ухоженных пальцев, спросил:
—Чего тебе, братец?
Каблуки гулко соединились и замерли.
— Депутация, ваше благородие, к господину генералу.
— Какая еще депутация?
— От уездного дворянства, насчет фуража.
Поручик неторопливо поднялся из глубокого кресла и подошел к окну. Внизу, перед часовым неторопливо расхаживал сутулый, лысеющий господин. Его крупные плечи плотно обтягивал френч без погон. Рядом, затягиваясь папиросой, стоял еще один внешне напоминающий провинциального аптекаря.
— Им что, было назначено?
— Никак нет-с, говорят, что дело срочное.
— Что ж, доложу. — Буткевич, выпрямив спину и проведя ладонью и по без того безукоризненно уложенным волосам, постучал в дверь кабинета. Минутой спустя он снова предстал перед вестовым.
— Давай, братец, распорядись, чтоб пропустили. Вошедший первым, с подчеркнуто офицерской выправкой человек во френче, скользнул взглядом по комнате. Буткевич выпрямился в надлежащем приветствии:
— Как прикажете доложить?
— Почтового департамента начальник канцелярии в отставке Раух, Раух Георгий Владиславович, — не без труда отчеканил вошедший. Он смерил взглядом своего товарища и добавил: — и Талызин, местный землевладелец.
— У, ты, боже мой! — дразняще отозвался про себя Буткевич. — Извольте обождать. Поручик снова постучал в массивную дверь бывшей губернаторской спальни.
— Господин генерал ждет вас! — К удивлению Буткевича, отставной почтмейстер застыл у самого его носа, вплотную к двери.
— Чудесно! — холодно улыбнулся он и, почти отодвинув поручика, скользнул внутрь кабинета. Второй же, видно, вообще не торопился. Он разглядывал аляповатую салонную живопись по стенам приемной.
— Вас ждут, — напомнил Буткевич.
Помещик, как-то неестественно улыбаясь, двинулся к столу адъютанта. Тихо, но уверено и властно он бросил в лицо Буткевичу:
—Нихьт бевейген! (Не двигаться! — нем.). — Прикрытый лацканом сюртука, блеснул маленький дамский револьвер. Буткевич не успел опомниться, то есть он, конечно, пришел в себя, но уже после того, как посетитель перелетел через плоскость суконного покрытия стола. Поручик прыгнул вдогонку. Коротко и напористо он повернул пухлую руку посетителя. Стукнул об пол упавший пистолет. Подавшись вперед всем телом и резко оборвав движение, Буткевич устремил противника на пол спиной. Помещик захрипел, смешно дрыгнув ногами по паркету.
— Руэ, майн фропнд! (Тихо, мой друг!) — попросил его поручик, предварительно опустив на всклокоченный затылок посетителя рукоять своего револьвера. За дверями кабинета слышалась возня. Буткевич устремился было вперед, но у самых дверей засомневался. Негодяй может выстрелить первым. Через открытое окно, над самой головой ничего не подозревающего часового, поручик шагнул на карниз.
Генерал был жив. Он беспомощно пятился в угол, не моргая, но с дрожью в руках. Почтмейстер в его сторону не смотрел. Одной рукой вытягивая пистолет, второй выворачивая ящики стола, Раух напряженно оценивал содержимое бумаг. Вот что-то заставило его напрячь внимание. Рука с пистолетом медленно опустилась. В следующий момент окно со звоном распахнулось, и прежде чем Раух успел оторваться от документа, удар сапогом пришелся ему под нижнюю челюсть… Генерал дрожащей рукой поднес ко лбу батистовый платочек:
— На фронт, батенька, — вдруг вспомнив, что линия фронта протянулась в нескольких верстах от города, поправился:— в окопы…
Однако судьба распорядилась иначе — вскоре Буткевича отозвали в Петроград.
В город ворвалась весна. Во всегдашнем сыром столичном воздухе бражничал дух городской ботаники. Чувствительная ко всяким проявлениям прекрасного, и маломерным и обильным, душа поручика пребывала в трепетном волнении. Неожиданно назначение Буткевича оказалось перенаправлено в Императорское географическое общество.
Статс-секретарь Общества, седой и напудренный, как рождественский дед, с совершеннейшим бесстрастием изучал какие-то архивные бумаги. Пауза затянулась. Буткевичу показалось, что царедворец испытывает некое магическое наслаждение от замершего, как по команде офицера.
— А знакомы ли вы, господин поручик, с князем Назаровым?
— Да-с, по корпусу еще и в дальнейшем.
—Он рекомендовал вас как спеца в вопросах гимнастической подготовки и в восточной борьбе.
— Осмелюсь уточнить. С восточной борьбой не знаком-с, сие — русский рукопашный бой. Курсы для мониторов унтер-офицерского корпуса. Чиновник оторвал глаза от бумаг. Его холодный взгляд царапнул Буткевича.
— Как сами оцениваете степень своей подготовленности?
— Испытано на фронте.
— Да-а? — Снова воцарилась пауза. — Соблаговолите завтра пополудни явиться за своим новым назначением.
Поручик щелкнул каблуками.
Экспедиция в Мачьнжурию. Более двух месяцев добирался Буткевич до Хабаровска. Война — на крупных станциях и железнодорожных узлах резервировали паровозы для фронта, переформировывали составы, обеспечивая бесперебойную доставку грузов. То, что экспедиция носила стратегический характер, сомнения не вызывало. Ей были приданы специальные силы обеспечения в составе взвода особо подготовленных людей и казачьей полусотни.
В Хабаровске не заладилась погода. Вислые облака уцепились за сопки, медленно сползая в город чахлой сыростью. Ежедневные приготовления затянулись настолько, что сомнения брали уже не относительно срока проведения, а вообще возможности экспедиции. Однако разрешилось все внезапно. Как-то рано поутру всем была дана получасовая готовность к следованию. Не досчитались только лекаря. Ждать не стали, что многих удивило, а выдвинулись вперед.
Первая неделя прошла благополучно. Как-то за вечерним чаем к Буткевичу подсел руководитель экспедиции.
— Наше движение, похоже, с самого начала просчитала японская разведка. У меня такое чувство, что близятся события…
Буткевич откинулся на подложенную под спину шинель:
— Предполагаете разделиться?
— Разделиться… малыми силами справиться еще сложней, однако маневрировать легче. Вот что: после того, как японцы потеряли своего осведомителя.., — здесь начальник сделал паузу и посмотрел на своего собеседника, однако Буткевич не стал задавать вопросов, — так вот, после того, как они остались без информации, не исключено будет исчезновение кого-то из членов экспедиции. Не по своей воле, конечно. Как вы понимаете, исчезнуть могут только двое: вы и казачий есаул. Все остальные для японцев — мелкая сошка.
— А вы сами?
—Я, батенька, архистратиг. Меня они не возьмут, иначе экспедиция просто повернет обратно, и тогда им все придется начинать сначала.
— Логично.
— Если мои рассуждения верны, то стоит вам углубиться в тайгу, и на вас нападут. Буткевич ковырнул палкой угли в прогорающем костре.
— Вы можете им дать ложные сведения. Главным образом о маршруте, для пущей достоверности пошлем туда всех казаков… Я, конечно, не могу вам приказывать. Поручик вздохнул, задумался: