Спектакль оказался восхитительным, а сверкающие небеса, казалось, пестрели цветами... Вдоль всего Английского бульвара двигалось два ряда экипажей и автомобилей, украшенных цветами и присутствием красивых женщин. «Сражение» продолжалось, но теперь на смену конфетти и противным конфеткам пришли ветки и букеты анютиных глазок, гвоздик, маргариток, фиалок, мимоз, камелий, – всех тех цветов, которыми изобиловали сады Ниццы и ее окрестностей. Итак, цветы были повсюду: в корсажах женщин и в бутоньерках мужчин, на колесах экипажей и на ушах лошадей. Все это придавало ни с чем не сравнимое поэтическое очарование толпе, экипажам, вытянувшимся вдоль пляжей трибунам. В бесчисленных корзинах громоздились цветочные венки, они же украшали собой коляски и колесницы, с которых женщины старательно целились по избранным ими мишеням. Некоторые из них, под напором обрушившегося весеннего града, вставали на колени. Естественно, что больше всего доставалось самым красивым женщинам, которые оказались до пояса засыпаны многоцветьем букетов. Если же колесницы изображали аллегорию деревенского фонтана или сельского дома, ими управляли девушки, переодетые в крестьянок, но все равно сохранившие на себе шарм парижской моды. Другие же дамы были подобны принцессам времен королевы Елизаветы, их окружали заправские пираты, в которых без труда угадывались плейбои из жокей-клуба. Половина европейской элиты, занесенной в списки Готского альманаха, вдруг оставила привычное салонное времяпрепровождение и погрузилась в радость жизни, в стихию молодости, красоты, сиюминутного удовольствия. И над всем этим празднеством царила обильно украшенная цветами статуя короля карнавала, окруженного своим двором. Величественный господин снисходительно улыбался своим подданным, осеняя увитым мимозами скипетром то галантное сражение, в котором с такой увлеченностью участвовали его подданные.
Терраса отеля «Вестминстер» в этот момент превратилась в удачливого конкурента знаменитому Цветочному рынку, на котором уже не осталось и букетика цветов. Здесь же на выбор, как правило, более пожилым и респектабельным клиентам предлагались роскошные цветочные корзины. Повсюду мелькали увитые лентами букеты натуральных цветов, которые, впрочем, ничего не стоило спутать с искусственными цветами из тюля, шелка или бархата, украшавшими прически дам. Один из таких букетов, , венчавших голову маркизы Цессоле густой зарослью ирисов, упал прямо в руки некоего господина, искусно преобразившего себя в этакого пастушка Ватто. Тот вернул ей букет, сделав немыслимо изысканный поклон и преподнеся от себя камелии. Как метко заметила леди Куинборо, «пить чай в подобной обстановке означает риск получить вместо чая суп из фиалок и гвоздик». И тем не менее, в должный час над террасой был развернут тент и началась подготовка к чайной церемонии.
Облекшись в безукоризненный костюм бисквитного цвета, «Альфиери» ожидал своих гостей в компании лорда Шервуда, который не стал переодеваться, оставшись в своем одеянии яхтсмена с характерной каскеткой на голове. Наш псевдограф заблаговременно заказал себе один из лучших столиков: не слишком близко от балюстрады, увенчанной вазами в стиле Медичи, но и не настолько далеко от нее, чтобы упустить из виду какую-либо деталь происходящего внизу спектакля. Устремившись навстречу прибывшим дамам и поцеловав каждой руку, он преподнес им бесподобные букеты. Букет, предназначенный для леди Куинборо, был подобран из крупных бледных роз и черных ирисов. Ее молодая подруга, принимая букет белых орхидей, искусно увитый разноцветными лентами, лишь дрожанием век выдала свое волнение.
– Очень похоже на букет новобрачной, – пошутила англичанка, добавив с обольстительной улыбкой, – вы совершаете настоящие безумства, дорогой граф, но поверьте, я никому не отдам этих прелестных цветов.
– От всей души надеюсь на это, – живо отреагировал молодой человек, учтиво поклонившись, – ибо, пока они будут украшать вашу комнату, вы, миледи, быть может, иной раз вспомните о своем друге.
Относительно орхидей она не сказала ничего. Лишь краска слегка прилила к ее лицу, прикрытому большой шляпкой. Поэтому Этьен не удержался и первый спросил о том, нравятся ли ей цветы.
– Они великолепны, – прошептала она, а затем, неожиданно вскинув глаза, набралась смелости и задала вопрос, чем он руководствовался при своем выборе. С необычной для него серьезностью Этьен ответил:
– Мне просто показалось, что эти цветы вам подойдут.
В этот момент мимо террасы проезжала колесница, изображавшая руину древнегреческого храма. Девушки, стоявшие на ней, были переодеты в жриц; их украшали венки из нежных роз. Появление колесницы вызвало взрыв энтузиазма. Раздались выкрики на разных языках, и на жриц посыпался дождь цветов.
Орхидея зажала уши ладонями.
– Неужели мы находимся во Франции, – засмеялась она. – Я не в силах ничего понять в этих выкриках.
– Ничего странного в этом нет, – констатировал лорд Шервуд, – Ницца уже давно не является французской, это – космополитический город.
– Вообще-то ей полагалось быть бы английской, – заметила леди Куинборо, продолжая читать записку, приколотую к ее букету. – Именно мы, англичане, открыли этот курорт и привели его к мировой славе! Увы, теперь мы представляем здесь меньшинство. Пожалуй, только французов в Ницце еще меньше, чем нас!.. Граф, кажется, вы влюблены?
– Из кого же состоит здешняя публика? – полюбопытствовала Орхидея.
– О, здесь представлен весь мир! Много русских, но есть и янки, и румыны, и немцы, и валахи, и швейцарцы, и бельгийцы... некоторое количество галантных итальянцев.... ну и наконец индусы, – добавила англичанка, заметив появившуюся в толчее коляску махараджи Пудукота, увитую густыми гирляндами кроваво-красных гвоздик. Посреди этого буйства цветов восседал сам махараджа с благостной улыбкой на своем неподвижном лице. Толпа с восхищением разглядывала как целую выставку великолепных изумрудов и рубинов, украшавшую его торс, так и сопровождавших его таинственных женственных особ. Последние были укутаны паранджой, над которой виднелись лишь глаза. Однако полупрозрачная ткань паранджи позволяла оценить редкостную красоту этих див, а равно и роскошь их золотых украшений.
Появлялись новые колесницы, и всеобщее веселье еще больше возросло. Спутники Орхидеи узнали в их возницах своих друзей и отдались всеобщей радости. Только Этьен остался рядом с Орхидеей. Сидя на другом конце стола, он не отрываясь смотрел на нее.
Его неотступный взгляд смущал девушку. Чтобы чем-то себя занять, она отцепила от букета прикрепленный к нему маленький конверт и, достав оттуда записку, стала читать. Только теперь она поняла, почему Этьен столь пристально на нее смотрит. – «Сделайте вид, что вам надо отойти попудриться, – было написано в ней. – На минуту я присоединюсь к вам в холле. Умоляю вас, не отказывайтесь! Мне крайне важно поговорить с вами...»
Не поднимая глаз, она опустила записку в конверт, а затем спрятала конверт в сумочку. Ее лицо стало вдруг строгим, казалось, не оставляя ему никакой надежды. А во взгляде Этьена теперь читалась откровенная мольба. Несколько минут она сидела, не шевелясь. Хотя все ее естество сгорало от любопытства, она твердо решила выдержать паузу, чтобы заставить Этьена вконец потерять надежду... Его лицо стало таким несчастным, что она невольно улыбнулась. Наконец, неспешно, Орхидея поднялась и направилась внутрь отеля. Оказавшись в дамском салоне, она не стала пудриться по той простой причине, что никогда этого не делала. Она лишь слегка подправила свою прическу, которая в этом совершенно не нуждалась, и, окончательно удостоверившись в собственной красоте, появилась в холле. Там на диване уже восседал Этьен с видом человека, которому смертельно наскучила окружающая суматоха. Он встал и подошел к ней, отведя ее к заросли пышных азалий. Не давая ему раскрыть рот, Орхидея заговорила первой:
– Чего вы хотите? У меня совсем немного времени, так что отвечайте быстро!
– А мне, напротив, необходимо время. К тому же, здесь явно не то место, да и не тот момент. Давайте встретимся где-нибудь, где можно будет побыть вдвоем. Мне надо сказать вам очень многое... и уже давно!
– Но мы с вами уже встречались, причем для меня неожиданно, – возразила она, слегка улыбнувшись.
