и закричала:
– Он лжет, инспектор. Разве вы не видите? Почему он сбежал, если говорит правду? Спросите его, где он был три дня...
– Пожалуйста, миссис Пил, – попытался успокоить ее Росс. – Я пока лишь делаю предположения. Я еще не верю и не не верю никому. Вы хотите сказать что-нибудь еще, мистер Пил?
– Да, благодарю вас. Мы вшестером разыграли много глупых, иногда опасных шуток, но убийство перешло все границы. В ночь с четверга на пятницу эти четверо поняли, что я хочу предупредить леди Саттон. Очевидно, они подготовились к этому. Мне что-то подсыпали в вино. Смутно помню, как двое мужчин поднимают меня, несут и... Это все, что я знаю об убийстве.
Росс снова кивнул. Доктор склонился к нему и что-то прошептал.
– Да-да, – пробормотал Росс. – Обследовать можно позднее. Пожалуйста, продолжайте, мистер Пил.
Чем дальше, тем лучше, подумал Пил. Теперь навести немного глянца, и можно закругляться.
– Очнулся я в кромешной тьме. Я не слышал ни звука, ничего, кроме тиканья часов. Стены подземелья десять-пятнадцать футов толщиной, так что я и не имел возможности ничего слышать. Когда я поднялся на ноги и ощупал все кругом, мне показалось, что я в маленьком помещении размерами... два больших шага на три.
– Примерно, шесть футов на девять, мистер Пил?
– Приблизительно. Я понял, что нахожусь, должно быть, в потайной камере, известной моим бывшим компаньонам. После того, как около часа я кричал и стучал по стенам, должно быть, я случайно нажал пружины или рычажок. Открылась секция толстой стены и я очутился в коридоре, где...
– Он лжет, лжет, лжет! – выкрикнула Сидра.
Пил игнорировал ее.
– Таково мое заявление, инспектор.
И оно надежно, подумал он. Замок Саттон известен своими потайными ходами. Его одежда запачкана и порвана конструкцией, которую он напялил на себя, появившись в качестве дьявола. Невозможно определить, принимал или нет он наркотики или снотворное три дня назад. Борода и усы исключают вопрос о бритье. Да, он мог бы гордиться такой великолепной историей. Искусственная, но перевесившая по логике показания четверых.
– Заметим, что вы отрицаете свою виновность, мистер Пил, – медленно сказал Росс, – и также возьмем на заметку ваше заявление и обвинение. Я признаю, что обвинением против вас послужило именно ваше трехдневное исчезновение. Но теперь... – он остановился перевести дыхание, – если мы сможем найти камеру, в которой вы были заключены...
Пил уже подготовился к этому.
– Может, найдем, а может, и нет, инспектор. Я инженер, как вам известно. Единственный способ, которым мы можем обнаружить камеру, это взорвать каменные стены, что уничтожит все следы.
– Мы воспользуемся этой возможностью.
– Не стоит, – сказал вдруг толстячок доктор.
Все удивленно воскликнули. Пил метнул на него быстрый взгляд. Выражение лица предупредило его, что толстячок опаснее всех. Нервы его натянулись до предела.
– Это безупречная история, мистер Пил, – вежливо сказал толстый доктор. – Очень убедительная. Но, дорогой мой сэр, вы совершили непростительный для инженера промах.
– Думаю, вы скажете мне, на чем основываете свое утверждение?
– Несомненно. Когда вы очнулись в своей потайной камере, по вашим словам, стояла полная темнота и тишина. Каменные стены такие толстые, что вы не слышали ничего, кроме тиканья часов.
– Ну да, так оно и было.
– Очень колоритная деталь, – улыбнулся доктор, – но, тем не менее, доказывающая, что вы лжете. Вы очнулись через три дня. Вам, конечно, должно быть известно, что не существует часов с заводом больше, чем на семьдесят часов.
Боже, он прав! Пил понял это мгновенно. Он совершил грубую ошибку – непростительную для инженера – и нет никаких путей для отступления. Его ложь целиком основана на всей выдумке. Порвите одну нить, и вся ткань расползется. Толстяк прав, черт бы его побрал! Пил попал в ловушку.
Одного взгляда на торжествующее лицо Сидры было достаточно для него. Он решил, что примет проигрыш как можно легче. Он поднялся со стула, смехом признавая свое поражение. Пил знал, что проигрывать нужно галантно. Он метнулся мимо них, как стрела, скрестил руки перед лицом, ладонями закрыл уши и прыгнул в окно.
Звон стекла и крики позади. Пил согнул ноги, когда мягкая садовая земля понеслась к нему, и приземлился с тяжелым подскоком. Все прошло хорошо. Он на ногах и бежит к заднему двору замка, где стоят машины. Через пять секунд он прыгнул в двухместный автомобиль Сидры. Через десять пронесся через открытые железные ворота к шоссе.
Даже в такой кризисной ситуации Пил мыслил быстро и четко. Он так стремительно выехал из парка, что никто не успел заметить, какое он выбрал направление. Он мчался в ревущем автомобиле по лондонской дороге. В Лондоне можно затеряться. Но паникером он не был. Пока его глаза следили за дорогой, мозг методично сортировал факты и без увиливаний пришел к трудному решению. Он знал, что никогда не сможет доказать свою невиновность. Каким образом? Он был так же виновен в убийстве, как и все остальные. Они указали на него, и он был обвинен, как единственный убийца леди Саттон.
В военное время невозможно покинуть страну. Невозможно даже спрятаться надолго. Значит, остается подпольная жизнь в жалких укрытиях на несколько коротких месяцев только затем, чтобы быть пойманным и приведенным в суд. Это было бы сенсацией. Но Пил не собирался позволить своей жене наслаждаться зрелищем, как после зачтения приговора его потащат на виселицу.
По-прежнему хладнокровный, по-прежнему полностью владеющий собой, Пил строил планы, управляя машиной. Было бы дерзостью поехать прямо к себе домой. Они никак не подумают искать его там... по крайней мере, какое-то время. Достаточное время, чтобы он успел сделать то, что задумал. Вендетта, сказал он, кровь за кровь. Он ехал по Лондону к Челси-сквер – дикий, бородатый человек, больше похожий теперь на пирата.
Он подъехал к дому с тыла, наблюдая за полицией. Никого поблизости не было, дом выглядел тихим и зловещим. Когда он выехал на улицу и увидел фасад своего дома, его мрачно позабавило то, что целое крыло было уничтожено бомбардировкой. Очевидно, катастрофа произошла за эти дни, так как булыжник был аккуратно собран в кучу и разрушенная сторона здания огорожена.
Так гораздо лучше, подумал Пил. Без сомнения, дом пуст, нет никаких слуг. Он остановил машину, выскочил и быстро прошел к парадной двери. Теперь, приняв решение, он действовал быстро и решительно.
В доме никого не было. Пил прошел в библиотеку, взял чернила, бумагу и ручку, сел за стол. Красиво, с юридической аккуратностью написал завещание – он был хладнокровно уверен, что в суде найдется специалист по почеркам. Потом прошел к передней двери, выглянул на улицу, позвал двух проходящих рабочих и попросил засвидетельствовать его завещание, после чего с благодарностью заплатил им и проводил из дома. Запер за ними дверь.
Он мрачно постоял и вздохнул. Слишком много остается Сидре. Старый инстинкт собственника, понял он, ведет меня этим курсом. Я хочу сохранить свою фортуну даже после смерти. Я хочу сохранить свою честь и достоинство, несмотря на смерть. Казнь же произойдет быстро. Казнь – вот точное слово.
Пил подумал еще секунду – было слишком много путей для выбора, – затем кивнул и прошел на кухню. В бельевом шкафу он набрал полные руки простыней и полотенец, и законопатил ими окна и дверь. Затем, с запоздалой мыслью, взял большую картонную коробку и написал на ней крупными буквами: «ОПАСНО! ГАЗ!» Откупорив дверь, он положил ее на пол снаружи.
Снова плотно запечатав дверь, Пил прошел к плите, открыл дверцу духовки и включил газ. Газ зашипел, вонючий и холодный. Пил опустился на колени, сунул голову в духовку и стал глубоко дышать. Он знал, что пройдет немного времени, прежде чем он потеряет сознание. Он знал, что боли не будет.
Впервые за последние часы его оставило напряжение и он с благодарностью расслабился, ожидая смерти. Хотя он жил твердой, геометрически размеренной жизнью и шел прагматическими путями, теперь
