третью бутылку коньяка. Погладив клинообразную бороденку, он ловко опрокинул стопку, вынул из кармана соленый огурец, откусил и, прикинув, хватит ли закусить еще одну стопку, сунул остаток назад, в карман.
Он ждал. Ждал уже давно.
«Бить морду или нет?» – подумал Железный Феликс, с неудовольствием глядя на веселящихся финнов. В стране – революция, а эти гады тут…
Шел март семнадцатого года. Погода была на редкость мерзостная, часто шел снег, Финский залив хоть и трещал, но вскрываться не собирался.
Феликсу хотелось домой. О, как ему надоели эти отвратительные финны…
На плечо Дзержинского легла тяжелая рука. Он оглянулся, автоматически замахиваясь, чтобы дать нахалу в зубы. Но на него смотрело улыбающееся лицо Владимира Ильича.
– Владимир Ильич! – замычал Феликс. – А я тут жду и жду…
Друзья радостно обнялись.
Ульянов выпил из горла с полбутылки, с интересом взглянул на сцену. Феликс с любовью смотрел на поздоровевшее лицо вождя.
– Как там в Разливе? – спросил он, чтобы хоть что-то спросить и услышать любимый голос.
– Курорт, – сказал Ильич. – Только, что телок нет. А здесь девочки ничего!
– По три рубля штука.
– У меня еще есть три сорок партийных денег. Можем взять одну на двоих. Пойдем?
– Да я тут коньячок поназаказывал, – потупился Феликс Эдмундович, – а денег нет. Лицо будут бить.
– А! – Ульянов посуровел. – Буржуйские отродья! Ну, тогда девочки подождут. Партийная работа главнее всего!
И Владимир Ильич достал из кармана кастет, который совсем недавно ему подарила на день рождения Надежда Константиновна Крупская.
– Але, девушка! Мне 77-96, пожалуйста! Кто говорит? Ленин говорит. Да, да, тот самый Владимир Ильич, который Ульянов. Что? Нет, я вас не разыгрываю, Ленин я, Ленин! Какие шутки! Что? Чем могу доказать? Уверяю вас, честное большевистское слово даю, что я – Ленин. Не издеваюсь я над самым святым! Что? Кто может подтвердить, что это я? Да вот, Феликс Эдмундович…
– Але, девушка! Дзержинский у телефона. С вами только что говорил самый настоящий Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Нет, не однофамилец. Нет. Нет. Вы что, не слышали, как он картавит? Что значит «подделывается»? Что значит «перестаньте хулиганить»? Это вы перестаньте хулиганить! Дайте нам 77- 96! Кто я такой? Дзержинский! Кто может это доказать? Вам что, может еще Бонч-Бруевича позвать? Не верите? Ну, позвоните тогда нам 77-75 – Смольный, кабинет Ленина, сами убедитесь! Что «не положено»? Вам звонить Ленину не положено? Конечно, не положено! Тогда дайте нам 77-96! Никто не безобразничает! О, господи! Да я сам знаю, что бога нет. Тоже мне, комсомолка нашлась вонючая, учить меня будет… Ну, вот, бросила трубку. И козлом обозвала…
– Ну, народ…
– Владимир Ильич, а может самим сходить? Ведь всего на два этажа спуститься – и кабинет Луначарского, возьмем наш самоварчик и сами принесем…
– Э нет, батенька! Так мы их совсем разбалуем! Никакой партийной дисциплины не будет! Луначарский брал самовар на два часа! Сам унес – сам пусть и принесет! Дай телефон. Але, девушка! Мне 77-96, Ленин говорит…
– А у тебя есть «стратокастер»? – спросил Владимир Ильич у рокера Вити, гуляя по ДК, где в Ленинской комнате базировалась Витина рок-группа.
– Есть! – радостно воскликнул Витя, протягивая вождю мирового пролетариата свою гитару.
– О! Весьма круто! – со знанием дела оценил Владимир Ильич, поглаживая лакированную поверхность. – Звучит-то ничего?
– Клево звучит! – сказал Витя, сияя, как лампочка Ильича. – Прям как танк!
Ленин присел на стул и взял пару аккордов.
– Э, батенька, да у тебя тут третья струна оболталась! Совсем никуда не годится!
– Оболталась, – с горечью подтвердил Витя. – Да в магазине полки пустые, фиг чего купишь!
Владимир Ильич покачал головой и достал из кармана коробку с нерусскими буквочками.
– Во, Бонч-Бруевич из ГДР привез комплектик струн. Дарю!
– «Лисичка»! – возрадовался Витя, подпрыгнув от счастья. – Это ж мои любимые струны! Ну, теперь я такой тяжеляк зафигачу, аж болты над Парижем зацветут!
– Ну, ну, – похлопал рокера по плечу Владимир Ильич и подошел к ударнику Игорю.
– А у тебя есть барабан?
– Есть! – радостно закричал Игорь, вынимая из-за спины огромный порваный бас-барабан…
Сеня мыл Ленина. То есть не самого Владимира Ильича, конечно, а памятники великого вождя.
Ранним утром, когда город еще спал, и лишь соловьи заливались на своих деревьях, Сеня подъезжал на поливальной машине, доставал шланг и мощными струями воды смывал с монумента пыль и следы нахальных голубей. Когда что-либо смыть не удавалось, Сеня ставил лестницу и протирал железную лысину фланелевой тряпочкой.
В маленьком городке, где жил Сеня, памятников Ленину было двенадцать. Некоторые из них Сеня очень любил, особенно на главной площади, где Ленин так душевно указывает рукой в светлое будущее. Сеня часто смотрел в том направлении, но ничего, кроме свинарника, не видел. Однако в светлое будущее свято верил и мечтал дожить.
Были памятники, которые не нравились Сене. Ленин на них был скучный и чугунный. Но чтобы никто не догадался об этой неприязни, Сеня мыл этих Лениных даже лучше, чем любимых.
И была у Сени мечта.
Мечтал Сеня съездить в Москву и посмотреть на Владимира Ильича в Мавзолее. Знающие люди говорили, что в Мавзолее он ну прям как живой!
И вот Сеня поднакопил денег, взял отпуск и поехал. И приехал он на Красную площадь, отстоял в длинной очереди, как за водкой в его родном городе, прошел, наконец-то, мимо строгих истуканистых часовых с деревянными лицами и вошел в святая святых каждого советского человека – в Мавзолей Ленина.
Да, Ленин был как живой. Казалось, сейчас встанет и пойдет. Подойдет к Сене и скажет:
– Здравствуй, Сеня. Спасибо тебе, Сеня, что так долго мыл меня. Теперь я живой, сам буду мыться.
– Проходи, чего встал! – шепотом подтолкнул Сеню милиционер.
– Извините, – сказал Сеня тоже шепотом. – А не подскажете, тут Ленина кто-нибудь моет?
– Что? – не понял милиционер. – Как?
– Ну, водой, – стесняясь, пояснил Сеня.
– Ты чего, парень, того? – покрутил милиционер у виска. – А ну, вали отсюда, урод!
Сеня и до сих пор моет Ленина в своем родном городе.
Говорят, из всего многообразия головных уборов В.И. Ленин предпочитал кепки. Я сам, правда, никогда не видел вождя в кепке, разве что на картинках, но нет никаких оснований не верить тем, кто частенько созерцал вождя в его любимой кепочке.
Сколько кепок было у Ильича? Сейчас, наверно, этого не знает никто.
Сидоров продавал кепки Ильича. Кепки были серые, с небольшим козырьком и пимпочкой на
