совсем светло. Тысячи факелов прожгли ночь. Собрав в себе последнее мужество, я обернулся навстречу надвигающейся угрозе и приготовился к финалу. Прямо на меня неслись кони. Они трясли головами, раскачиваясь на скаку, и глотали воздух, оскалив белозубые пасти. По паре коней на колесницу. Разминуться было уже невозможно. Я сжался. Грохот достиг своей кульминации. Сейчас ударят копыта, и всё…
Мне пришлось ждать дольше предполагаемого. Когда я, терзаемый ожиданием, поднял глаза, рядом уже катились грубо сбитые колёса. Копыта разбивали землю, перемешивая её со срубленным ковылём. Ноги и колёса. И снова жилистые, сухие ноги коней промельком перед глазами. Они удивительным образом не совпадали с моим жалким телом, уходя стороной. Лавина проносилась мимо. Я ещё ожидал сокрушающего удара, но уже мало-помалу стал приходить в себя. Колесницы, запряжённые конными парами, были просты и тяжеловесны. Скрипучее трение деревянных осей и создавало этот рокот, напоминающий звук туземной музыки. Не хватало только барабанов.
На колесницах возвышались величественные возницы, все в абсолютно одинаковых позах и одеяниях. По паре на колесницу. Одни сжимали высоко поднятые факелы, крошившие огнём, другие — правили конями и подгоняли их. При этом ездоки оставались неподвижными, скованными своей магической позой. Я всматривался в их непроницаемые лица. Точно вылепленные из восковой массы. «Да они в трансе! — отпечаталось у меня в голове. — Они же в трансе.» Однако другая мысль с неменьшей остротой вонзилась в сознание. Это были арии. Возможно, их передовой отряд… Прогоняя страх, я попытался рассмотреть их получше. Приподнялся навстречу несущемуся потоку колесниц, и тут всё кончилось. Внезапно. Они промчались прочь, оставляя за собой пустую, гудящую степь. И только беспокойный ветер ещё разносил едкую душину конского пота.
Я стоял один посреди перемятой степи и смотрел вслед уходящему потоку. Недавнего моего попутчика нигде не было. Может быть, он сейчас мчался на одной из этих колесниц? Туда, навстречу призрачным очертаниям древних цивилизаций? Может быть, в Индию? Я так и остался в одиночестве, провожая взглядом выгоревшее свечение уносимых огней колесниц.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Виштар присел на край холодного камня. В глазах воина погасли звёзды. Так сказал бы кто-нибудь из великих певцов Арваты. Тяжёлые руки припали к земле. Он сгрёб пальцами сухую осыпь камнелома, мелкую, как зернистый песок, и стиснул её в кулаках. Грудь, терзаемая застарелой болезнью, не принимала воздух. Виштар не мог дышать. Он казался самому себе рыбой, выброшенной на берег. Он казался самому себе размякшей скользкой рыбой с прозрачными глазами. Виштар ненавидел эту рыбу, которой он стал из- за болезни.
У подножья холма трудились люди. Они поднимали пыль, ковыряя землю мотыгами и выбеленные этой пылью, то и дело искали спасения с подветренной стороны. «Что они там делают? — подумал Виштар, забыв о болезни. — Это — тритсы. Если это тритсы, то они всегда найдут себе работу. Нет, это не тритсы,» — решил Виштар. Он поднялся с камня и пошёл вниз. Перекатыш посыпался под его ногами, приведя в движение непрочный настил склона. Крепкие ноги Виштара врезались в текучий камушник. Воина опылило белёсым дымом двинувшегося вниз каменного свала. Виштар вздохнул, насколько ему позволила грудь, и уверенно зашагал вперед.
Люди, трудившиеся внизу, заметили седобородого великана, шагавшего по склону не сгибая коленей. Его косматая грива, тяжёлые, рельефные руки, скрывавшие нечеловеческую силу, и могучая стать невольно привлекали внимание к идущему. Сбиваемые его тяжёлым шагом камневые посыпи ручьями текли вниз.
Старший среди работавших поспешил выступить навстречу Виштару.
— Слава тебе, подобный великому Сурье! — бодро приветствовал воина ещё издали торопливый человек из этих неутомимых копателей горы.
— А-а, — признал его Виштар, — это ты, Птави. Будь и ты славен. Что ты хочешь сделать с этой горой? Чем она тебе помешала?
Птави вытер руки о передник и по-хозяйски уверенно и деловито стал объяснять о добыче извести, о намыве известковой гущи, необходимом для грунтовки шкур. Виштар глуповато кивал, посматривая на молодых, трудолюбивых вайшей, стройных, как гладкотелые взростки тисовых деревьев.
— У Марджи шкуры ломкие, — продолжал Птави, — совсем ломкие.
Он захихикал и покачал головой:
— У Марджи шкуры пересыхают и с них осыпается известь вместе с пропиткой. Такую шкуру можно руками разорвать.
— Руками можно разорвать любую шкуру, — возразил Виштар.
Птави посмотрел на тяжёлые руки воина и решил не спорить.
— В первой извести много солей. Слишком много, — пояснил Птави, — соль нужно вымывать. Его молодые работники, задыхаясь в пыли, старательно выскребали из горы белозём.
— Ладно, — промычал Виштар. Он попытался вдохнуть, но поперхнулся воздухом и шумно вынес его обратно. На сухом лбу воина вздулась тугая вена.
— Ты что? — насторожился Птави.
— Так, ерунда. Копай свою землю.
Виштар отвернулся, стирая рукой заслюнявшиеся губы.
— Вот что, — сказал он негромко, — сделай для меня мягкую подстилку из шкурки молочного козлёнка.
— Ждёшь прибавления семейства?
Виштар замялся, ответил неохотно:
— Пожалуй.
— И когда? То есть я спрашиваю, когда сделать?
— Может, через месяц. Или через два. Думаю, что не позже.
— Конечно, сделаю. Ты же знаешь, у Птави лучшая меховина во всём Амаравати. Все «великие» носят мои меховины.
Он хотел ещё что-то добавить, но Виштар не стал его слушать и отправился прочь.
Был чудесный вечер, наполненный пряным надушьем трав. Над лугом носились шмели, не взявшие своего за день, и в небе пламенели ясные и глубокие просторы молодого летнего света. Но от горбатой стены гор ползла синеватая задымка, и Виштар подумал, что ночь будет пасмурной. Он подумал, что с гор идёт холод, выпадающий тяжёлой росой на траву. Вайши по этой росе не пасут своих коров. Говорят, что скотина от неё дохнет. Все вайши жили далеко от Амаравати. Возле своих пастбищ на склонах. Их хижины поднимались рядами прямо в горы. По укатистым наплывам зелёных холмов. Исключение составлял Птави и некоторые другие, кто не пас скотину. От Амаравати до пастбищ было четверть дня пути. Быстрые ноги молодых мужчин легко расправлялись с этой работой.
