груди. Он хотел удержать Констанцию, хотел прижать к себе, но она выскользнула из его рук, как выскальзывает форель из пальцев неумелого рыбака.
— Ты придешь сюда еще? — крикнул ей вслед Филипп.
— Да! Да, обязательно приду.
— Когда?
Девушка приостановилась, обернулась и посмотрела на Филиппа.
— Обязательно приду.
А Филипп еще ощущал на губах ее влажный поцелуй. Это было ни на что не похожее ощущение, странное и радостное. Ему, конечно же, и раньше доводилось целоваться с девушками, целоваться с сестрой, с матерью. Но этот поцелуй был совсем иным. В нем было столько чувств, что все существо Филиппа буквально запело от радости. И чтобы хоть как — то успокоить себя, он сбежал к ручью и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснул себе в лицо, а затем радостно отряхнувшись, направился к тому месту, где была оставлена лошадь.
— Ну что, ты меня ждешь?
Лошадь закивала головой, застригла ушами, застучала копытом о землю и потянулась своими мягкими и влажными губами к рукам Филиппа.
— Нет, ты не умеешь целоваться, — сказал Филипп, поглаживая гриву коня, — да, тебе это и ни к чему.
И он сам поцеловал свою лошадь в белую звездочку на лбу.
— Поехали, поехали скорее, нас уже ждут. Он под уздцы вывел лошадь, вскочил в седло и, натянув поводья, пустил ее вскачь.
Он жадно вдыхал сырой воздух, ветер трепал его волосы. Филипп ликовал, чувство счастья переполняло его, как терпкое вино переполняет драгоценный бокал.»Скорее, скорее, я скажу Марселю, что его подарок пришелся кстати, я думаю он обрадуется. Жаль, конечно, что он не видел, как загорелись глаза Констанции, когда она примеряла его перстень. Но кто же мог подумать, что у Констанции такая хрупкая миниатюрная рука, что даже на указательный палец этот перстень оказался велик. Да к тому же и выбора у меня не было. А вот Лилиан, едва увидит мое
Лицо, сразу же догадается, где я был. А если мать спросит, кого я видел в церкви, что мне сказать?»
И Филипп судорожно принялся придумывать ответ, но потом бросил эту глупую затею и махнул на все рукой.
— А, будь что будет, — громко выкрикнул он, и его крик разлетелся над сжатыми полями.
Он еще сильнее пришпорил коня, хотя тот и так уж мчался во весь опор. А Филиппу хотелось мчаться еще быстрее, ему хотелось лететь над землей стремительно, как птица.
— Констанция, Констанция, — отбивали копыта дробь. — Констанция, Констанция, — стучало в голове. — Констанция, Констанция, — вторило сердце Филиппа.
Едва конь взлетел на холм, Филипп придержал его. Дом Абинье показался Филиппу странным. Что-то было не так, но что, он еще не мог понять.
Все двери и окна были распахнуты, а у крыльца стояла карета, запряженная четверкой лошадей, которую он не мог видеть с вершины холма.
— Вперед! — крикнул Филипп и сжал бока лошади. Чем ближе было к дому, тем сильнее сжималось сердце Филиппа в предчувствии беды.
ГЛАВА 10
Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Филипп Абинье въехал в ворота и оказался во дворе своего дома. Как по мановению волшебной палочки у него за спиной возникло два всадника и, обернувшись, Филипп увидел, что прямо ему в
Грудь нацелены стволы пистолетов.
А вот и хозяин приехал, — сказал офицер, глядя на то, как солдаты вытряхивают из большого сундука вещи.
Мать и сестра стояли у двери, прижавшись друг к другу.
— Что вы делаете? Зачем? Здесь никого нет, мы одни! — громко восклицала мадам Абинье. — Мы абсолютно одни!
— Слезай с лошади, — не обращая внимания на крики женщины, приказал офицер.
Филипп спешился и, бросив поводья, хотел подойти к матери, но офицер выхватил пистолет и сказал:
— Стой на месте и не двигайся, а не то я продырявлю твою
Голову!
— Господин офицер, мой сын ничего не знает, он ни при чем!
— А кто знает? — рявкнул офицер, и его лицо налилось злостью.
Лилиан дрожала, молитвенно сложив перед грудью руки.А мадам Абинье, казалось, абсолютно не боится солдат.
— Я уже вам десятый раз говорю, что у меня в доме нет никаких разбойников, нет мятежников! Вам незачем рыться в вещах и выбрасывать их на улицу!
Но солдаты не обращали на крики никакого внимания. Они поглядывали на своего офицера, а тот, махнув рукой, бросил:
— Продолжайте обыск!
Он был абсолютно уверен, что мятежник, которого они ищут, находится где-то в доме, ведь ему некуда податься в этих краях, кроме как к сестре.
Филипп стоял, опустив руки, и угрюмо смотрел на все происходящее.
Солдаты привычно занимались своим делом. В их действиях не было ни злости, ни радости, они особенно не усердствовали, но пытались делать вид, что старательно выполняют приказание офицера.
Филипп, повернув голову, покосился и посмотрел на карету, запряженную четверкой лошадей, и увидел крючковатый профиль. Это был судья Молербо, который в свое время вел дело об убийстве его отца Роберта Абинье. И Реньяры были оправданы. Неизвестно, каким способом им удалось оправдаться: может быть, подкупом, может быть, посулами, а может быть угрозами. Но это не меняло дело. Филипп Абинье все равно презирал судью Молербо.
Тот мизинцем опустил штору, и она скрыла его.»Так вот кто это все затеял!» — подумал Филипп. Наконец, все солдаты собрались во дворе. Офицер постучал пальцем. Дверь кареты приоткрылась.
— Господин судья, мы никого не нашли.
— Плохо искали! — рявкнул судья Молербо и захлопнул дверь.
Офицер вновь открыл дверь кареты.
— А может быть, его кто-нибудь предупредил и он опять убежал? Этот Марсель изрядная бестия и поймать его будет не так-то просто.
— Да, я знаю, я уже целый месяц за ним охочусь, — он крючком согнул указательный палец и поманил Филиппа к карете.
Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока ствол пистолета не подтолкнул его в спину.
Голос судьи разительно изменился, он стал елейным и даже немного заискивающим:
— Садись, садись в карету, мы с тобой немного прокатимся.
Филипп посмотрел на мать, на сестру, не решаясь ступить на подножку кареты.
— Оставьте моего сына в покое! Что он вам сделал? Он ничего не знает, ничего, он еще очень молод!
— Не беспокойтесь, мадам, — ласково сказал судья Молербо, — я не причиню зла вашему ребенку, тем более, он и мне очень нравится. Садись!
Филиппа больно задело слово»ребенок», ведь он считал себя настоящим мужчиной.
