предпочтительно падежным языкам, у нас появляется возможность обыграть почти любое из слов не в одном, а иногда в двух десятках вариантов, а то и больше. Это позволяет, при некоторой сноровке, очень здорово обогатить нюансировку любого сообщения, позволяет поиграть словами так, как, скажем, немецкому, кажется, и не снилось, особенно в прямой речи романа, где позволительно все – и аргоизмы, и жаргон, и диалекты, и откровенные сбои, неправильности, оговорки…
Очень серьёзное значение эта игра имеет, как я уже сказал, в жаргоне. Например, к английскому слову при желании можно приделать одно, редко – пару жаргонных значений. А у нас зато из этого слова можно сделать «жаргонизм» по смыслу, можно выстроить эвфемизм, можно изменить его звучание, можно лишь намекнуть на него, замаскировав приставками, суффиксом и каким-нибудь вычурным окончанием… А можно, наоборот, сделать речь короткой, лающей, командной, бьющей в самый центр значений!
Это очень важно. Это преимущество русского языка, которым невозможно не воспользоваться. Хотя, как всегда, обилие возможностей приводит и к необходимости правильно пользоваться этими возможностями, к неизбежной откровенной соревновательности литераторов, к весьма долгому периоду обучения хотя бы мало-мальски правильной родной речи. Здесь наблюдается примерно то же самое, что при обучении, скажем, игре на балалайке (которая выглядит не очень сложным инструментом) и «гаммической» тренировке – другого слова не подберу – для того, чтобы всего лишь начать обучение на фортепиано. Ясно, что для второго инструмента необходимо гораздо больше труда, времени и пота.
Зато какое это блаженство, если встречаешь человека, достойно владеющего языком. Как у него переливаются, как играют слова! Что за удовольствие следить за его работой… Нет, «работа» тут уже не подходит, скорее, это следует именовать «исполнением», текста, и никак иначе! Какое незабываемое впечатление способны оказать на нас удачные находки такого мастера!
Мы запоминаем их не просто для внутреннего использования. Эти откровения становятся нашим собственным языком, делаются новой, коллекционной, отборной формой выражения и письма.
Ради того чтобы хотя бы изредка, хотя бы в паре случаев на весь роман, сделать такие находки, не жалко снова и снова стараться, «идти» на слова и на сам язык со вниманием и уважением. Но и с усмешкой. Иначе что же это будет за игра, что же это будет за удовольствие, если при этом не веселиться? Из чего же тогда нам останется черпать радость и вдохновенность творчества, если не из находок, которые мы обнаружим и сделаем смыслом своей работы?
ЧАСТЬ VII. РУКОПИСЬ, ЕЁ РЕДАКТИРОВАНИЕ, ПРОДАЖА
