иногда нужен капеллан, и монах вполне подойдет. Что касается остальных…
Жест, сопровождавший последние слова, был столь красноречивым, что Катрин воскликнула:
— Вы не можете убить этих людей! Они у меня на службе и являются храбрыми солдатами и верными спутниками! Я запрещаю вам трогать их! За них вы тоже получите деньги…
— А может быть, и нет! — воскликнул Фортепис. — Мне нет смысла кормить лишние рты. Делай, как я сказал!
— Убийца! — пронзительно и отчаянно закричала Катрин. — Если вы это сделаете, я клянусь вам, что…
Фортепис глубоко вздохнул и нахмурился.
— О, она слишком шумит, эта глупая женщина! Я не люблю шумных людей. Заткни ей рот, Траншемер.
Как она ни сопротивлялась, Траншемеру в конце концов удалось заткнуть ей рот грязной тряпкой, которую он носил как маску. Кляп почти задушил ее и обрек на беспомощное молчание. Она была вынуждена широко открытыми от ужаса глазами смотреть, как двое бандитов набросились на солдат и хладнокровно перерезали им глотки. Обильно брызнула кровь, орошая траву и смешиваясь с водой в грязных лужах. Утоптанная земля на тропе стала красной. Три жертвы умерли, не издав ни звука…
Бандиты быстро развязали трупы, забрали их оружие и раздели.
— Что с ними делать? — спросил Траншемер.
— В конце тропы есть поле. Отнесите их туда, вороны позаботятся об остальном…
Пока люди выполняли эти жуткие указания под присмотром Трапшемера, Фортепис взобрался, на одну из лошадей, принадлежавших его жертвам, и во главе своей банды направился в Куланж.
— Мы весь день безуспешно охотились! — воскликнул он, глядя на Сару. — Но эта добыча оправдывает потерянное время!
Пленники следовали позади, со страхом в сердце, все еще опутанные веревками и привязанные к седлам. Гнев и непокорность уже кипели в душе Катрин…
Глава двенадцатая. VIA DOLOROSA11
Замок, в котором укрылся Фортепис, был полуразрушен, но все еще выглядел грозным. На первый взгляд могло показаться, что его стены вот-вот рухнут, однако они были прочны и, по мнению атамана разбойников, оставались непреодолимой преградой. Внутри замка было чудовищно грязно. Грязь начиналась уже с внутреннего двора, где содержался в зловонных загонах домашний скот и где навоза было по колено. Жилые помещения также не отличались удобствами. Катрин получила крошечную комнату на самом верху угловой башни с видом на долину Йонны. Полукруглая комната освещалась узким окном в романском стиле, разделенным посредине маленькой тонкой колонной. Абсолютно голые стены были покрыты паутиной, трепетавшей от сквозняка, а пол не подметался уже много дней. Он был покрыт толстым слоем пыли и старой гниющей соломой, которую никто не удосужился убрать или заменить.
В комнате было сыро, удушливо пахло плесенью, но низкая дверь с крепкими запорами снаружи была недавно смазана и даже не скрипела.
— Только, пожалуйста, без жалоб! — сказал сопровождающий Катрин Траншемер. — Это паша лучшая комната. В ней даже есть где развести огонь.
В углу комнаты под коническим колпаком был очаг, но, как заметила Катрин, в нем не горел огонь.
— Будут дрова, будет и огонь в очаге, — философски сказал Траншемер. — Сейчас дров едва хватает, чтобы приготовить еду. Люди посланы в лес за хворостом. Вы сможете развести огонь уже вечером.
Он вышел, оставив молодую женщину наедине с ее мыслями, которые отнюдь не были радужными. Ее злость постепенно перешла в депрессию и отвращение к самой себе. Как глупо было ехать в этот опасный район!
Сколько ей придется пробыть в этом зловещем месте?
Фортепис говорил о выкупе. Он, должно быть, собирается послать гонца к Филиппу Бургундскому, и Филипп, конечно, поторопится освободить свою возлюбленную.
Но кто бы ни прибыл, чтобы освободить ее, это будет всего лишь новый тюремщик, несомненно имеющий приказ как можно быстрее отвезти ее в Брюгге. Филипп вряд ли разрешит ей уехать в Орлеан к другому мужчине, как только освободит ее от Фортеписа… Она должна попытаться найти другой путь к свободе, прежде чем прибудет выкуп. Катрин прислонилась к колонне у окна и мрачно смотрела вниз, в головокружительную бездну. Скала, на которой стоял замок, была высотой около шестидесяти футов, а у нее не было крыльев… Пораженная неожиданно возникшей мыслью, Катрин бросилась к кровати и, сорвав потертое покрывало, обнаружила соломенный матрац, протертый до дыр, но не нашла ни одеяла, ни простыней, — ничего, что могло бы пригодиться для изготовления веревки… Она опустилась на матрац. Нельзя позволять себе расслабляться, впадать в отчаяние и плакать, потому что слезы затемняют разум и действуют как дурман, а ей сейчас как никогда был необходим холодный, трезвый ум. Если бы только они разрешили Саре быть вместе с ней! Но Фортепис проводил цыганку к себе в комнату, не делая секрета из своих намерений. И брат Этьен исчез неизвестно куда.
Несмотря на все усилия Катрин, стали сказываться тяготы путешествия, и она закрыла глаза. Кровать была чудовищно неудобной, но Катрин так устала, что не чувствовала этого. Она закрыла глаза и уже стала погружаться в сон; как ее разбудил звук открывающейся двери. Она села. Это был Траншемер с железным подсвечником в руках, освещавшим его изрытое оспой лицо, красный нос пьяницы и ухмыляющийся рот. Он принес какую-то одежду, которую бросил у изголовья кровати.
— Это для вас! Предводитель сказал, что вам не нужна здесь ваша мужская одежда. Он послал лучшее, что у него есть. Он хочет вас видеть. Поторопитесь! Он не любит долго ждать!
— Хорошо. Я переоденусь. Вы можете идти…
— Нет, — широко ухмыляясь, ответил Траншемер. — Я останусь здесь, чтобы убедиться, что вы действительно переоделись, и забрать мужскую одежду, ну, и помочь, если потребуется.
Катрин разозлилась. Неужели этот болван думает, что она будет раздеваться при нем.
— Я не буду раздеваться, пока вы не выйдете из комнаты! — воскликнула она.
Траншемер поставил подсвечник и приблизился к — Прекрасно, — спокойно сказал он. — Тогда я помогу вам. Я ведь могу послать и за помощником, знаете ли!
— Хорошо. Я переоденусь.
Катрин нервничала, не зная, как поступить в такой ситуации. От одной мысли, что к ней прикоснутся руки бандита, ей становилось дурно. Она развернула одежду, которую принес Траншемер. Там было темно-коричневое бархатное платье, немного поеденное молью, но относительно чистое, полотняная нижняя юбка и толстая шерстяная накидка.
— Отвернитесь, — сказала она безо всякой надежды, что ее послушаются.
Траншемер остался стоять как и стоял, разглядывая ее с нескрываемым любопытством. Внезапно разозлившись, она скинула мужскую одежду и надела нижнюю юбку так быстро, что ее белое тело было видно бандиту не более одной-двух секунд. Но этого оказалось достаточно, чтобы Траншемер издал вздох такой силы, что показалось, будто рушится потолок.
— Черт побери! И нам не разрешается прикасаться к вам. Наш предводитель, должно быть, сошел с ума, если предпочел вам вашу служанку.
— Где она? — взволнованно спросила Катрин, заканчивая зашнуровывать корсаж.
Влажные руки не слушались ее. Она с радостью надавала бы пощечин этому олуху, который, как идиот, пялился на нее. Траншемер рассмеялся.
— Клянусь Господом, где, как не в постели предводителя? Он не теряет времени даром. Если девчонка ему по нраву, он сразу тащит ее в постель… Будем надеяться, он, в хорошем настроении.
— Почему вы надеетесь на это? — холодно спросила Катрин.
Глупая ухмылка Траншемера разозлила Катрин еще больше.
