Лумису Диностарио вовсе не хотелось хвастать перед соратниками. Однако ему требовался веский аргумент, не относящийся к области рационализма, но притом неопровержимый. К сожалению, оповещение о былых подвигах не только поднимало авторитет, имелись тут и свои подводные камни. Например, приходилось признаваться, что не всегда в жизни ты являлся закаленным мечом революционного возмездия, а существует в далекой тьме прошлого другой Лумис — элитный служака Империи. И можно, конечно, оправдываться тем, что юность глупа, и неплохо бы вправить в ее размытое мозговое тесто некоторое количество отточенной мудростью гранитной крошки, однако прошлого не воротишь, и потому воистину умные люди предпочитают хоронить его заживо в твердости подбородка и задавливать сверху сталью неподвижных зрачков.
Его слушали молча, не перебивая, правда, и не переспрашивали, что было не совсем добрым признаком, но ведь Лумис не ждал театральных эффектов и не планировал делать повторение «на бис».
— История интересная, вы нас просто убили на месте, командор, — сказал скептически настроенный Дили. — Вы предлагаете действовать по предложенной схеме? А если браши на сей раз не купятся? Может, они поумнели за прошедшие десять — или сколько там — циклов?
— Я думаю, повторение тут неуместно. Что прошло однажды, вряд ли идеально повторится опять. Я просто хотел вам показать, что можно играть и даже выигрывать в гораздо худших условиях, вот и все, — откровенно пояснил Лумис.
— Тогда я разверну свой предыдущий вопрос шире, если вы не против, командор?
— Я надеюсь, он не касается грязного белья моей юности, командир группы Дили?
— Ни в коем разе, командор, — мотнул головой бывший «желтый смертник». — Мы все не ангелочки в прошлом и по многим из нас плачет кривобокость Мятой луны. Но вот в чем дело. Вы сами называли, сколько у этой гигантской машины, дежурящей на окраине долины, врагов. Любой из них наверняка сильнее нас. Может, стоит уйти, с чистой совестью предоставив нашей доблестной армии заниматься своей работой? Мне кажется, им неплохо поразмяться, слишком долго они задействовались во всякой безделице типа подавления восстаний. Тем более, из-за последней причины мне не очень хочется им помогать.
— Дили, не прикидывайся, — совсем не театрально вздохнул Лумис. — Думаешь, мне охота умирать здесь, в холодных горах? Совсем нет. Однако с чистой совестью, как ты выразился, уйти не удастся. А что такое запятнанная, я знаю по себе. Потом хочется что-то исправить, но монорельс укатил. И не для армии нам придется это делать — для все той же совести. Ибо, мстя за убитых и за уничтоженную перспективу тогда, не стоит забывать тех людей, что умирают сейчас. Я говорю об обычных крестьянах, которых месят в пыль эти бравые вояки. Нам придется, как ни крути, попытаться испортить брашам праздник.
— Ну что же, командор, если вы прикажете, то слушаюсь и повинуюсь. Наше дело маленькое, — пожал плечами командир группы «левой руки» Дили.
38. ПОДЖИГАТЕЛИ
И они встали на тропу войны. А что еще оставалось?
Думаете, они не знали, что любое партизанское движение, не «подкармливаемое» извне, обречено? Ограниченные силы очень быстро иссякнут в борьбе с превосходящим количественно и качественно врагом, даже если активные действия не ведутся. А ведь они собирались их вести. И по мере возможности яростно-наступательно. На что же они надеялись, кроме безвестной, но героической смерти?
Только на то, что заокеанские пришельцы не объединят усилия в ловле и давке наносящей укусы блохи.
И как можно этого достигнуть?
Нужно нагородить хитрость на хитрость, построить из них эдакую кучу-малу. Не просто корежить и царапать на закаленной в Южном полушарии броне похабные надписи в неумелом переводе на браши, а каждый взрыв, выстрел, а главное — смерть подкреплять убедительными доказательствами, что случилось это вовсе не по вине какой-то партизанящей «блохи», а по замыслу главного противника. Кто оставался основным врагом южан после истребления в долине жалкого, обленившегося в континентальном прозябании гарнизона? Они сами — две антагонистические группировки, борющиеся за абсолютную власть. Правда, одна из них вроде бы собиралась вернуться под крылышко родного ШОНО, но ведь она все равно не может это осуществить до захвата всей «свиноматки», правильно? А уж их противникам, спрятавшимся в подвижном бронированном коконе, следовало как можно быстрее задавить оппонента. Разве сбитый или потерпевший аварию «тянитолкай» не свидетельствовал о намерении расправиться с мятежными танкистами? К тому же именно «тихими» партизанскими методами, аналогичными тем, что использовали при захвате Мара Дечеви?
— Теперь у нас есть их «продвинутая» камуфляжная форма, — констатировал Лумис Диностарио. — Это увеличивает наши шансы не попасть в их тепловые детекторы и, следовательно, позволит подбираться ближе — гораздо ближе. Возможно, Руган, вам снова придется сворачивать кому-то шеи.
— Звезда-мать наградила меня мощными бицепсами. Мне казалось, исчезнув в тумане, она даст им расслабиться, — мрачно пошутил командир отряда «правой руки». — Значит, я ошибался, командор Лумис?
— Выходит, так, полковник. Кроме того, работа может найтись и для трицепсов, так что не слишком переживай за несимметричность развития, — подсыпал черного юморка Лумис, демонстрируя солидарность. — А уж вам, Дили, вообще все карты в руки, — повернулся он к командиру другого звена. — Ведь когда-то вы значились в «желтых смертниках».
— Когда это было, командор? — показушно отмахнулся Дили. — В счастливом далеком прошлом? — Дили не шутил: теперь из холодной темноты сегодняшнего мрака далекая предреволюционная юность действительно смотрелась праздником жизни.
— И еще, — добавил Лумис Диностарио абсолютно серьезно. — Если вы думаете, что наша цель это танки, то сильно промахиваетесь.
— Но ведь это их ударная сила? — удивился Дили. — Я имею в виду тех брашей, что уже здесь, в долине.
— У нас не хватит «пороха» уничтожить весь этот ударный кулак. Самое худшее в том, что, даже если мы прихлопнем десяток танков, южане будут по-прежнему превосходить нас многократно. Более того, уничтожение техники в боях, даже партизанских, можно простить. Вот припрет их жизнь, сделают спрятавшиеся боги условия существования еще противнее чем сейчас, — Лумис предусмотрительно поднял ладонь, прерывая готовые сорваться реплики, — и пойдут брашские коалиции на мировую. Нужно повернуть события так, дабы прощать не хотелось и даже не моглось.
— Чувствую, к чему клоните, командор, — вставил комментарий командир разведчиков Фейн.
— Я и не говорю чего-то мудреного. Это все очень сходно с нашими обычными сценариями. Снова террор, только теперь не адресный, а, можно так выразиться, «по площадям». Не единственным, но главным нашим оружием может быть только чудовищная жестокость. Естественно, ни в коем случае нельзя делать ремарок. Выглядеть все должно так, будто во всем виновны эти таинственные друзья Меча. Придется закатать рукава. Но уверяю, несколько трупов со снятой кожей произведут гораздо больший эффект, чем подбитый танк. Еще лучше, если жертвы выбраны не среди элиты — какой-нибудь отбеленной поколениями офицерской косточки, а среди нижних чинов. Умело разрезанный на кусочки водитель бронемашины или заряжающий, проживший до того серенькую, неприметную жизнь, запомнится гораздо верней. Мятежные танкисты не захотят оставить такое безнаказанным. А ведь нам этого и надо, да? Знаю, сказанное мной выглядит, мягко говоря, неаппетитно, однако… — Лумис обвел подчиненных тяжелым взглядом. — Если у кого-нибудь есть другие варианты действий, я готов выслушать. Но предупреждаю,