Мальчик, не подозревая об опасности, спустился в поисках ночлега в пещеру, где его подстерег медведь. Ирония судьбы потрясла Долфа.
— Не освободи я его из неволи, он был бы жив теперь, — срывающимся голосом проговорил он. — Какая нелепая, страшная смерть!
Дон Тадеуш, утешая его, положил руку на содрогающиеся плечи Долфа.
— Не плачь, сын мой. Виллем умер свободным. Он на небесах теперь.
Несмотря на заметные потери, настроение в лагере было приподнятым: в течение одной только недели ребята оказались свидетелями двух героических поступков, обраставших легендарными подробностями. Это были вылазка в замок графа фон Шарница и схватка Леонардо с исполинским медведем. Дети не говорили ни о чем другом, в который раз пересказывая друг другу эти истории, словно услышанные ими когда-то от странников.
Фокус, к которому прибегнул Долф в замке, имел огромный успех, все потешались над шуткой, с помощью которой ему удалось провести самого графа и его людей.
Дубинка Леонардо, которой тот едва не проломил череп медведю, — дубинка, от которой громадный зверь с ревом пустился наутек, представлялась детям оружием могучего великана.
Долина реки Инн была обширной, пологой и весьма плодородной. В пятнадцати милях от нее лежал славный город Иннсбрук, за которым вновь вздымалось страшное препятствие — скалистая гряда, закрывающая дорогу на Ломбардию. После спуска с гор ребятам предстоял еще целый день пути, прежде чем они достигли древнего города, Благочестивые жители сердечно встретили маленьких паломников. Съестное, что принесли им горожане, ребята поделили между собой. Впервые за много дней они попробовали зелень, а у малышей наконец появилось молоко. Солнце прорвалось сквозь тучи, и бескрайняя долина грелась в золотистых лучах.
Ребята могли теперь просушить намокшую одежду, привести в порядок покоробившиеся от сырости башмаки.
Городской костоправ осмотрел сломанные руки и ноги и наложил — довольно неуклюже — шины на переломы. Сам епископ вышел из резиденции, чтобы благословить маленьких крестоносцев. Путники продали мяснику трех овец, которым посчастливилось благополучно пройти через горы, а на вырученные деньги закупили колбас и окороков. У ребят словно появилось второе дыхание, надежда окрыляла их. Переход через Карвендел отнял много сил, но решимость крестоносцев не была сломлена.
Теперь они без страха готовились к следующему переходу, через Бреннер.
Проходя по лагерю, Долф наткнулся на Каролюса.
— Все в порядке? — весело спросил он.
Маленький король довольно улыбнулся в ответ. И тут Долф вспомнил, что давно хотел задать ему один вопрос.
— Слушай, Каролюс, я все забывал спросить тебя: как вышло, что тебя провозгласили королем? Это была воля самих ребят?
— Ребят? Ну что ты!
Маленький Каролюс горделиво выпрямился.
— Граф Марбургский удостоил меня этой чести. Я служил у него оруженосцем. Вообще-то у него было четверо оруженосцев, я самый младший. Представляешь, что значило для меня это предложение? Те трое чуть не умерли от зависти.
Долф опустился на землю, потянув за собой маленького короля.
— Выходит, ты не сбежал из дому, как Фредо?
— Мог ли я нарушить обет верности, данный моему господину? Нет, граф Марбургский сам отправил меня в поход вместе со своей дочерью Хильдой. Она станет королевой Иерусалимской.
— Постой-ка! — вскричал Долф, припоминая. — Значит, этот граф снарядил в поход тебя, а заодно и свою собственную дочь, да еще с полного одобрения архиепископа?..
— Конечно, архиепископ благословил нас и поручил заботам Николаса.
— Но ведь уже есть один король Иерусалимский, не у сарацин, разумеется, а добрый христианин дворянской крови, именующий себя этим титулом.
— Есть такой король, но, пока святой город пребывает во власти неверных, этот почетный титул остается пустым звуком. Первым настоящим королем Иерусалима буду я.
«Эге, да тут замешана большая политика, — размышлял Долф. — Германская знать стремится укрепить свои позиции в Палестине, надеясь, что рать маленьких крестоносцев с Божьей помощью потеснит турков, а уж затем в дело вступят взрослые господа. Каролюс лишь ничтожная пешка в крупной игре. В этой игре пригодился даже Господь Бог, пообещавший Николасу сотворить чудо».
— Как зовут нынешнего короля Иерусалима?
— Не знаю, какой сейчас — их уж столько было… Какой-то франкский дворянин.
«Правильно, — продолжал про себя Долф, — осталось заменить его германским дворянином, который будет настоящим королем в городе, захваченном крестоносцами».
Однако больше всего поразило Долфа то, что взрослые именитые люди — граф Марбургский, архиепископ Кельнский и кто его знает, какие еще политические авантюристы, замешанные в этой интриге, — по всей видимости, не сомневались в успехе крестового похода детей. Архиепископ, скорее всего, затеял это предприятие вместе с Ансельмом и Йоханнесом. Он предоставил в распоряжение Николаса повозку, упряжку волов, походный шатер, а граф Марбургский без колебаний отправил в странствие свою дочь вместе с оруженосцем… В своем ли он уме?
Если бы знать… А вдруг они рассчитывают на счастливый случай, на то, что обещанные чудеса произойдут, и оба владетельных господина отхватят жирный кусок пирога.
Так, наверное, они думали, посылая детей в далекие края.
А то, что поход, скорее всего, завершится гибелью восьми тысяч детей, никого особенно не заботит. Вполне возможно, у тех, кто стоит за этим предприятием, было и такое соображение: наши земли и без того перенаселены, множество бездомных бедняков скитаются по дорогам, а тут представляется прекрасная возможность одним махом избавиться от них.
«А каких великолепных исполнителей подобрали они для осуществления своих политических замыслов, — сказал себе Долф. — Хильда ван Марбург, неутомимая сестра милосердия, сильная, благородная, очаровательная, такая девушка — одна на тысячу. Неужели отцовская любовь не помешала графу обречь свою дочь на опасности и лишения этого страшного пути? Впрочем, Хильда, скорее всего, не была в семье любимым ребенком. На что может сгодиться девочка в глазах господина графа? Хорошо, если удастся выгодно пристроить ее, выдав замуж, она же не свободный человек, а вещь, которую можно обменять, получив власть или деньги. А Каролюс? Самый младший из оруженосцев при дворе графа, немногим отличающийся от простого слуги. Граф не мог не заметить исключительное мужество, честность и верность своего вассала, и он использовал эти качества парнишки наилучшим образом. Бог ты мой, до чего же здорово соображали тогда люди! Не удивительно, что в средние века игра в шахматы пользовалась такой популярностью; в реальной жизни знатные господа играли взрослыми и детьми, целыми армиями, словно фигурками на шахматной доске».
— В шатре неспокойно, — пожаловался вдруг Каролюс. — Йоханнес с Ансельмом все время ссорятся. Ансельм торопится, а Йоханнес стоит на том, что детям нужен отдых.
Долф был заметно удивлен, и Каролюс продолжал с удовлетворением; потому что сам недолюбливал Ансельма:
— Николас умоляет их сохранять мир, ибо нелады монахов плохо скажутся на всех детях. Вообще-то Йоханнес неплохой человек, да? Мне он нравится.
— Неужели?
— Ну, Ансельм тоже, конечно, — поспешил добавить Каролюс, всем своим видом показывая, что он так не считает. — Ансельм благочестив, хоть и весьма строг. Так оно и должно быть, ибо среди нас великое множество дерзких, негодных детей, которые не желают подчиняться никому, но Йоханнеса и особенно отца Тадеуша они все-таки слушаются. А ведь ни того, ни другого нельзя назвать слишком суровыми, странно, да?
— О чем они спорят? — поинтересовался Долф.
— Да я толком и не понял, о каком-то Больо. Дон Йоханнес уверяет, что Больо еще ждет их,
