— — Где клад? — крикнул он Клейтону еще с расстояния ста футов.
Клейтон покачал головой.
— — Пропал, — сказал он, подойдя ближе.
— — Пропал? Этого быть не может. Кто мог взять его? — воскликнул профессор Портер.
— — Одному богу известно, профессор, — ответил Клейтон. — Мы могли бы подумать, что проводник наш солгал относительно его местонахождения, но изумление и ужас его при виде исчезновения сундука из-под тела убитого Снайпса были слишком неподдельны, чтобы быть притворными. И кроме того, под телом действительно было что-то зарыто, потому что под ним имелась яма, закиданная рыхлой землей.
— — Но кто же мог взять клад? — повторил профессор.
— — Подозрение могло бы, конечно, пасть на матросов с крейсера, — сказал лейтенант Шарпантье. — Но младший лейтенант Жавье уверяет, что никто из команды не имел отпуска на берег и что никто из них с тех пор, как мы встали на якорь, не был на берегу иначе, как под начальством офицера. Я и не предполагал, чтобы вы стали подозревать наших матросов, но очень рад, что фактически доказана полная несостоятельность такого подозрения, — закончил он.
— — Мне никогда и в голову не приходила мысль подозревать людей, которым мы стольким обязаны, — любезно возразил профессор Портер. — Я скорей готов был бы подозревать дорогого моего Клейтона, или м-ра Филандера.
Французы улыбнулись — как офицеры, так и матросы. Было ясно, что эти слова облегчили им душу.
— — Сокровище пропало уже некоторое время тому назад, — продолжал Клейтон. — Когда мы вынули труп, то он развалился, а это указывает, что тот, кто взял клад, сделал это еще тогда, когда труп был свежий, потому что, когда мы отрыли его, он был целый.
— — Похитителей должно было быть порядочно, — сказала подошедшая к ним Джэн Портер. — Вы помните, что потребовалось четыре человека для перенесения сундука.
— — Клянусь Юпитером, — крикнул Клейтон, — это верно! Сделали это, должно быть, чернокожие. Вероятно кто-нибудь из них видел, как матросы зарывали сундук, после чего немедленно вернулся с помощниками, и они унесли сундук.
— — Всякие такие соображения ни к чему не ведут, — печально сказал профессор Портер. — Сундук пропал. Мы его никогда больше не увидим, как не увидим и клада, бывшего в нем.
Одна только Джэн Портер понимала, что эта утрата означала для ее отца, но никто не знал, что она означала для нее.
Шесть дней спустя, капитан Дюфрен объявил, что выход в море назначен на следующее утро.
Джэн Портер стала бы еще просить о дальнейшей отсрочке, если бы сама не начинала думать, что ее лесной возлюбленный не вернется.
Вопреки самой себе, ее стали мучать сомнения и страхи. Разумность доводов этих беспристрастных французских офицеров помимо ее воли, действовала на ее убеждение.
Что он каннибал, — этому она никак не могла поверить;
но в конце концов ей стало казаться возможным, что он — приемный член какого-нибудь племени дикарей. Мысли, что он мог умереть, она не допускала; было невозможно представить себе, чтобы то совершенное тело, полное торжествующей жизни, могло перестать существовать.
Допустив такие мысли, Джэн Портер невольно постепенно стала подпадать под власть других.
Если он принадлежит к племени дикарей, он, должно быть, имеет жену-дикарку, быть может — целую дюжину жен и диких полукровных детей. Девушка содрогнулась, и когда ей сообщили, что крейсер на утро уходит, она была почти рада. Тем не менее, именно она подала мысль, чтобы в хижине были оставлены оружие, патроны, припасы и много различных предметов, якобы для неуловимой личности, которая подписалась Тарзаном из племени обезьян, и для д'Арно, если он еще жив и доберется до хижины. В действительности же она надеялась, что эти вещи достанутся ее лесному богу, даже если бы он оказался простым смертным.
И в последнюю минуту она оставила ему еще весточку, передать которую поручила Тарзану.
Джэн последняя покинула хижину, вернувшись туда под каким-то пустым предлогом после того, как все остальные направились к шлюпке.
Она стала на колени у постели, в которой провела столько ночей, вознесла к небу молитву за благополучие своего первобытного человека и, крепко прижав к губам его медальон, шепнула:
— — Я люблю тебя и верю в тебя! Но если бы даже и не верила, я все же любила бы. Пусть бог сжалится над моей душой за это признание! Если бы ты вернулся ко мне, не было бы другого исхода, и ушла бы за тобой, навсегда ушла в джунгли.
XXV
НА КРАЮ СВЕТА
Когда д'Арно выстрелил, дверь распахнулась настежь, и какая-то человеческая фигура грохнулась ничком, растянувшись во весь рост, на пол хижины.
Француз, охваченный паникой, только-что собрался вторично выстрелить в лежащего, как вдруг он увидел, что это белый. Еще одно мгновение — и д'Арно понял: он застрелил своего друга, своего защитника, Тарзана из племени обезьян!
С мучительным криком отчаянья бросился д'Арно к обезьяне-человеку. Став на колени, он поднял черноволосую голову и прижал ее к своей груди, кромко называя Тарзана по имени. Ответа не было. Тогда д'Арно приложил ухо к его сердцу. С радостью услышал он, что сердце работает равномерно и стойко. Он заботливо поднял Тарзана и уложил его на койку, а затем, торопливо заперев и заложив дверь, он зажег одну из ламп и осмотрел рану. Пуля слегка лишь задела Тарзана по голове. Рана была поверхностная, хотя и безобразная на вид, но не было признаков перелома черепа.
Д'Арно облегченно вздохнул и стал смывать кровь с лица своего друга.
Вскоре холодная вода привела его в чувство и, открыв глаза, он с изумлением взглянул на д'Арно.
Последний перевязал рану кусочками полотна и, увидев, что Тарзан пришел в себя, написал записку, которую и передал обезьяне-человеку. В этом послании д'Арно объяснял ужасную ошибку, которую он сделал, и говорил, как он счастлив, что рана оказалась не столь серьезной.
Тарзан, прочитав написанное, сел на край койки и рассмеялся.
— — Это ничего, — сказал он по-французски. Потом, так как запас его слов истощился, он написал:
— — Вы бы видели, что Болгани сделал со мной, а также Керчак и Теркоз, прежде чем я убил их, — тогда бы вы не смеялись над такой маленькой царапиной.
Д'Арно передал Тарзану оба письма, оставленные на его имя.
Тарзан прочел первое с выражением печали на лице. Второе он долго переворачивал на все стороны, не зная, как его открыть. Тарзан никогда не видал до тех пор заклеенного письма.
Д'Арно наблюдал за ним и понял: его привел в замешательство конверт. Казалось так странно, чтобы для взрослого белого человека конверт был загадкой! Д'Арно вскрыл его и передал письмо Тарзану.
Усевшись на походный стул, обезьяна-человек разложил перед собой исписанные листы и прочел:
Тарзану, из племени обезьян. Прежде, чем я уеду, позвольте мне присоединить мою благодарность к благодарности м-ра Клейтона за данное вами любезно разрешение пользоваться вашей хижиной,
Мы очень сожалеем о том, что вы так и не пришли познакомиться с нами. Мы были бы так рады посидеть и поблагодарить нашего хозяина!