покраснело от гнева.
– Если бы я хотела себе что-то купить, то вполне могла бы сделать это сама! – сердито заявила она.
– Да? Послушай, дорогая, я понимаю, что ты чувствуешь. Мы все понимаем, но и ты пойми… Так дальше продолжаться не может. Родители переживают за тебя, пожалей их, они немолодые уже люди…
– И они сразу перестанут волноваться, если я надену новое платье, да? – съязвила Констанс.
– Нет, но им станет хотя бы чуточку легче. Конечно, если тебе это безразлично…
– Как ты можешь говорить такое?! – вспыхнула Констанс.
– Могу, потому что люблю тебя и мне не все равно, что будет с тобой. Дорогая, ну как ты не понимаешь… Своим теперешним поведением ты даешь Кевину Райли и ему подобным возможность победить тебя. Ты этого хочешь?
Констанс ничего не ответила, но позже, поразмыслив, поняла, что сестра права.
Раньше она не догадывалась, насколько сильны могут быть последствия душевной травмы для человека, оказавшегося жертвой преступления. Теперь Констанс убедилась, что перенесенное потрясение убивает уверенность в себе и сильно занижает самооценку.
Когда Констанс вышла из дома, на ней был купленный Хейзл яркий цветастый хлопковый костюм. Родители, увидев ее в обновке, обменялись довольными взглядами.
– Девочки спят, – сказала Хейзл, когда Констанс появилась на пороге ее дома. – Не буди их.
Вскоре приехал Джефф, и Хейзл, поцеловав Констанс на прощание, с чувством прошептала:
– Я старалась для тебя, дорогая. Я тебя люблю.
Констанс подумала, что сестра говорит о костюме.
Не зная, как убить время, Констанс решила посмотреть телевизор. Переключая каналы, она нашла фильм, который заинтересовал ее. Это оказалась любовная история, очень нежная и красивая.
Любовные сцены подействовали на Констанс особенно угнетающе, но выключить телевизор она почему-то не смогла. Неприязнь боролась в ней с желанием досмотреть, когда она видела полный нежности взгляд актера, обращенный на партнершу.
Раздался звонок в дверь. От неожиданности и удивления Констанс даже подпрыгнула. Она пошла открывать, предположив, что пришел кто-нибудь из знакомых Хейзл. И меньше всего Констанс ожидала увидеть на пороге Мэтта. Он вошел, прежде чем Констанс успела захлопнуть дверь.
Хейзл! Только один человек мог сообщить Мэтту, что я здесь. Констанс тут же вспомнила иудин поцелуй, которым наградила ее сестра перед отъездом.
– Насколько я понимаю, вы с Хейзл вместе режиссировали этот спектакль, не так ли? – с вызовом спросила она.
– Да, но только потому, что ты вынудила нас так поступить.
Мэтт рассказал, что вначале Хейзл не хотела помочь ему встретиться с Констанс, но после того как он показал заявление Констанс об уходе, сестра сдалась.
Он ничего не сказал о своих чувствах к Констанс, как и о испытываемых муках совести, и в каком он отчаянии из-за того, что его не оказалось рядом с ней в нужный момент. Мэтт пришел сюда не за отпущением грехов – груз вины навсегда останется с ним. Он не должен поддаваться искушению просить Констанс о прощении. И о любви тоже?
Зачем он пришел сюда? – нервничала Констанс. Он должен был уже понять: я теперь полностью отдаю себе отчет в том, что им руководило лишь физическое влечение.
– Я хотел поговорить с тобой, – взволнованно сказал он и достал из кармана ее заявление об уходе.
Констанс, широко раскрыв глаза, смотрела на Мэтта и ничего не понимала. Что же здесь обсуждать? В заявлении все написано предельно ясно.
– О чем тут говорить? – звенящим от напряжения голосом спросила она. – Я хочу уйти с работы. Я…
– Ты предупреждаешь о своем увольнении за месяц.
– Ну да, – пожала плечами она. – Но, конечно, я могу, если нужно, уйти и прямо сейчас. Кажется, так будет лучше для всех.
– То, что кажется тебе, или мне, или нам обоим, не имеет отношения к делу, – отчеканил Мэтт. – Ты внимательно прочитала контракт, который подписывала при приеме на работу?
– Да, читала, но…
– Если читала, – перебил Мэтт, – то должна знать, что, согласно контракту, желающий уволиться сотрудник обязан предупредить об этом не менее чем за три месяца.
Констанс, почувствовав дурноту, пошатнулась и прислонилась спиной к дверному косяку.
Да-да, конечно… Как я могла об этом забыть?
– Послушай, давай присядем, – довольно резко предложил Мэтт.
Констанс молча села, скорее даже рухнула на маленькую софу, стоявшую в гостиной.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, да? Ты обязана предупредить о своем уходе за три месяца, а не за месяц.
На мгновение волнение Констанс уступило место злости.
– Разумеется, я все понимаю. Этот пункт можно обойти? Должен быть какой-то способ…
– Может, и должен, но его нет, – покачал головой Мэтт. – Я говорил об этом с лондонским руководством, и, боюсь, они не намерены в твоем случае делать исключение. Видишь ли, тебя считают ценным сотрудником. Кроме того, ты не сможешь за пару недель передать дела своих клиентов преемнику.
Мэтт смотрел в сторону, словно хотел, но не решался сказать что-то.
Сердце Констанс отчаянно забилось.
Неужели фирма подаст на меня в суд, если я нарушу контракт?
Когда она, волнуясь, спросила об этом, на лице Мэтта появилось растерянно-удивленное выражение, и это была совершенно искренняя реакция. Но Констанс все равно не могла отделаться от впечатления, будто Мэтт что-то скрывает. Последовала короткая пауза, затем он медленно проговорил:
– Я не исключаю такой возможности.
Значит, да, поняла Констанс.
Но она чувствовала, что просто не может вернуться. Пусть доктор Моррис настаивает, что ей нужно работать, пусть говорит, что у нее слишком много времени на то, чтобы вновь и вновь переживать случившееся, пусть грозит, что она действительно заболеет, если не образумится…
Констанс только сейчас заметила, как похудел и осунулся Мэтт… Ей вдруг до боли захотелось дотронуться до него, почувствовать его тепло, его силу и… его слабость.
На этот раз желание, которое она ощутила, было сильнее и глубже, но к нему примешивалась горечь утраты. Теперь Констанс уже знала, какова на ощупь кожа Мэтта, как она подрагивает под ее пальцами, как напрягаются от желания мышцы его сильного тела…
– Ты не можешь вернуться или не хочешь? – услышала Констанс его слова, произнесенные довольно резким тоном. – Но почему ты не можешь? Из-за того, что произошло, или… из-за меня?
У Констанс от сильного волнения перехватило дыхание.
Мэтт и так знает ответ… Конечно, знает, но хочет, чтобы я признала свою глупость и свое бессилие перед ним. Что ж, пожалуйста.
– Ты и сам знаешь, что из-за тебя, – глядя ему в глаза, сказала Констанс. Она встала, подошла к окну и, не оборачиваясь, попросила: – Уходи.
– Ты уже ездила к себе?
Господи, зачем он об этом спрашивает? – поразилась Констанс и яростно выкрикнула:
– Нет! И никогда не поеду! А теперь, пожалуйста, уходи! – со слезами взмолилась она.
– У тебя хорошо получается. Ты умеешь бросать… Работу… свой дом… меня.
Его руки вдруг легли на ее плечи, Мэтт повернул Констанс лицом к себе, обнял и поцеловал. Она начала молотить кулачками по его спине, и молотила до тех пор, пока Мэтт не отпустил ее.
– Прости меня. Я не хотел. – На его лице были написаны отчаяние и стыд.
