тем, чтобы Консуэло, моя единственная подруга, не смогла мне помочь, чтобы я обратилась за помощью только к нему, когда мне стало некуда пойти. Этот человек, мой муж, одновременно и плох и хорош, но он отлично знает цену деньгам и то, что на них можно купить все.
Вард смотрел на нее напряженным взглядом, играя желваками на скулах.
— Мне казалось, Натан выкупил мою долю в салуне, чтобы кто-нибудь другой не сделал эту глупость, потому что знал, как я поступлю, когда вернусь.
— Он наверняка знал, что ты его отблагодаришь?
Вард кивнул.
— Замечательно. Он получил что хотел, меня выставили на улицу, а ему это не стоило ни гроша.
— Да, замечательно, — повторил Вард. Черты его лица опять смягчились, а взгляд сделался непроницаемым.
Сирена наклонилась вперед, положив руку на колено.
— Неужели тебя не волнует то, что он сделал? Что Натан всех перехитрил и с помощью Перли отобрал у тебя то, что принадлежало тебе?
— И ты тоже принадлежала мне, Сирена?
— Какая разница! — воскликнула Сирена, сжав кулаки. — Мы сейчас говорим о Натане!
— Правильно. Вот тебе ответ на твой вопрос: нет. Нет, не волнует… Даже если ты сказала правду.
— Как же я сразу не догадалась?! — Сирена со стуком поставила бокал на стол и вскочила на ноги. Слезы подступили к ее глазам, и она отвернулась, чтобы Вард этого не заметил. Подхватив сумочку, она направилась к дверям.
Вард тут же поднялся следом. Сирена сделала шаг в сторону, но он уже стоял перед ней, его крепкие пальцы сомкнулись у нее на руке.
— Пусти меня, — прошипела она.
Он покачал головой, увидев ее покрасневшее лицо и слезы в глазах.
— Я же уже сказал, что не привык легко расставаться с тем, что мне принадлежит.
— Я не твоя!
— Правда?
— Я не желаю быть пешкой в твоих руках и в руках Натана, и я ею не стану! Ты уже ясно дал понять, что презираешь меня. Поэтому какая тебе разница, куда я иду и что делаю?
— Ты ошибаешься, — ответил он.
Сирена оттолкнула Варда, уперлась руками ему в грудь, не скрывая презрения во взгляде.
— Как ты смеешь так говорить, если тебе наплевать, что сделал со мной Натан?!
— Просто я могу его понять, когда речь идет о тебе. Я даже рад, что все так обернулось, потому что это значительно упрощает мою задачу.
В его словах чувствовалось огромное напряжение, а взгляд сделался таким мрачным, что Сирена замерла. Она слышала, как бешено колотится его сердце, его рука сжимала ей ладонь, словно тиски. Пальцы Сирены, касавшиеся его груди, казалось, вот-вот загорятся от нестерпимого жара. Она провела кончиком языка по губам.
— Вард…
Он отпустил ее так неожиданно, что она чуть не упала. Потом, повернувшись, Вард подошел к шкафчику и налил себе еще водки.
— Я не собираюсь набиваться к тебе силой, если ты этого боишься. Во всяком случае, я не стану прибегать к насилию.
— Что ты имеешь в виду?
— Шантаж.
Сирена глубоко вздохнула, собрав все самообладание, как когда-то — обрывки одежды.
— Может быть, — медленно проговорила она, — ты объяснишь это более доходчиво? — Конечно, если это необходимо. Хотя я почему-то не сомневался, что ты сама все поймешь.
Она уже стала догадываться. И все же это казалось настолько невероятным, что Сирена с трудом могла в это поверить.
— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
Осушив бокал, Вард сел на прежнее место и посмотрел ей в глаза.
— Четыре дня назад на дороге из Криппл-Крика в Бристлекон ты застрелила человека. У меня нет сомнений, что я единственный свидетель этого… преступления.
Отто, лежащий на дороге Отто… Залитая кровью грудь. Пожелтевшая, словно воск, кожа, заросшее щетиной лицо, огромное волосатое тело животного. Сирена поднесла руку к губам, потом опустила ее и сжала сумочку. Затем подняла полные боли глаза, встретившись взглядом с Вардом.
— Я этого и не отрицаю, — процедила сквозь зубы Сирена.
— Что из того? В этих местах повесили не так уж много женщин, совершивших убийство, но кое- кто из них все-таки угодил на виселицу.
— Я никого не убивала. Я застрелила насильника, защищаясь от него.
— Знаешь, Сирена, я не думаю, что Отто собирался тебя убить. Такая мысль вряд ли вообще приходила ему в голову.
— Ты прекрасно знаешь…
— Да, — перебил ее Вард, — я-то знаю, но вот знает ли об этом шериф и поверит ли тебе суд? Как ты думаешь, тебе можно верить, с учетом того, какую жизнь ты вела раньше?
Вард в вежливых выражениях напомнил Сирене обо всем, что было известно ей и без того. Ее прошлое положат на чашу весов, стоит ей заявить, что она защищала свою честь.
— Зачем ты мне все это говоришь?
— Ах, Сирена, какая же ты наивная! Я предлагаю тебе молчание в обмен на твое… общество, на то, что ты будешь уделять мне немного времени, будешь ко мне подобрее.
Она подняла голову.
— Ты хочешь сказать, если я буду… подобрее, ты не пойдешь к шерифу?
— Я же предупредил тебя, что это шантаж, — ответил он.
— Верно. А тебе не кажется, что шериф может что-нибудь заподозрить, узнав, что ты спрятал тело и так долго об этом молчал?
— Если ты имеешь в виду время, я боролся с чувствами к тебе, возникшими в результате наших прежних отношений, и, хотя это далось мне очень нелегко, даже притом, что ты предпочла мне богатство и брак, я их все-таки поборол. А тело… Так я вовсе и не прятал его. Я просто видел издалека, как ты совершила преступление. Ты, наверное, наняла какого-нибудь прохожего, чтобы он спрятал труп, хорошо заплатив ему за эту грязную работу. Если местность осмотреть хорошенько, тело обязательно найдется.
— Я могу заявить, что ты был моим сообщником.
— Для этого тебе придется признать свою вину. И даже если так, где доказательства? Ты можешь показать им, где находится старая шахта Дрэгон-Хоул, в которой я спрятал тело? Нет, я с этим делом никак не связан, только разве что как свидетель. Тебе не поможет, если ты втянешь меня в эту историю, чтобы испортить мне репутацию.
Вард держался самоуверенно, не сомневаясь, что держит Сирену мертвой хваткой. Она чувствовала, как ее охватывает безудержное желание исцарапать ему лицо, разорвать его на куски, стереть эту наглую улыбку с его губ. Из-за этого у нее даже закружилась голова. С огромным усилием она сдержалась и только проговорила сквозь зубы:
— Кто поверит такому картежнику, как ты? Мало ли что ты можешь напридумывать.
— Ты забываешь, я когда-то был юристом. Так что мне хорошо известен язык закона и методы судопроизводства.
Сирена повернулась на высоких каблуках, ощущая, как в душе у нее нарастает ярость. Почти ослепнув от душившей ее ненависти, она не сразу поняла, что идет к дверям спальни. Стремительно повернувшись, она направилась к теплой никелированной плите.
