своими делами разобраться. Признаюсь, я рассчитывал получить от них на память небольшое наследство — ведь я без пяти минут член семьи, приглядывал за Гилбертом.
— Понимаю.
— Ничего вы не понимаете. Моя вера в чувства столкнулась лицом к лицу с реальной жизнью.
— В ваши чувства к Фонштейну и Сорелле?
— В чувства, которые, как меня заверяла Сорелла, она питала ко мне.
— В расчете, что вы позаботитесь о Гилберте?
— Что ж… мы потрясно поболтали. Приятно было поговорить с представителем минувшей эпохи, да еще так любившим Фонштейнов. Нам всем будет их недоставать. Гарри отличало удивительное чувство собственного достоинства, зато в Сорелле была бездна жизненной энергии. Я понимаю, почему вы так убиты — вам отказало чувство времени. Но не сокрушайтесь уж чересчур.
Ничего себе соболезнование — я положил раструб, он покоился на высоких рычагах телефона — этот курьез, вечная тема для разговоров, стоял передо мной, человеком, который так стосковался по разговору. Уязвленный словами юнца, я вдруг понял, что Фонштейны, со своей стороны, также уклонялись от встреч со мной из-за Гилберта: их ребенок, этот феномен — надо же, чтобы им выпало счастье произвести на свет такое чудо, — по таинственным причинам (Фонштейны сочли бы эти таинственные причины причинами исключительно американского происхождения) сбился с пути. Им не хотелось, чтобы я узнал об этом.
Что же насчет того, сокрушаться мне или не сокрушаться — так это юнец меня заводил. Он был одним из тех мелких бесов, которые лезут из всех пор общества. Надавите посильнее почву общественной жизни — и убедитесь сами. Он издевался надо мной, над моей еврейской чувствительностью. Бог ты мой! Еще двое старинных друзей умерло в тот самый момент, когда я, промолчав тридцать лет, собрался вдруг распахнуть им объятия: давайте-ка сядем рядком, вспомянем минувшее, поговорим снова о Билли Розе — «пусть нам расскажут грустные преданья о смерти королей»[96]. А «сторож» старался навести меня на размышления экзистенциального плана. Примерно в таком духе; разлука с кем приведет вас в отчаяние, сэр? Без кого вам жизнь не в жизнь? По ком вы мучительно тоскуете? Кого из дорогих вам усопших не забываете ни на миг? Покажите, где и как изувечила вас смерть. Где ваши раны? За кем вы пойдете и за смертный порог?
Ну и кретин же этот юнец! Как он не догадался, что мне это и без него известно?
Меня подмывало снова позвонить мальчишке, отчитать его за низкопробный, мелкофасованный нигилизм. Но раз уж я задался целью способствовать лучшему взаимопониманию (взаимопониманию между нами) — это было бы просто глупо. Нынешние умственные построения еще никому и никогда не удавалось демонтировать. Их до того много, что они обступают тебя подобно огромному городу без конца и края.
Сказать бы мне ему, что корни памяти берут начало в чувствах, что есть такие темы, которые помогают организовать и сохранить память; объяснить бы ему, что на самом деле означает запечатлеть в памяти прошлое. Соображения вроде таких: если сон — это забвение, то и забвение — тоже сон, и сон относится к сознанию, как смерть к жизни. Вот почему евреи даже к Богу обращаются с просьбой помнить: «Yiskor Elohim» ['Вспомнит Господь» (иврит)
— поминальная молитва, читается по большим праздникам].
Господь ничего не забывает, но в молитве ты особо просишь его не забывать твоих усопших. Впрочем, чем я мог пронять такого малого? И я решил и не пытаться, а записать все, что вспомнил в связи с Белларозой, и изложить с шиком, достойным «Мнемозины»!
Примечания
1
измененная цитата из «Короля Ричарда III» У.Шекспира: «Коня, коня! Престол мой за коня» (пер. А.Дружинина)
2
перед войной (лат.); здесь: предвоенный
3
Ветхий Завет. Левит, 7:35
4
растяпой (идиш)
5
нацистский преступник, врач, проводивший эксперименты на людях в лагерях смерти
6
по Нюрнбергским законам, принятым 15 сентября 1935 г., евреи были лишены прав гражданства; эти законы стали юридическим обоснованием уничтожения евреев
7
престижный частный женский колледж, основан в 1925 г.
8
улица, на которой сосредоточены самые богатые магазины
