из меня личность, как вино из кувшина. Теперь во мне пустота.
— Шахпур?
— Однажды Изомаг исполнился ненависти, и она породила в его мозгу недуг, как черви заводятся в гнилом мясе. Болезнь ослабляла его, и он отбросил тень. Но тень оказалась слишком сильной и не исчезала сама. Ее нужно было бросить на кого-то. Изомаг выбрал меня. Я ношу в себе его гнусный недуг.
Снова заговорил Харка:
— Вот как он поступил с нами, а ведь мы мало чем провинились перед ним. Если будешь дерзок, откажешься исполнить его желание, он сочтет это преступлением. И даже я, пустой сидх, содрогаюсь при мысли о том, что он может сделать с тобой и твоим спутником.
— Что ж, тогда я не буду дерзить, — ответил Майкл. — Он получит, что хочет.
— Чего лишились люди и сидхи, когда расстались? — вопросил Кларкхэм сразу после ужина.
Бек и Тик собирали тарелки, а Мора принесла на подносе графин бренди и стаканы.
— Одни лишились магии, другие — чувства направления. Соедините их снова, — а это рано или поздно все равно произойдет, — выиграют и те, и другие. Только вот как их соединить, чтобы не было неприятностей? Кто способен понять и людей, и сидхов?
Кларкхэм поднял стакан и предложил Майклу сделать то же.
— Уж конечно, не Тонн, — этот дряхлый волшебник потерял контроль над вселенной собственного изготовления. И не Валтири. И не Таракс, закоснелый человеконенавистник. Только гибрид.
Вечернее смакование бренди, очевидно, стало для Кларкхэма ритуалом. Майкл глотнул приятного на вкус, но слишком крепкого напитка.
— Каким образом? — спросил он.
— Каким образом я собираюсь их объединить?
Майкл кивнул.
— Исподволь, мой друг. Очень осторожно. Что к чему нужно добавлять: воду к кислоте или кислоту к воде? Старая алхимическая проблема…
— Всегда льют кислоту в воду. — Майклу вспомнилась миссис Перри, учительница химии.
— Да. И сидхов можно отождествить с кислотой, а людей — с водой… Переносить сюда людей не имело смысла. Сидхи просто оттолкнули их, изолировали. Но если взять некоторое число сидхов и возвратить на Землю… Есть надежда на лучший результат.
— Мы и сами неплохо справляемся, — возразил Майкл, но усомнился в собственных словах еще до того, как они прозвучали. — Нам не нужны сидхи.
— Майкл, на Земле хаос. Никто не умеет заглядывать в чужие мысли, и от этого люди злобны и эгоистичны. Ваши чудеса грубы и опасны, в них нет внутренней поэзии. Вы ведете войны, неизвестные даже сидхам, — с болезнями, стихийными бедствиями, собственным безумием.
— И вы хотите управлять смешением рас?
Кларкхэм кивнул.
— Да. А вы что, можете назвать имя гибрида, более подходящего для этой цели? Более сведущего, искусного, более… опытного?
Майкл отрицательно покачал головой.
— Вы можете стать просто мудрым и добрым учителем.
Мора встала за спиной у Кларкхэма, положила ладони ему на плечи. Кларкхэм накрыл ее руку своей.
— Я эгоистичен, как все кругом.
Майкл покосился на Харку, который прогуливался вдоль края патио.
— Это дело непростое, — заметил Майкл. — Оно, наверно, принесет отчаяние, злость.
Рассеянные шелковым пологом вечерние лучи и тусклые бумажные фонарики заливали патио мягким светом. Кларкхэм наклонился вперед и положил руки на стол. Между его ладоней возник образ: Земля, вполне реальная и так хорошо знакомая Майклу.
— Достаточно всего лишь воплотить на ней Песнь… при содействии людей и сидхов во главе с подходящим предводителем, то есть со мной… и бедам придет конец. Мир снова станет раем, как в былые времена…
— Амхара, — прошептала Мора. Ее лицо приобрело теплый вишнево-коричневый оттенок.
Шар, возникший меж ладоней, устремился к Майклу, но Майкл не отшатнулся. Земля расширилась, заполнила все поле зрения, и Майкл уже как будто пролетал сквозь облака, над лазурными морями, широкими белыми пляжами, джунглями и зубчатыми вершинами гор. Чистый воздух был наполнен ликованием, ожиданием чего-то удивительного и радостного. Образ исчез, лопнул как мыльный пузырь, но впечатление осталось.
— Это юность, — пояснил Кларкхэм. — Мир вновь юн, свободен от греха, страха и ненависти.
— С вами во главе, — добавил Майкл. На сей раз он сделал то, от чего до сих пор воздерживался — попытался проникнуть в ауру Кларкхэма. Изомаг заблокировал все, кроме самого длинного, похожего на колючку, протуберанца. И Майкл почувствовал, как ужасна подлинная суть Кларкхэма, и понял…
«Воспользуйся этим».
Грязь, ненависть, почти столь же отвратительные, как в ауре Шахпура. Сколько раз Кларкхэм отбрасывал свою самую темную тень? И сколько раз внутренняя мерзость возрождалась? Он носил в себе что-то вроде злокачественной опухоли, от которой не мог избавиться полностью — она вырастала снова и снова.
«Шахпур — человек, а душа человека обычно не защищена, и отброшенные тени липнут к ней, как мухи к липучке, особенно в Царстве.
Когда Кларкхэм получит Песнь, он вселит в меня всю свою нечисть. Духовная экскреция. Как это предотвратить?
Почему я сужу о нем так резко? Разве во мне самом нет ничего темного и мерзкого?»
Кларкхэм никак не реагировал на прикосновения к его ауре.
— Да, я буду главой, — сказал он всего через несколько мгновений. — Или у вас есть другая кандидатура?
— Нет, — ответил Майкл.
— Тогда оставим пустые пререкания. Вы способны помочь воссозданию рая на Земле, объединению народов, разделенных в незапамятные времена. Давайте сотрудничать. Наши цели совпадают.
Кларкхэм сделал знак Море. Она сходила в дом за писчими принадлежностями, которые разложила перед Майклом.
— И чего-нибудь выпить, — попросил Кларкхэм.
Майкл взял два оставшихся листа и авторучку. На мелкозернистой поверхности бумаги перо оставляло толстые, гладкие линии.
Три круга: встанут из Аверна
Все духи странников несчастных,
Что в сумрачном его погибли Царстве…
Это была просто разминка. Майкл смотрел на белую бумагу и старался сосредоточиться. «Как отбрасывание тени, — подумал он. — Находишь внутри слова, придаешь им форму, выпускаешь наружу. И они должны быть безжалостны».
Бири опять принес кувшин, разлил по тяжелым глиняным стаканам прозрачный напиток кремового цвета.
Кларкхэм поднял стакан и провозгласил здравицу Майклу.
— Настоящее райское молоко, — добавил он.
«Три кольца вокруг сомкнутся…»
Напиток оказался кисловатый, резкий, с привкусом спирта, но все же довольно приятный.
— Это кумыс, — пояснил Бири. — Напиток императора Кублы.
Кумыс подействовал на Майкла почти немедленно. Он записал последние две строчки из фрагмента поэмы Колриджа.
