Время шло.
Звонок на обеденный перерыв застал Эрика в конце четвертого листа вычислений. С сожалением вырвавшись из потока мыслей, он встал и вышел из комнаты. Сбежал бегом по лестнице, отстоял очередь на сдачу пропусков (Иван Ильич наградил его обжигающим взглядом), торопливо оделся. На улице ярилась метель, низкое серое небо прижимало город к заснеженным тротуарам. Продуктовый магазин располагался рядом с институтом, и через три минуты Эрик уже стоял в очереди в рыбный отдел, притиснутый чьей-то бабушкой к чьей-то жене. Толпы людей — прижатых друг к другу, как кильки в банке, и столь же покорных — одетых в тяжелую, неудобную, темных тонов одежду — вдыхали сквозь респираторы затхлый холодный воздух. Под закоптевшим потолком висела угрюмая тишина, нарушаемая лишь криками продавщиц — микрофоны, вделанные в их респираторы, делали голоса резкими, как пение павлина. Эрик постоял минут пять, потом отпросился у стоявшей позади бабушки сходить в молочный отдел (плюс литр молока, плюс полкило сыра, плюс полкило масла, минус четыре молочно-колбасных талона). Вьюга ударяла в широкие окна пригоршнями нежно-зеленого снега. Разводы грязи на оконном стекле переплетались в сложный геометрический узор. Оценив опытным глазом длину очереди, Эрик успел сбегать за хлебом. И, наконец, рыба: спинки минтая — на два рыбных талона, тушки кальмара — на три. Помимо даров моря, в рыбном отделе почему-то продавалось шампанское (три ликеро-водочных талона) — что позволяло сэкономить время на винном магазине.
Эрик вернулся в институт за шесть минут до официального окончания перерыва. Разгрузил добычу в стоявший в 452-ой комнате холодильник. Спустился в кафетерий и встал в очередь. Очередь была короткая: не ходившие за продуктами, уже пообедали, а ходившие, в большинстве своем, приносили на работу домашнюю еду. Через двадцать минут Эрик вышел из кафетерия, унося в желудке тяжелый, как гиря, комплексный обед.
Не поднимаясь к себе на четвертый этаж, он прошел по тускло освещенному грязному коридору и постучал в дверь с надписью «Лаборатория No 6». За дверью раздался голос: «Сейчас!», и стало слышно, как кто-то возится с замком. Замок не отпирался. «Вы когда почините этот ебаный замок?» — громко спросил Эрик; «Ты об этом профессора Попова спроси.» — огрызнулся голос, и дверь наконец отворилась. «Так не запирайтесь тогда, — сварливо сказал Эрик, заходя внутрь, — если не можете потом открыть!» «У тебя что — смерть мозга наступила, как у Романова-старшего? — отвечал его друг Мишка Бабошин, — Знаешь ведь, что нас на секретность второй категории перевели.» Препираясь, они проследовали сквозь внутренний коридор мимо обитой дермантином двери с табличкой «Зав. лаб. д.ф. -м.н. Попов З.С.» и зашли в мишкину клетушку, где все было готово для чая. «Эрька, привет! — приветствовала Эрика их бывшая однокашница и общая подруга Лялька Макаронова, сидевшая с чашкой в руке, — Где тебя носит?» На столе стоял давно обещанный Лялькой домашний пирог. «Спинку минтая для своего Кота покупал. — ответил за Эрика Мишка, — Ты что, не знаешь этого мудака?» Они сели, Лялька налила Эрику чай. «Эричка, — она доверительно подалась вперед, — а правду говорят, что ты со своим Котом живешь, когда у Светки менструация?» Эрик поднес чашку к лицу и с удовольствие вдохнул аромат натурального грузинского чая, купленного им для совместных чаепитий пару недель назад по счастливому случаю. «Конечно правда! — опять влез Мишка, — Недаром Кот со Светкой на ножах. Помнишь, как он ей колготки разодрал на эрькином дне рождения?» Эрик отрезал кусок лялькиного пирога и положил себе на блюдце. «Бедный! — пожалела Лялька, — Ты лучше ко мне приходи, я тебя по старой дружбе всегда обслужу.» Откинувшись на спинку кресла, Эрик осторожно поставил чашку с чаем и блюдце с пирогом на подлокотник и расслабился. «И не мечтай — у него на тебя не встанет. — не унимался Мишка, — У него только на блондинок и котов, а больше ни на кого.» «Ты за меня не переживай. — вставил, наконец, слово Эрик, — Ты, Мишка, лучше вспомни когда у тебя в последний раз стояло — до того, как Романов-старший в кому впал или после?» «Да ты что, Эрька! — всплеснула руками Лялька, — Бабошин в этом смысле всем нам пример! Полная солидарность с вождем: раз Григорий Васильевич трахаться не может, так и никому нельзя.»
«Хорошо с друзьями!» — подумал Эрик, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
«Ладно, зубоскалы, — уязвленный предательством союзницы, Мишка кардинально изменил течение разговора, — а вот кто помнит, за сколько лет до официального наступления развитого коммунизма у Григория Васильевича случился второй аппоплексический удар?» Вызов был брошен, и Эрик стал вычислять. «Опять ерундой заниматься будете?…» — разочарованно протянула Лялька, не любившая этой игры. «Тебе, беспамятная женщина, нас, высокоумных джигитов не понять! Ты диссертацию — и ту только год назад защитила. — высокомерно отвечал Мишка, — Так что помолчи, смертная, пока уважаемый Эрик ибн Кирилл Иванов-задэ размышляет над заданным ему …» «За четыре. — перебил Эрик, закончив вычисления, — А на каком году Пятилетки Количества день расстрела отступника Горбачева объявили выходным?» «Ха-ха-ха! — презрительно рассмеялся Мишка, — Элементарно, Ватсон, — на третьем.» Бабошин закатил глаза к потолку и зашевелил губами, придумывая следующий вопрос. «Дурак ты Мишка! — по тому, как у Ляльки опустились уголки рта, было видно, что она обидилась на 'беспамятную женщину', — Эти сволочи специально каждый год 85-ым сделали, чтобы у нас чувство времени отшибить, а такие дураки, как ты, им только на руку играют!» «Ты чего, мать?… — опешил Бабошин, — Мы ж, наоборот, точки отсчета восстанавливаем …» «Ты этими играми дурацкими только больше себя запутываешь … и хамишь еще при этом!» — Лялька встала, отошла к окну и отвернулась. «Так вот ты чего на меня взъелась! — наконец дошло до Мишки, — Да я ж просто так, не со зла … — он встал, положил Ляльке руку на плечо и проникновенно сказал, — Прости, Лялечка, Мишку Бабошина, дурака глупого.» Против своей воли, Лялька рассмеялась.
«Хорошо с друзьями!» — подумал Эрик, отпивая глоток чая.
«Ладно, прощаю … — сказала Лялька великодушным голосом, поворачиваясь к Мишке передом, а к окну задом, — Прощаю, ежели на Новый Год у Вишневецких ты со мной три раза оттанцуешь.» — на ее длинных ресницах все еще блестели алмазики слезинок. «Хоть четыре раза, матушка! — запричитал Мишка, лобызая лялькины ручки, — Хоть пять раз!… Всю жизнь с тобой, родная, танцевать буду!» «Так тебе и позволит твоя Варвара со мной всю жизнь танцевать … — поджала губы Лялька, почему-то звавшая Тоню Бабошину Варварой, — Она меня скорее уда…»
«Тихо!» — перебил Эрик, подняв палец.
Все трое замерли — Мишка и Лялька у окна, Эрик — в кресле. Бух-х … бух-х … бух-х … Скрипя расхлябанными половицами, тяжелые шаги приближались к мишкиной клетушке … потом заскрипела дверь, и на пороге возникла могучая фигура д.ф. -м.н. Попова З.С. «Миша, — сказал д.ф. -м.н. глубоким басом, игнорируя Эрика и Ляльку, — когда закончишь расчет по теме X-33, зайди ко мне.» Как всегда в присутствии Попова, Эрику захотелось уйти. «Здрасьте, Зосима Сергеич!» — вылезла неустрашимая Лялька; «Здравствуйте, Алла. — соизволил, наконец, Попов, — Добрый день, Эрик Кириллович.» «И как вы такую фигуру блюдете, Зосима Сергеич!» — засюсюкала Лялька невыносимо фальшивым голосом. Эрик помертвел в ожидании неминуемого скандала, но Попов лишь приятно улыбнулся и вышел из комнаты. Бух-х … бух-х … бух-х … — шаги командора проследовали до двери поповского кабинета, хлопнула дверь, и все затихло. «Ну ты даешь, Макаронова!» — завистливо протянул Мишка, боявшийся Попова до дрожи в коленках. «Учись, пока я жива, Бабошин!» — гордо сказала Лялька. «С чужим начальником каждый может. — скептически заметил Эрик, — Ты попробуй так со своим членмудом!» (Макароновский начальник член-корр. Узбекской Академии Наук Муддинов считал женщин существами глупее лягушки.) «И попробую! — выпятила обильную грудь Лялька, — Он м.н.с. Макаронову надолго запомнит!» Эрик выразил сомнение неуловимым движением бровей. «Ладно, ребята, — трусливо залебезил Мишка, — давайте поработаем чутка … а то Попов опять вонять будет.» «Салага … — презрительно процедила Лялька, — Пошли, Эрька, пока Бабошин от страха в штаны не наложил!» Они вышли в коридор и направились в сторону лифта. Позади раздался лязг запираемого замка.
«Слушай, Эрька, а ты большим человеком стал — Попов тебя уже по имени-отчеству величает! — цокая каблуками, Лялька забежала вперед, чтоб не отставать, — Докторскую когда защищать будешь?» «Какую докторскую? — удивился Эрик, — У меня ж мать — враг людей … да еще голландка впридачу.» На лице у Ляльки появилось расстроенное выражение: «Сволочная страна …» — начала она, но осеклась (они вышли из коридора в фойе буфета, где все еще сидел народ). Лифт находился рядом. «Ладно, Эрька, я пешком пойду. — она заботливо поправила воротник его пиджака, — На политсеминаре увидимся.» Лялька повернулась на каблуках и поцокала в сторону лестницы.
Эрик застегнул верхнюю пуговицу рубашки, дождался лифта и поднялся на четвертый этаж. Когда
