3. Сухость во рту после массового приема сухого вина;
4. Тяжко налитая голова после чернила;
5. Великая сушь после спирта «Роял»;
6. Очумение от смеси водки с пивом;
7. Частичная потеря памяти после коктейля из шампанского, водки и «зубровки».
Заканчивался этот список перлом: «Ощущение прострации, связанное с принятой накануне смеси зубного эликсира с гуталином».
Недомогание, овладевшее Леонидом Ивановичем в это отвратительное утро, грозило вписаться в вышеупомянутый каталог под номером двадцать один: «жуткая мигрень, как следствие принятия огромного количества водки, разбавленной спиртом». Лучи восходящего солнца осветили не рожу, не морду и не харю. Выражение муки, застывшее на челе Мухина, давало сто очков форы выражению лица Иисуса Христа, изображенного на распятии. Если бы, сохранив это выражение, старший прапорщик сел бы где-нибудь у храма просить милостыню, он обеспечил бы себя на всю оставшуюся жизнь.
С усилием разлепив глаза, он стал прикидывать, где бы ему опохмелиться. По этой части он был докой. Ходили слухи, что однажды в таком состоянии он продал за сто долларов бобруйским цыганам коня на колесиках.
Раздался звонок в дверь.
— Карамба! — выругался Леонид Иваныч и пошел открывать. На пороге стоял Норвегов. В руках у него был полиэтиленовый пакет.
— Здорово, Иваныч! Нам нужна твоя помощь, — Мухин не сводил завороженного взгляда с пакета. Заметив это, Норвегов извлек оттуда бутылку водки и кольцо колбасы.
— Давай, лечись, а я тебя пока в курс дела введу. Пошли вчера пятеро наших в лес за грибами и не вернулись до сих пор. Необходимо, чтобы ты сходил на поиски.
Старший прапорщик сделал глоток прямо из бутылки и отхватил закуски.
— А кто повел? — прогудел он, аппетитно чавкая.
— Галкин! — Мухин подавился водкой.
— Кто-кто? Извините, товарищ полковник! — он закашлялся, — так этот хрен у себя дома сортир по стрелкам ищет! Я сам видел! Почти сутки прошли. Их нужно с Ка-50 искать, и где-нибудь на берегу Финского залива!
— Невозможно, Иваныч! Лес густой, сверху ничерта не видно. Вспомни, «Акула» цельный монастырь не заметила, а здесь всего пятеро человек. К тому же, зверей — море.
— Ну, что же! — Бойскаут отхлебнул еще разок из бутылки, — придется мне идти.
— Там в машине автомат с двумя запасными рожками, парочка гранат и бронежилет с каской.
— А лопатка саперная есть?
— Зачем она тебе? — удивился полковник.
— От медведей отмахиваться! Вы что, думаете, я от них отстреливаться буду? Больно мне нужно столько зверья калечить! Их же здесь, что в твоем зоопарке.
— Не придуривайся, — засмеялся Константин Константиныч, — отпугивать зверей будешь ракетницей. К ней зарядов — полный патронташ.
— Тогда все о’кей! — допив бутылку и зажевав оставшейся колбасой, старший прапорщик запер квартиру и бодренько сбежал по лестнице во двор.
Вечером вернулась автоколонна с монастырскими пожитками. Вместе с ними прибыли и незадачливые грибники.
— Где вы их нашли? — поинтересовался Норвегов у Булдакова, возглавлявшего колонну.
— Почти у самого монастыря — километрах в пяти. Выбежали из леса, как черти, и давай плакать от радости. Заблудились, говорят.
— С таким провожатым, и заблудиться? — спросил командир у грибников. Галкин стал краснее павианьего зада.
— Ладно! — сказал Норвегов, — с Мухиным будете разбираться сами — я его по ваши души отправил. Готовьте литров десять.
Домой Галкин шел с женой.
— Представляешь, мать! — возбужденно размахивал он руками, — зверя видели! Не олень, не зубр, и рога — во!
— Это тур, — устало улыбнулась Алевтина Тимофеевна, — будь я помоложе, я бы тебе за эти штуки наставила еще большие рога. Устал бы носить, поводырь хренов!
Глава 15.
Олег проснулся в полдевятого. Родители уже ушли на службу, и он мог еще немного поваляться. Его отец, начальник секретной части майор Локтев Михал свет Васильевич устроил свое чадо, которому уже было не много ни мало — двадцать четыре годика, на должность метеоролога. Олег, единственный из молодого поколения, видел приборы со стрелками и имел острый нюх на непогоду, в особенности, если речь шла о прополке клубники.
Идти на работу нужно было во второй половине дня: запускать зонд, возиться с барометрами, термометрами, гигрометрами и прочей военно-воздушной фигней.
Откуда— то из подмышки раздался стон. Затем одеяло отползло в сторону, и в образовавшееся отверстие просунулась взъерошенная блондинистая голова.
— Eh? Willkomm, Oleg. Kommen Sie her, Eine KuB!
— Я не понимаю по-немецки, — пошутил Олег, целуя светлый затылок.
— Ist Trottel! — отвернулась обиженно голова. Парень нежно обнял девушку.
— Und du, mein Schats! Was geht los?
— Der gute Junge, — вздохнула девушка, — Ich nicht Huren. Ich lieben dich.
— Боже, что за лингва! — вздохнул парень, — язык сломать можно.
Рената Кохтль упорно не желала учить русский. Уже даже мать Олега, дама с весьма невысокими лингвистическими способностями, выучила с, грехом пополам, несколько немецких фраз для общения с невесткой.
До катаклизма Олег работал на студии звукозаписи в Бобруйске. Однажды с напарником они отправились за очередной партией кассет в Польшу. В Лодзи остановились на несколько дней у знакомых, ожидая хорошего предложения. Игра в «гости» несколько затянулась по причине весьма банальной.
В результате очередной попойки «за приезд», Олег очнулся в незнакомом месте. Этим незнакомым местом оказался железнодорожный вокзал, выйдя из которого он прочитал название станции.
— Ну почему именно Гамбург! — застонал он, сжимая разламывающуюся от известной причины голову.
Организм требовал срочной опохмелки. Олег пошарил по карманам. В левом нагрудном нашлась бумажка достоинством в десять долларов. Она, да болтавшаяся на плече гитара — вот и все личные вещи, которые находились при нем. Решив, что на больную голову и пустой желудок решения не принимаются, он отправился в ближайший бар, сверкавший неподалеку своей вывеской. Начало смеркаться. Олег смутно помнил, что опохмеляться они сели, когда солнце только всходило.
Знание немецкого на уровне хорошей средней школы помогло ему в общении с барменом, оставив традиционный в таких случаях язык жестов на потом. Основательно утолив голод, и более, чем основательно, жажду, он понял, что в таком свинском состоянии серьезные решения принимают только идиоты. Поэтому, схватив свою музыкальную подружку, он отправился в разбитый неподалеку от бара скверик, где надеялся поспать на скамейке, но полицейский патруль заставил его отказаться от этого намерения. От скуки Олег начал перебирать струны гитары, напевая что-то из репертуара «Scorpions». Затем ему это надоело, и он завел песню Высоцкого «Баллада о детстве». Вокальные данные его оставляли желать лучшего, но он их компенсировал искренностью и страстью. По окончании песни раздались дружные хлопки. Парень поднял голову и открыл глаза — около полутора десятков человек расположилось
