— Тогда оставьте меня и постарайтесь забыть, что однажды Марианна д'Ассельна и… Франсис Кранмер были соединены узами брака. По крайней мере, если вы хотите остаться хотя бы живым, я уже не говорю: свободным.
Франсис с любопытством посмотрел на молодую женщину.
— В самом деле? По-моему, я различил угрозу в вашем голосе, дорогая. Что вы имеете в виду?
— Не представляйтесь глупей, чем вы есть на самом деле. Вы это знаете прекрасно: мы находимся во Франции, вы — англичанин, враг империи. Мне достаточно взмахнуть рукой, сказать одно слово, и вас арестуют. И тогда заставить вас исчезнуть будет детской забавой. Вы думаете, что император откажет мне в вашей голове, если я попрошу ее у него? Будьте же хоть раз честным игроком. Признайте свой проигрыш, удалитесь и не ищите больше встречи со мной. Вы же хорошо знаете, что не можете ничего мне сделать.
Она говорила тихо, но твердо, с большим достоинством.
Она не любила хвастать своим влиянием на властелина Европы, но в данном случае необходимо было сразу поставить все на свои места. Пусть Франсис навсегда исчезнет из ее жизни, и когда-нибудь она сможет простить его. Но вместо того чтобы задуматься, как это следовало бы, над ее словами, лорд Кранмер принялся хохотать… и Марианна почувствовала, что ее твердая убежденность немного поколебалась.
Она очень сухо спросила:
— Могу я узнать, что смешного в моих словах?
— Что… о, моя дорогая, вы просто неподражаемы!
Честное слово, вы считаете себя императрицей! Должен ли я напомнить, что это не на вас, а на несчастной эрцгерцогине женился Б они?
Ирония Франсиса вместе с оскорбительной кличкой, которой пользовались англичане, упоминая Бонапарта, пробудили гнев Марианны.
— Императрица или нет, а я докажу, что не только не боюсь вас, но и не позволю безнаказанно оскорблять меня!
Она живо наклонилась вперед, чтобы позвать Аркадиуса, который должен был находиться подле кареты. Она хотела попросить его обратиться к одному из полицейских, чьи черные фигуры в длинных сюртуках и круглых шляпах, с солидными дубинками в руках, виднелись повсюду среди парадной толпы. Но у нее даже не нашлось времени открыть рот…
Франсис схватил ее за плечо и грубо отбросил в глубь кареты.
— Сидите смирно, дурочка! Кроме того, что вы напрасно потратите время, вы же видите, что мы осаждены этой толпой. Никому не удастся ни войти, ни выйти из кареты. Даже если бы я хотел уйти, я не смог бы.
Действительно, толпа так плотно обступила карету, что прямо у окошек начиналось волнующееся море человеческих голов. Чтобы не быть раздавленным, Аркадиусу пришлось взобраться на козлы к Гракху. Издалека доносились, господствуя над окружающим шумом, словно раскаты грома, неясные звуки музыки. Может быть, наконец дает о себе знать кортеж? Но у Марианны пропал всякий интерес к событиям этого дня. В этой карете, хотя и ее собственной, она вдруг почувствовала, что задыхается. Ей стало плохо, но она не могла определить источник недомогания. Может быть, присутствие этого ненавистного человека? Он отравляет все вокруг себя.
Стряхнув руку, которую он задержал на ее плече, она бросила на него полный ненависти взгляд.
— А вы ничего не дождетесь! Вы выйдете из этой кареты прямиком в Венсен или Форс.
В ответ Франсис расхохотался, и Марианна вновь ощутила пробежавшую по ее телу дрожь.
— Если бы вы любили игру так, как люблю ее я, — начал он с беспокоящей нежностью, — я поспорил бы с вами, что из этого ничего не выйдет.
— Кто же мне может помешать?
— Вы сами, моя дорогая! Кроме того, что донос ничего не даст, так как обвинения будут сразу же сняты, когда вы меня выслушаете, у вас больше не будет ни малейшего желания арестовывать меня.
Марианна боролась с охватывающим ее предательским страхом, пытаясь поразмыслить. Как он самоуверен! Неужели чужое имя, под которым он скрывался, придавало ему столько уверенности?
Что ей как-то сказал Фуше? Что виконт д'Обекур бывал у Доротеи де Перигор? Но этого недостаточно, чтобы защитить его от когтей вышеупомянутого Фуше, постоянно выслеживающего шпионов или всевозможных заговорщиков… Тогда?.. О Боже, если бы только она смогла рассеять охватившую ее тревогу!
И снова насмешливый голос Франсиса вернул ее к действительности. В его журчании слышалась вызывающая дрожь мягкость.
— Вы знаете, что пробуждает во мне раскаяние? Вы восхитительно прекрасны, моя дорогая. Поистине, надо не быть мужчиной, чтобы не желать вас. Гнев вам к лицу. Он заставляет сверкать эти великолепные зеленые глаза, трепетать эту чудную грудь…
Его взгляд ценителя ощупал дивное лицо с переливающимися тенями от розовой обивки, погладил высокую изящную шею, гордую грудь, полуоткрытую в обрамлении из кружев и шелка. Это был взгляд жадный и грубый, взгляд барышника на красивую молодую кобылу…
Он оценивал и раздевал одновременно, являя желание такое обнаженное, такое примитивное, что щеки Марианны порозовели. Словно загипнотизированный этой красотой, такой близкой, англичанин нагнулся, готовый вот-вот схватить ее. Она прижалась к подушкам и сквозь зубы пригрозила:
— Не приближайтесь! Не трогайте меня! Иначе я закричу, вот увидите! Я закричу так громко, что эта толпа расступится.
Он вздрогнул и взял себя в руки. В его взгляде, таком пылком мгновение назад, появилось скучающее выражение. Он сел на прежнее место с другой стороны кареты, умостился в углу, закрыл глаза и вздохнул.
— Жаль!.. Особенно жаль, что такие сокровища приберегаются на радость одному только Бонн! Или у него есть заместители? Говорят, что добрая половина мужчин в этом городе влюблена в вас.
— Вы перестанете? — возмутилась Марианна. — Скажите же наконец то, что вы собирались, и покончим с этим.
Чего вы хотите?
Он прикрыл один глаз, взглянул на нее и улыбнулся.
— Правила вежливости требуют, чтобы я ответил:
«Вас!», и это было бы одновременно справедливостью и истиной, но мы об этом еще поговорим позже… на досуге.
Нет, у меня в этот момент заботы гораздо более низменные: мне нужны деньги.
— Снова! — вскрикнула Марианна. — И вы воображаете, может быть, что я их вам дам?
— Я не воображаю, — я уверен в этом! Деньги всегда играли важную роль в наших взаимоотношениях, дорогая Марианна, — цинично заявил он. — Я женился на вас из-за вашего состояния. Правда, я слишком быстро промотал его, и это глубоко печалит меня, но, поскольку вы по-прежнему моя жена и, видимо, купаетесь в золоте, мне кажется вполне естественным просить его у вас.
— Я больше не жена вам, — сказала Марианна, чувствуя, как усталость превозмогает в ней гнев. — Я певица Мария-Стэлла… а вы виконт д'Обекур!
— Ах, вы все знаете! В сущности, я даже восхищен этим. Теперь вам должно быть ясно, какое положение я занимаю в парижском обществе. Меня многие ценят.
— Вас станут ценить иначе, когда я покончу с вами! Все узнают, что вы английский шпион.
— Может быть, но в таком случае узнают также и вашу подлинную личность, и, поскольку вы являетесь моей женой, вполне законной, вы вновь станете леди Кранмер, англичанкой… и почему бы не шпионкой?
— Никто вам не поверит, — пожав плечами, сказала Марианна, — а что касается денег…
— Вы сделаете все возможное, чтобы достать пятьдесят тысяч ливров, и как можно быстрей, — оборвал ее Франсис, нисколько не волнуясь. — В противном случае…
— В противном случае? — надменно спросила Марианна.
Лорд Кранмер не спеша пошарил в одном Из своих карманов, вытащил сложенный вчетверо листок
