главным образом, устранение, а не производство. Каждый человек в любой момент своей жизни способен вспомнить все, что когда-либо с ним случилось, воспринять все, что происходит на всем пространстве вселенной. Функция мозга и нервной системы заключается в том, чтобы защитить нас от угрозы испытывать потрясение и замешательство перед этой массой в значительной мере бесполезного знания, не имеющего отношения к делу, заслонить нас от большей части того, что в любой момент могло бы быть воспринято нами или возникнуть в памяти, оставив нам лишь чрезвычайно малую и тщательно отобранную часть материала, возможного материала, которая, по всей вероятности, может быть практически полезной. При таком понимании каждый из нас представляет собой потенциально Вольный Разум… Чтобы обеспечить выживание, Вольный Разум должен проходить через редукционные клапаны мозга и нервной системы. В результате на выходе мы имеем лишь тонкую струйку того вида сознания, которое помогает нам выжить на поверхности разнообразных содержаний этого редуцированного сознании, человек придумал и до деталей разработал системы символов и неявные философии, которые мы называем языками. Каждый индивид одновременно пользуется благами той конкретной языковом традиции, которой он принадлежит от рождения, и испытывает на себе ее тяготы — пользуется благами, ПОСКОЛЬКУ язык дает доступ к накопленному опыту других людей; испытывает тяготы, поскольку язык укрепляет в нем мнение, будто это урезанное сознание представляет собой единственное осознание и вводит в обман его чувство реальности, так что человек слишком легко начинает принимать свои понятия за ложные, а слова — за действительные вещи», (Aldous Huxly. The Doors of Perception. New York. Harper I Raw. 1954 pp. 22-23).
Второе отличие нашего опыта мира от самого мира возникает благодаря множеству социальных ограничений или фильтров (очков предписаний), которые мы называем социально-генетическими факторами. Под социальной генетикой мы имеем в ВИДУ всевозможные фильтры или категории, действию которых мы подвержены в качестве членов той или иной социальной системы: язык, общепринятые способы восприятия и разнообразнейшие функции, относительно которых в данном обществе существует относительное согласие.
Наиболее общепринятым социально-генетическим фильтром является, очевидно, наша языковая система. В рамках любой конкретной языковой системы, к примеру, богатство нашего опыта связано отчасти с числом различии, проводимых в какой-либо области наших ощущений. В языке майду североамериканских индейцев Северной Калифорнии для описания всего цветового спектра имеется только три слова. Они делят цветовой спектр следующим образом (в скобках приведены наиболее близкие английские эквиваленты обозначений языка майду): тит (сине-зеленый) лак (красный) ту лак (желто- оранжево-коричневый)
В то время, как человеческие существа способны различать в видимом цветовом спектре 750000 различных оттенков (Boring, 1957), носители языка майду распределяют свой цветовой опыт, как правило, по трем категориям, которыми они располагают, благодаря родному языку. Три вышеназванных цветовых термина охватывают тот же диапазон ощущения действительного мира, что и восемь цветовых терминов английского языка. Суть сказанного заключается в том, что человек, говорящий на языке майду, как правило, осознает только три категории опыта цветового ощущения; носители английского языка обладают в данном случае большим числом категорий, а значит, и большим числом первичных перцептуальных различении. Это значит, что в то время, как говорящий на английском языке будет описывать собственный опыт ощущения двух объектов, как два различных опыта (скажем, желтая книга и оранжевая книга), для говорящих на языке майду описания, сделанные в идентичной ситуации действительного мира, в этих двух случаях не будут друг от друга отличаться (две книги цвета тулак).
В отличие от нейрофизиолого-генетических ограничений, социально-генетические ограничения легко преодолимы. Самым убедительным образом об этом свидетельствует наша способность разговаривать на разных языках — то есть для организации собственного опыта и репрезенти-рования мира мы способны применять несколько комплексов социально-генетических категорий или фильтров. Возьмем, к примеру, предложение «Книга голубая*. — Слово „голубая“ представляет собой имя, которое мы, носители английского языка, научились применять для описания собственного опыта восприятия определенной части континуума видимого света. Введенные в заблуждение структурой нашего языка, мы начинаем думать, будто „голубая“ — представляет собой некое свойство объекта, называемого нами книгой, а не имя, которым мы назвали собственное ощущение.
«В восприятии комплекс ощущении „сладко-белый“ постоянно встречается в связи с веществом „сахар“. По отношению к этой комбинации ощущении психика применяет категории вещи и ее атрибуте „сахар — сладкий“. „Белый“ здесь также выступает в роли объекта, а „сладкий“ в роли атрибута. Психике известны и другие случаи ощущения „белый“, когда оно выступает в роли атрибута, так что и в этом случае хорошо известное нам „белое“ берется в качестве атрибута. Однако категорию „вещь — атрибут“ невозможно применить, если „сладкое“ и „белое“ — это атрибуты, и никакого другого ощущения не дано. И тут нам на помощь приходит язык и, соединяя имя „сахар“ с цельным ощущением, позволяет нам рассматривать единичное ощущение в качестве атрибутов… Кто ^ал мысли власть полагать, что „белое“ — это вещь, а „сладкое“ — атрибут? Какое право имел он предполагать, что оба ощущения представляют собой атрибуты, а затем мысленно добавить какой-то объект в качестве носителя этих атрибутов? Обоснование этого невозможно отыскать ни в самих ощущениях, ни в том, что мы рассматриваем в качестве реальности… Созданию дано только ощущение. Добавляя вещь к тем ощущениям, которые по предположению представляют собой атрибуты, мышление впадает в серьезное заблуждение. Оно гипостазирует ощущение, которое, в конечном счете, представляет собой всего лишь некоторый процесс, в качестве обладающего самостоятельным бытием атрибута, и приписывает этот атрибут вещи, которая либо существует, как некоторый комплекс ощущений, либо была прибавлена к тому, что ощущалось… Где находится „сладкое“ приписываемое сахару? Оно существует лишь в акте ощущения… Мышление, тем самым, не просто изменяет некоторое ощущение, непосредственное ощущение, но все более и более отходит от действительности, и все больше увязывает и запутывается в своих собственных формах. С помощью творческой способности — говоря научным языком — оно придумало Вещь, которая, как предполагается, обладает Атрибутом. Эта Вещь — фикция. Атрибут, как таковой — тоже фикция, а отношение между ними также фиктивное.
Категории опыта, применяемые нами и другими членами социальной ситуации, в которой мы живем, представляют собой отличие наших моделей мира от самого мира.
Отметим, что в случае нейрофизиологических фильтров действие последних в нормальных условиях сказывается одним и тем же для всех человеческих существ — это общее основание опыта, которое объединяет нас в качестве членов особого вида. Социально-генетические фильтры одинаковы для всех членов одной и той же социально-лингвистической общности, однако имеется большое число различных социально-лингвистических общностей. Таким образом, второе множество фильтров различает нас друг от друга уже в качестве человеческих существ. Возникают более радикальные различия между опытами различных людей, порождающие еще более резкие различия между их репрезентациями мира.
Третье множество ограничений — индивидуальные ограничения — представляют собой основание наиболее значимых различий между нами, как представителями человеческого рода.
Через темное стекло тускло: в очках с индивидуальными предписаниями (индивидуальные ограничения)
Третье отличие нашего опыта мира от самого мира создается множеством фильтров, которые мы называем индивидуальными ограничениями. Под индивидуальными ограничениями мы имеем в виду все ограничения, которые мы создаем в качестве людей, опираясь на собственный уникальный жизненный опыт. Каждый человек располагает некоторым множеством переживаний, которые складываются в его личностную историю и уникальны в такой же мере, как и отпечатки пальцев.
Подобно тому, как каждый человек располагает выбором отпечатков пальцев, отличных от отпечатков пальцев любого другого человека, он располагает и неповторимым опытом личного развития и роста, так что нет и двух людей, чьи жизненные истории были бы идентичны друг другу. Хотя жизненные истории людей могут быть в чем-то подобны одна другой, по крайней мере, некоторые их аспекты у каждого человека уникальны и неповторимы. Модели иди карты, создаваемые нами в ходе жизни, основаны на нашем индивидуальном опыте, и так как некоторые аспекты нашего опыта уникальны для каждого из нас, как личности, то и некоторые части нашей модели мира также будут принадлежать только нам. Эти
